Не люби

Ухожу с этой проклятой площадки, стараясь не оборачиваться. Эта девчонка, Алиса, чем-то зацепила меня. Я не знаю чем, но есть в ней что-то такое, что заставило меня остановиться, а не пройти мимо, и помочь ей. Только вот зря я с ней познакомился. Она такая маленькая. Наивная. И беззащитная. Я не знаю, зачем ввязался в эту драку, зачем вступился за нее, но сделанного не изменить. Я это сделал. И сейчас с разбитой рожей иду домой. Незаслуженно пострадал из-за какой-то приезжей девчонки. Раньше такого не было. Я никогда ни за кого не вступался. Не такой я человек. Но Алиса потрясла меня тем, что мужественно вытерпела все удары этих ублюдков. Сначала эти продажные шкуры избили ее, потом главарь отморозков Морозов бил ее кулаком в живот, пока я не сказал то, чего он хотел. Она смогла удивить меня. И смогла дать повод восхищаться ею. Когда она касалась платком моего лица, вытирая кровь, я наблюдал за ней. Она чиста. Чиста, как маленький ребенок. У меня сестра такая же. Никакой корысти в ее действиях или глазах. Идти домой совсем нет желания, но я знаю, что иначе опять лишь поругаюсь с отцом из-за этого. Ему хочется видеть хорошего сына, который вскоре после него самого унаследует семейное дело, семейный бизнес, но мне это не интересно. Зачастую я прогуливаю школу, не интересуюсь отцовским бизнесом, не хожу на всякие встречи вместе с ним. Светская жизнь не для меня. Я хулиган. И мне плевать на желания отца. Когда мама еще жила с нами, я был более менее послушным и прилежным. Я ходил в школу, ни с кем не дрался, получал хорошие оценки и любил сидеть у отца в кабинете, пока он решает всякие проблемы с бумагами. Но потом она ушла, оставив меня и Веронику на попечение отца и нянек. Она выбрала другую жизнь. Более лучшую, чем эта. Я долго не понимал, чего же ей не хватало в жизни со мной, Вероникой и отцом. Понял тогда, когда сам это испытал. Ей не хватало свободы. После ее ухода ни одна нянька не могла справиться со мной. Я будто обезумел. Мне все перестало быть интересным. И я стал жить сам по себе, наплевав на все правила и требования отца. Я был тем, кем хотел быть, и начал делать то, чего хотел. Мне стало пофигу на запугивания и угрозы отца, потому что он все равно ничего не мог бы сделать мне. Я — его выродок. Родной сын как никак. — Вадим, это ты? — слышу голос младшей сестры, когда только переступил порог дома. Веронике всего шесть лет, а когда ушла мама, ей было два года. — Вадим! Девочка тут же запрыгнула на меня, и я крепко обнял ее, прижимая к себе. Она была моим лучом света во всей этой тьме, в которую я погряз. Она ничего обо мне не знает, видит во мне заботливого и любящего брата, но на самом деле я в полном дерьме. Захлебываюсь в нем. Тону. Но она об этом никогда не узнает. Она еще маленькая. Может быть потом как-нибудь… — Вадим, почему ты пришел так поздно? — тихо спросила меня сестра, положив голову мне на плечо. — Ты же знаешь, что я не ложусь спать без тебя! И почему у тебя болячки? Она аккуратно коснулась пальчиком моей ссадины на губе, а я скривился от боли, отдергивая лицо. — Малая, прости! — ответил я, улыбнувшись. — Пошли, ляжем спать. Я проигнорировал ее вопрос о моих ранах, потому что ей еще рано знать всего, что творится в этой чертовой жизни. Пусть она живет в своем розовом мирке. — Будем слушать музыку? — тут же оживилась девочка, спрыгивая с моих рук на пол. — Нет, — засмеялся я и беру ее за руку, направляясь к лестнице. — Я включу музыку, и ты ляжешь спать! Я просто побуду рядом с тобой какое-то время. — А как же ты? Ты не будешь спать со мной? — Нет, ты же уже большая девочка! — Твоему брату еще нужно серьезно поговорить со мной! Свет в помещении загорелся, ослепляя не привыкших к нему нас. От холодного тона мужчины, стоящего в нескольких шагах от нас в строгом деловом костюме, по моему телу пробежали мурашки, а Ника крепко сжала мою руку. Мы оба боимся его, но никогда не показываем своего страха. Этот мужчина умеет наводить страх, но лишь лает, а никогда не кусает! — Ты меня спросил, хочу ли я с тобой разговаривать? — в его тоне бросил я, и пошел с сестрой в ее комнату. — Ты не сможешь, вечность убегать от разговора! — послышался голос отца за моей спиной, от чего я резко крутанулся на месте, смотря в его холодные голубые глаза. — Я не убегаю от разговора с тобой! Я просто не хочу с тобой разговаривать! С этими словами я покрепче ухватился за руку сестры и повел в ее спальню. — Почему папа так не любит тебя? — спросила Вероника, опуская мою руку и подходя к зеркалу, чтобы привести себя в порядок перед сном. — Почему вы постоянно ругаетесь? — Все сложно, Ник! Все сложно… Я тяжело опустился на желтый пуфик, стоящий возле кровати моей сестры. Сколько помню, она никогда не любила розовый, поэтому потребовала у отца комнату желтого цвета. Сначала он не хотел уступать, пытался втолковать ей, что все девочки любят розовый и должны ухаживать за собой, на что Ника отвечала, что она не все и добилась своего. В отражении я вижу, как мелкая заплетает из своих длинных рыжеватых волос две косички. Она уже настолько привыкла к самостоятельности, что отказалась от всех нянек, которых нанимал для нас отец. Волосы нам с ней достались от матери, но все же мы с сестрой были разные. Ника больше похожа на отца. У нее такие же большие голубые глаза, прямой нос, высокие скулы, худоба. От мамы ей достались только пухлые губы. Она больше напоминала мне куклу. — Расскажи мне о маме! — вдруг попросила девочка, ложась в постель. Меня удивил ее вопрос, но я не подал виду. Видимо, у моей сестры тоже есть от меня секреты. Она скучает по маме и ей не хватает поддержки. Я достал свой телефон, включил любимую музыкальную группу сестры и лег рядом с ней, обнимая за хрупкое тельце. — Она безумно красивая, Ника. Свои губы ты унаследовала от нее, но все остальные черты лица на тебе отцовские. Она была заботливой матерью, но ушла от нас, потому что отец лишал ее свободы. Я помню, что она любила возиться с нами. Целовала меня в лоб перед сном, рассказывала сказки, пела песни… — Может, ты споешь мне что-нибудь из тех песен, которые она пела тебе? — перебила меня Ника. — Ты же знаешь, что я не умею петь! — возразил я. — Умеешь. Я помню, что три года назад ты состоял в какой-то группе, где был вокалистом. На самом деле отец всегда гордился тобой. Твоими достижениями в спорте, твоим голосом. Я не знаю, что сейчас происходит в твоей жизни, но я не слепая, Вадим! Ответить мне было нечего. Она права. Раньше мы не так собачились с отцом. Но это было лишь до тех пор, пока я не связался с бандой… Я выключил музыку, играющую на телефоне. И я запел. Запел одну из тех песен, которая так полюбилась мне в детстве. Голос немного хрипел от непривычки и сигарет, которые стали неотъемлемой частью меня, но я все равно тихо пел. Вероника слушала меня, затаив дыхание, но в итоге сон сморил ее, и она уснула, прижавшись ко мне своим маленьким телом. Прекратив петь, я взял большого мишку, которого сам когда-то ей подарил, аккуратно встал с кровати и положил на свое место медведя. Сестра недовольно зашевелилась, что-то пробормотала, но все-таки не проснулась. Я вышел из комнаты, тихо прикрыв дверь, и пошел к себе в спальню. Безумно уставший, я лишь хотел упасть на кровать и уснуть крепким сном, но на моей кровати меня ждал отец. — Мы так и не поговорили, — заметил он, поднимаясь с моей кровати. — Нам не о чем разговаривать! — бросил я, взял полотенце в руки и пошел в душ. Отец направился следом за мной. — Мне надоело терпеть твое отвратительное поведение! — угрожающе говорит он, наблюдая за тем, как я медленно снимаю с себя одежду и залажу в душ. — Ты уходишь из дома, когда хочешь, приходишь в любое время, куришь, даже не стесняясь, а сегодня еще и избитый пришел! Я включил воду, настроив на прохладную волну, и нехотя слушал отца. Отвечать что-либо на его слова не стал, поэтому он продолжил дальше. Неужели он сам не понимает, что разговаривает со стенкой? — Скоро начнется школа, одиннадцатый класс, и тебе, черт возьми, сдавать экзамены! Чем ты думаешь вообще? О чем думаешь? — Бать, тебя вообще не касаются мои дела! Я же в твои не лезу! — не выдержал я, смывая мыло с тела. — Ты мой сын! — повысил на меня он голос. — Дальше что? — Я — уважаемый человек в этом городе. Ты просто позоришь мое и свое имя! — Мне плевать! Я вышел из душевой кабины, обтерся полотенцем и нацепил сменные чистые вещи. Отец стоял на проходе, и вид у него был тот еще. Такой грозный взгляд, руки скрещены на груди, челюсть напряжена. Он думает, меня это напугает или что? — Ты заставляешь меня начинать крайние меры, — предупредил он холодно. — И что? Что ты сделаешь? Сдашь меня куда-нибудь? Или, может быть, грохнешь? От последней фразы отец вздрогнул, явно вспоминая ту ужасную ночь, когда он очень сильно облажался. Его могли бы посадить на несколько десятков лет за изнасилование и убийство, а потом еще и сокрытие трупа, но хорошая взятка помогла ему избежать срока. Он серьезно струсил тогда и даже понятия не имел, что я все видел. Но сейчас правда всплыла. Он знает, что я все знаю и все видел. Если я сейчас пойду в ментовку и подниму то дело, то отцу не поздоровится. Но я этого не сделаю. Но не из-за отца. Мне его совсем не жалко, и я считаю, что он заслуживает гнить на зоне. Я делаю это ради младшей сестры. Ради Вероники. — Вадим, пожалуйста, не выводи меня из себя… — Да пошел ты! Я толкнул его плечом и вылетел из ванной, хватая по дороге кожанку и ключи от мотоцикла. Выбежал из дома, вывез из гаража свои мотоцикл и рванул на самый грязный район этого городишка. Мой отец только строил из себя ангела, на самом деле на нем столько грехов, что он никогда не отмоется. Его место в Аду, а не рядом со мной и Вероникой. Он говорит, что я позорю его имя, но он его сам запятнал всего несколько лет назад, когда пришел домой пьяный с какого-то корпоратива и начал домогаться нашей няньки. Она не хотела ему давать, но в итоге он изнасиловал ее, а после, в самом разгаре интима, задушил. Труп он спрятал, но девушку искали и нашли. Все улики показывали на отца, но он откупился. После этого он перестал быть отцом для меня. Вот вижу знакомое темное заброшенное здание, где обычно мы все и собираемся. Сюда мало кто заходит, потому что все боятся каких-то призраков, которых тут и в помине не было. Просто люди любят выдумывать сказки. Прямо возле входа тусуются несколько ребят, которые уже явно успели покурить какую-нибудь травку или дурь. Они под кайфом. — Оо, Вадим! Братан, давай, подваливай! Там как раз несколько косячков для тебя осталось! Я снял шлем, слез с байка и оставил его стоять прямо возле входа. Подойдя к ребятам, я пожал руки пацанам, кивнул обгашенным курицам и пошел в само здание, в самую гущу событий. — Зимин! — радостно всплеснул руками главарь этой банды, приятельски обнимая меня. — А мы уж думали, что сегодня не увидим тебя! — Да я там, в передрягу попал, ничего страшного! — ухмыльнулся я, смотря на три заманчивые белые дорожки. — А что-нибудь получше косяков имеется? Глаза Ромы блеснули в темноте, и я отчетливо вижу, как его рука потянулась к карману куртки. Медленно он вытащил шприц и как-то странно посмотрел на меня. — Ты никогда раньше даже не думал о таком, — тихо сказал он, будто хотел отговорить меня, но мои глаза не отрывались от этого шприца. — Время идет. Все мы растем и развиваемся… — я усмехнулся и потянулся рукой к дозе, но Рома спрятал ее обратно в куртку. — Я не знаю, что у тебя сегодня такого случилось, и из-за чего ты с кем-то почесался яйцами, но садить на иглу я тебя не буду. Ты хороший пацан, поэтому расслабляйся лучше феном или косяками. Любая дурь, но не игла. Я хмыкнул, но не стал спорить. Если Рома сказал, то он сделает и от своего слова не отступится. Упал на старый пыльный диван и ко мне сразу подошла одна из местных шлюх. Вообще она из приличной семьи, отличница, но здесь она другая. Она перепробовала многие виды наркотиков, она переспала с каждым из нашей компании, включая меня и Рому, она взяла от жизни все, что только можно, поэтому ей просто стало скучно жить. Я не представляю, как можно перепробовать за семнадцать лет все, что только можно и устать от жизни. Это просто какой-то бред. Но нет, живое доказательство этого сейчас сидит у меня на коленях и нежно ласкает мою шею мягкими поцелуями. — Подожди секундочку, милая! — улыбнулся я ей, коротко поцеловав в пухлые губки. Она слезла с моих колен, я приблизился к столику с косяков и втянул в себя все три дорожки. После этого уже началось мое веселье. И милая Полина помогла мне полностью расслабиться после этого трудного дня, который принес мне только одни неприятности. Все было как всегда. Это и была моя привычная жизнь, после ухода мамы из моей жизни. Я был плохим мальчиком, жил среди наркотиков, убийств и всего прочего, но зато на мне не висело никаких обязанностей. Я погряз в такой грязной жизни по самые уши, но даже не пытался выбраться. Зачем? Для кого? Ради сестренки? Она еще маленькая, а, когда вырастет, все уже тысячу раз изменится. — Может уединимся где-нибудь? — предлагает мне Полина, проводя длинным ноготком по моей груди, торсу и прямо к брюкам. — Тебя устроит секс в подвале, рядом с грудой мусора и крысами? — ухмыльнулся я, играя бровями. — Ох, Вадим, мне плевать где, как! Если хочешь, то можешь взять меня прямо здесь, на глазах у всей банды и Ромы… Видите? А ведь на людях это самый огромный пример для подражания. Узнай о ней то, что знаю я, люди бы просто не поверили. Это же два абсолютно разных человека. Но факт остается фактом. Полина, которую знаю я, — это конченая наркоманка, дающая всем подряд и так еще сучка. А Полина, которую знают ее родители и друзья, — скромная отличница в школе, которая приносит медали не только за свои мозги, но и спортивные достижения. Я начал покрывать ее шею и грудь поцелуями, но Полина остановила меня. — Я еще слишком трезвая, чтобы быть хорошей! Пошлая ухмылка появилась на моем лице, когда я увидел, как Поля опустошает рюмку за рюмкой алкоголя. — А вот теперь я, пожалуй, готова! Она села ко мне на колени, и мы продолжили начатое, постепенно перейдя в тот подвал, о котором я совсем недавно говорил ей.