Пустой трон

      Теперь трон действительно пуст.       Правитель, которого не должно было существовать, отправился в самое подходящее ему — несуществующее — царство, и всё, что теперь напоминает о нём, — это багровая драпировка, ещё багровее, чем когда они вступили в тронный зал.       Чёрно-красная кровь стекает вниз по тяжёлой ткани, по ступеням длинной, как дорога в небеса, лестницы, по грязному лицу Луффи, по насытившимся клинкам Зоро.       Луффи кажется мёртвым — так стеклянно смотрят на Зоро его белые бездвижные глаза, но когда Зоро окликает его, окликает и насмешливо, и гордо: «Эй, король», — тогда Луффи оживает. Он моргает, ловит языком вытекающую из носа каплю крови и вскидывает голову, и Зоро повторяет, как выдрессированный, жест за ним — облизывает горько-солёные губы и смотрит ввысь, на пустой, ничейный трон.       Луффи не поднимается по ступеням, ведущим к символу власти, он растягивает руки — из рваной резины брызжет грязно-красным — и с упругим хлопающим звуком отправляет себя в полёт.       Смешно бы было, думает Зоро, если бы новый король, не успев примерить корону, размозжил себе череп о трон — и Луффи действительно врезается башкой в спинку королевского седалища. Но гораздо смешнее то, что он не помирает, а всего лишь ойкает — и вскакивает, пошатываясь, на тонкие ноги, и нахлобучивает на голову отлетевшую к этим самым ногам шляпу, старую бледно-жёлтую соломенную шляпу — не золотую корону, — и машет Зоро пыльной рукой.       — Хей, Зоро, тут столько мечей! Хочешь посмотреть? — и, не дожидаясь ответа, пытается вытащить из пасти старинного камня первый попавшийся ржавый клинок.       Зоро плевать на мечи, он хочет смотреть на Луффи — на своего капитана, на своего короля, — он хочет продолжать смотреть на него так, снизу вверх и, может быть, даже упав на одно колено и отдав ему свои собственные катаны, свою жизнь, но Луффи это не нужно — не нужно ничего, кроме того, чтобы Зоро смотрел.       — Упс, — смеётся Луффи, случайно сломав клинок пополам, и, пожав плечами, отбрасывает обрубок меча с рукоятью за спину. — Старьё, Зоро, ничего интересного.       Он плюхается задницей на трон, впечатываясь потной спиной в чистый знак Мирового Правительства, знак мнимого, не существующего никогда равенства и единства, — и недовольно ёрзает.       — Отстой! — выносит он трагичный вердикт. — Холодно, твёрдо и неудобно.       Зоро поднимается выше, но останавливается в паре ступеней от трона. Взъерошенный чумазый Луффи, нелепо нахмуренный, нелепо болтающий ногой в изодранной шлёпке, нелепо развалился на троне — настолько же нелепо он тонул бы и в колючем стоге сена, и в неумело-мягких объятиях Зоро.       — Никто больше не узнает об этом, — догадывается Зоро, и Луффи подтверждающе кивает и вскакивает на ноги.       — Ага. Потому что этот трон сейчас исчезнет.       И он исчезает.       Исчезает на глазах Зоро с рассыпающимся грохотом камней стоном, и холодные стены зала обнимает тёплая дрожь, и ноги Зоро шатаются — трясутся вместе со ступенями под подошвами, и высокий потолок становится ещё выше. Зоро падает вниз вместе с осколками королевского трона и ржавой крошкой мечей, вместе с ведущей к ним лестницей, — падает вместе с рухнувшими оковами. А когда вновь поднимается и, помотав головой, смаргивает облепившие зрачки чёрные мушки, когда откашливается и отмахивается ладонью от поднятых клубов пыли, то видит перед собой того, кто мог бы поставить на колени весь мир — но всего лишь решил его спасти.       Луффи стоит на руинах лживого прошлого и улыбается широко, по-дурацки так, азартно и весело. Не власто-, не само-, а — свободолюбиво.       И это улыбка, которой Зоро готов — и будет — служить вечно.       Это — улыбка короля пиратов.