bring me back

Снаружи темно и идёт дождь, а у неё всё никак не получается избавиться от чувства беспокойства. До этого двухдневного блуждания по лесу плохая погода никогда ещё так её не волновала. «Смешно, — подумала она, — как всего лишь маленькие капли на стекле могут вырвать меня из глубокого сна» Она чувствует, что тело покрылось испариной ещё до того, как дождь её разбудил. А как же ещё: одно дело видеть его лицо один единственный раз в жизни, но сны о нём по ночам — совершенно другое. В любом случае, она не бежала от мыслей о нём, но сновидения с каждым разом становились хуже и хуже, ощущались гораздо более реалистичными, чем настоящая жизнь. С каждым разом он ранил её новыми изощрёнными способами. Вот она. Сидит на кровати и плачет. Ветер и дождь давили на неё так, что она чувствовала, будто стены в комнате начали сжиматься. Она не могла ничего увидеть, не могла сделать ни единого вдоха. Нельзя сказать, что она была напугана. Возможно, совсем чуть-чуть. Но кто бы не был, если бы на него совершили нападение, а сам он после чуть было не умер? Нет, она смирилась с этим. По крайней мере, старалась изо всех сил. Тьма практически полностью окружила её, когда она поняла, что ей нужно сделать. В те самые моменты, когда становилось слишком тяжело, а продолжать справляться со всем казалось невозможным, всегда оставался один человек, на которого она могла рассчитывать. Она знала: он бросит всё, чем занят, и придёт успокоить её. Стайлз. Кто ещё это мог быть? Всё началось сразу после того, как она наконец смогла вернуться в школу. Внешне она выглядела так же, как и всегда, будто никакого нападения и не было вовсе. Однако почему-то он точно знал, что она была очень далеко от нормального состояния. — Поговори со мной об этом, — сказал он. Он понимал, когда она чувствовала себя обеспокоенно или взволнованно. Сначала она посчитала его ненормальным, раз он наизусть знал каждую её эмоцию, но за последние пару недель она научилась быть готовой к любым неожиданностям. Теперь он уже ничем не мог её удивить. К примеру, когда она узнала, что он был единственным человеком, кроме её матери, который после нападения сутки напролёт проводил с ней в больнице. Ей казалось, будто несколько раз она даже видела из окошка своей палаты его, обдолбанного какими-то успокоительными. Сначала она находила происходящее каким-то странным сном, пока однажды не услышала, как он вошёл в её палату и сел на табуретку рядом с койкой. Любопытство взяло верх, поэтому она продолжила притворяться спящей, дабы увидеть, как он будет себя вести. Она никогда и не думала, что он может коснуться её ладони так аккуратно, так невесомо, будто боится сломать её. Ей чудилось, словно рука сама парит в воздухе. Он аккуратно придвинул её руку ближе к себе, а затем откашлялся и произнёс: — Лидия, — его голос звучал устало и сломлено, — как бы я хотел сделать хоть что-нибудь, лишь бы забрать всю твою боль или хотя бы облегчить твои страдания. Ты не заслужила всего этого, — он аккуратно играл с её пальчиками, собираясь с силами, чтобы продолжить, — а ещё по поводу того, что я сказал на танцах, — он перешёл на шёпот, — я знаю, что ты никогда не посмотришь на меня так же, как я на тебя, или как ты смотришь на Джексона. Но жизни без тебя я бы предпочёл, чтобы ты продолжила усложнять моё существование. Я могу быть тем, кем ты хочешь меня видеть, и я обещаю, что всегда буду защищать тебя, чего бы мне это ни стоило. Он сжал её ладонь и поднялся, чтобы уйти. Так что, возможно, она поняла одну вещь: кто-то искренне заботился о ней без скрытого мотива. Возможно, она поняла, что Стайлз должен присутствовать в её жизни, чтобы помочь ей не терять связь с реальностью, чтобы пустить свет в её существование, чтобы вывести её из бесконечной тьмы. В конце первого школьного дня после нападения она спешила домой, полностью игнорируя обеспокоенные взгляды Эллисон. И, конечно же, Стайлза тоже, о чём её мозг уже успел ей напомнить. Куда бы ни пошла, она всё равно видела, что он смотрит на неё с большим беспокойством. На обеде он загнал её в угол и попросил поговорить с ним. Она была слишком шокирована, чтобы ответить, поэтому всё, что она могла сделать — это оттолкнуть его в сторону. Насмешливо усмехнувшись, как будто сама мысль о том, словно она не в порядке, была чем-то невероятным. Но сейчас, несколько часов спустя, когда она сидела вся вспотевшая на кровати, а её сердце билось быстро в симфонии с рёвом ветра и шумом ливня за окном, она, хоть и не могла поверить, но понимала, что, возможно, Стайлз знал её немного лучше, чем она знала себя сама. Она переживала очень долго и очень глубоко, и он знал об этом. «Он просто пытался помочь», — твердил внутренний голос. Она чувствовала, как её напускная сила духа исчезает, и Лидия была уверена, что у неё вот-вот начнётся паническая атака. Она преодолела расстояние до своего телефона в считанные секунды. — Привет… Лидия? — он ответил после первого гудка. — Что-то не так? Ты где? Ты в порядке? — на одном дыхании он начал задавать вопросы один за другим. — Ты снова голая ходишь по лесу? А куда ты засунула свой телефон, если ты без одеж… Так, неважно, забудь. За окном ливень, тебе нельзя находиться на улице, если у тебя совсем нет… — Боже мой, нет, я в порядке, Стайлз, — выдохнула она, прерывая его истерический поток слов. Его беспокойство ощущалось по телефону, и она почувствовала, как его сердце начало биться чуть медленнее, — я дома, — она сделала паузу, набираясь мужества, чтобы попросить его помочь ей, — я просто… Я… Ты мог бы… Ты мог бы просто… — О боже мой, ты в порядке? Хочешь, я приеду? — она услышала, как в трубке послышались его шаги. — Чёрт побери, где, мать их, мои… Чёрт, вот они. Я прямо сейчас выхожу, я уже в пути, дай мне минут десять! — Нет! — запротестовала она. Он не должен был видеть её в таком состоянии. Она была готова сделать всё что угодно, чтобы исчезнуть в стене или провалиться под землю. — Нет, Стайлз, погода реально отвратительная, сейчас очень опасно вести машину, — она вздрогнула, потому что не привыкла просить кого-либо об одолжениях. Как её мать всегда говорила ей, это — признак слабости. Поэтому она тут же начала пытаться подобрать слова, чтобы сказать ему, что она набрала неправильный номер или ей всего лишь нужно списать его домашку по какому-нибудь их общему школьному предмету. Она точно знала: он не осудит её за то, что она разбудила и взбудоражила его глубокой ночью только ради звонка по какой-то ерунде. Чёрт, она понимала, что он вообще не будет осуждать её, что бы она ни натворила. — Мне просто нужно было поговорить с кем-нибудь, — прошептала она. Он говорил, что сделает всё возможное, дабы защитить её, и это было чистой правда. Он слишком сильно заботился о ней, чтобы позволить ей страдать в одиночестве. Она не могла даже на малейшую секунду представить, как сильно он заботится о ней, но точно знала, что сейчас может попытаться сделать это. Она затаила дыхание, слушая завывающий ветер и шум дождя за окном. Она услышала, как на другом конце города дверь закрылась, шаги стихли, и даже несмотря на то, какая буря разразилась за окном, она почувствовала, как биение её сердце приходит в норму. Она услышала, как лязгнули ключи при падении на какую-то металлическую поверхность — скорее всего, на стол. Она услышала его шаги, когда он подошёл, как она догадалась по звукам, к двери в свою комнату. Она услышала, как заскрипели пружины на его кровати, когда он на неё сел. Она услышала, как что-то зашуршало — скорее всего, это Стайлз откинулся назад и лёг головой на подушку. Она услышала, как он прочистил горло, очевидно напоминая себе о словах, которые произнёс в больнице в её палате; она знала, что он поможет ей справиться с этим, вернув её в реальность. Но важнее всего то, что она услышала, как он сказал: — Хорошо.