Последняя слабость

      Старый "друг", как назвал его Кларенс, гонял бедного парня по этим старым тоннелям довольно долго, пока он не скрылся за металлической дверью, привалившись к ней спиной. Первый удар в дверь заставил Филиппа пошатнуться на дрожащих ногах, а на момент второго, дверь была заблокирована шкафом и парой коробок с каким-то хламом внутри. Что бы там ни было - оно не представляло никакого интереса. -Т-теперь ты не..доб-берешься до меня!- тяжело дыша, выкрикнул парень этому нечто, что сейчас билось в дверь, желая настичь свою цель. Каждый новый удар отдавался в голове так громко, на фоне гробовой тишины, что страх ни на секунду не отступал, заставляя сердце биться, как загнанного в клетку зверя. Что уж там, Филипп и так загнан в угол. В попытке успокоиться, Филипп осматривался, снова и снова ища любую лазейку, хоть что-то, что поможет отвлечь и сбежать. Но ничего, только шуточки Кевина, пропущенные мимо ушей, голые стены, бесполезные ящики.. Дрожащими руками, он нашел спичечный коробок и поджег фитиль висящей на столбе лампы. Блеклый, почти слабый огонек осветил часть комнатки, разгоняя царящую вечную тьму. Очередные попытки не увенчались успехом, а дверь все продолжала содрогаться от упорных ударов существа. В горле встал ком, который затруднял дыхание и препядствовал любым словам, мысли, будто спотыкаясь одна об другую, начали путаться в голове, а слезы сами собой навернулись на глазах. -Я больше не могу...- только и смог шепотом выдавить Лафрекс перед тем, как ноги предательски дрогнули и он, сползая вниз по стене, осел на пол. Прижав колени к груди, тот схватился за капюшон и натянул его лицо, впервые за долгое время беспомощно содрогаясь в беззвучных рыданиях, со временем, перетёкших в громкие всхлипы и неразборчивое бормотание. -О, да будет тебе, мартышка. Ну пытался этот чудик урвать от тебя кусочек, кто только не хотел полакомиться тобой за последнее время? Вставай и пошли дальше, я не хочу, чтобы моя жизнь закончилась так глупо. - отдаваясь в голове эхом, непринужденно произнес голос. Только это помогло мало, и без того дрожащее тельце лишь сильнее сжалось, а слезы не прекратились. -Серьезно, Филипп, прекращай. Это тебе в любом случае не поможет. Вставай. Слышишь? - голос Кевина стал более серьезным и раздраженным. -Давай, глупое ты создание, поднимись! Ты понимаешь насколько тупая ситуация выходит? Ты затащил нас так далеко, слушая эту девицу и решил сдаться сейчас? Поднимайся, никчемный кусок мяса! Конечно, подобная картина очень забавляла и радовала глаз, но исходя из знания того, что Филипп полностью сломался, Кевину только и оставалось, либо замолчать, перебирая неприятные мысли и такие же неудовлетворительные варианты дальнейших действий парнем, и принять смерть, как хочет тот, либо все же сделать что-то. Второе ни капли не обнадеживало, однако - это был единственный шанс спасти себя и эту потерянную душонку. Да и к тому же...ему хотелось помочь. Не сильно, но хотелось. Скорее всего это виновато такое долгое пребывание в этой голове. Именно в это хотелось верить. -Чтобы ты понимал, я тебя ненавижу.- безнадежно выдохнул Кевин, после часа молчания. Кто знал, что и часа парню не хватит, чтобы успокоиться? Вот Кевин не знал. На этот случай был запасной план. Было достаточно порыться в мозгах мартышки, чтобы понять, что делать в такой ситуации. Первое, что услышал Филипп, даже сквозь собственные всхлипы, это второе, чужое дыхание и то, что его владелец сел перед ним. Руки непроизвольно сильнее сжали капюшон в кулаках, да так, что побелели костяшки. Затем.. Затем то чего он никак не ждал. Его обняли. Поначалу, чужак был похож на одного из тех уродов, что вечно шли по пятам. От осознания этого, он сдавленно хмыкнул и задрожал сильнее, но все постепенно принимало человеческие очертания. Мужчина раздраженно вздохнул, когда понял, что и это не успокаивает парня до конца. Он все так же продолжал плакать и вдобавок дрожать, словно осиновый лист, зарываясь в собственную куртку. Зрелище было жалкое и гость подал голос. -Прекращай, мартышка. Ты же так хорошо держалась, что случилось? Помнишь про пирожок? Он все еще в силе, тебе только надо успокоиться. - Лафрекс попытался затихнуть, что вышло не очень. Это вызвало усмешку. -Не ожидал? Поверь, я тоже от себя такого не ждал. - Кевин продолжал прижимать к себе замершее тело и поглаживать его по спине. -Однако, сейчас ты такой жалкий, что мне стало тебя жаль. Филипп поднял голову, чуть ли не нос к носу, сталкиваясь со своим спутником во всем этом чертовом приключение. Это был темноволосый мужчина с серыми глазами, чуть поблескивающими от тусклого света лампы. Сейчас как никогда были видны синяки под глазами от бессонных скитаний, а текущие слезы смешивались с кровью из свежих ссадин, оставляя розоватые подтеки на щеках ученого. -Отчего же ты все плачешь? Давай попробуем тебя отвлечь. - с этими словами темноволосый наклонился ближе и провел языком по одному из алых солоноватых подтеков на щеке. Это немного отрезвило парня, заставляя того дернуться и отшатнуться в сторону. -Ч-что т-ты... -А теперь попробуем так. - Кевин довольно усмехнулся и взял Филиппа за подбородок. Последний испуганно схватился за чужую руку, потерянно бегая глазами вокруг. Сейчас его окружала полная, непроглядная тьма к которой нельзя привыкнуть, как он делал обычно. Почувствовав, что его капюшон сдернули, ученый дрогнул, испуганно плотнее прижимаясь к стене. -Ну, не бойся. Я все еще тут. Совсем рядом..- последнее он выдохнул прямо на ухо, после чего, слабо куснул кожу на бледной шее, чем вызвал то ли вздох возмущения, то ли вздох от приятного ощущения. Взяв лицо в обе руки, Кевин направил его в свою сторону, осматривая любопытным взглядом. Большими пальцами вытер слезы и еще раз лизнул ранку, но на этот раз, ту, что находилась под нижней губой. Филипп продолжал возмущаться недолго. Он пытался убрать от себя руки, от которых, на его удивление, шло ощутимо приятное тепло. Старался отдалиться от чужого лица, чье дыхание опаляло кожу таким же теплым дыханием. Это все казалось какой-то глупой уловкой или сном, но, в то же время, этого так не хватало. В конце концов, он сдался нежным, изучающим ласкам и слабости. Своей и чужой. Кевин представлялся ему монстром, которому было важно спасти только себя, застрявшего в голове Филиппа Лафрекса. Тогда кто перед ним? Этот самый Кевин сейчас оставлял поцелуи на лбу, щеках, кончике носа и в уголках приоткрытых губ, трепит и гладит волосы. В темноте каждое касание отзывалось особенно остро и приятно. Руки цеплялись за руки держащие лицо, за ткань расстегнутой куртки или покоились на плечах. Он лишь периодически вздрагивал от болезненно-приятных укусов, что оставляли на его шее и плече. Прикрыв глаза, парень облизнул сухие, обветренные губы, к которым позже прикоснулись чужие, делясь металлическим привкусом его собственной крови. Сколько точно все это продолжалось, Филипп не помнит. Однако он точно помнит, как засыпал в чужих объятиях, пусть даже это было игрой с его рецепторами, но это было. Он помнит, как проснулся, полностью отдохнувшим, от наигранного ворчания голоса в голове. И он не стал ничего говорить, кроме "Спасибо". Это было первое и последнее спасибо Кевину, так же как и это была первая и последняя слабость голоса.