***
Наверное, все началось с того момента, когда Дженнифер знакомилась со съемочной группой. Сначала за просмотром видео, личное знакомство отложено на позже. Так проще, когда ты интроверт. Злая Королева, мэр города, Реджина Миллс. Лана Паррия повернулась, концентрируя взгляд на камере, и с экрана на Дженнифер посмотрели сразу все трое. Одна женщина, с которой ей предстоит отснять кадр за кадром. Один взгляд, одна фраза, и Джен застыла, как кролик перед удавом, не в силах отвернуться. Пауза, перемотать. «Простите, я опоздала». Одна женщина. Столько лет. Лана вовсе не Реджина Миллс и уж точно никакая не Злая Королева. Может, и есть пару схожих мелочей, но это скорее совпадение. Из совпадений у Ланы есть качество заполнять собой сразу все пространство. Это тон ее голоса, что-то мягкое, но сильное есть в нем. Дело в этом, видимо в этом. Может, еще во взгляде. В манере двигаться? Пластика? Это что-то природное, наверное. Она заполняет собой всю комнату, приковывая внимание присутствующих. Лана вторгается в личное пространство и делает это так естественно, как будто бы они все уже давно дружат. Джен только неделю назад смотрела то видео. Они вычитывают сценарий, и голос мэра уводит ее в другую реальность. Съемки, кадры переключаются. А за объективом камеры мэр меняет свой тон, и теплая улыбка так непривычна после всех этих «Мисс Свон». Ну, не забавно ли? Хорошая актриса. Но Джен тоже не промах: играет сразу на два фронта. Прямой, левый, правый. Может, этот эффект начался как раз из-за самого сценария? Из-за ее игры. «Вы биологическая мать Генри?» Оценивающий взгляд: с ног до головы, останавливающийся там, где не положено. Просто раздевающий! Красная куртка падает на землю, следом летит рубашка. Что за дела! Такого не было прописано, точно не было. От такого взгляда Джен хочется прерваться, рассмеяться, надеть воображаемо скинутые вещи обратно, прикрывая голое тело. Стоп! Это что, так и было в сценарии? Дайте мне в этом убедиться! Но камера продолжает делать свое дело, пока они пялятся друг на друга. Реакцию тела не прописать в сценарии. Только не такую. «Здрасьте!» Глупая улыбка расплывается по лицу, как будто Джен пятнадцать, а не тридцать два. Как будто она школьница, по уши втюрившаяся в свою учительницу, прячет свою влюбленность в потеющих ладошках и подрагивающем голосе. У них разница-то всего два года. Здрасьте, приехали!***
— Передохнула? Готова? Джен оттягивает неприятно прилипающие шорты и надевает перчатки обратно. — Давай, я готова. Лететь на следующей неделе. Шасси отрываются от земли, Дженнифер закрывает глаза.***
Лана всегда зовет ее полным именем. Для всех она ДжейМо или Джен. Но только не для нее. От этого эффект Ланы не смягчается ни на йоту. «Мисс Свон» меняется только на полное имя. Черта, которую Лана не пересекает, в отличии от личного пространства других людей. Приобнять, поцеловать в щеку — какие проблемы? С другими актерами — пожалуйста. Если ты интровертка, привыкшая обниматься только со своей собакой, то такой контакт неприемлем. Джен непроизвольно отшагивает каждый раз, когда Лана приближается. Это танец, вечный танец. Джен не умеет танцевать. Боксерский ринг — единственное место, где ей удается ловко увиливать. Но здесь этот номер не прокатывает. Она пропускает удар каждый раз, когда Лана к ней обращается. Как хорошо, что все это можно скрыть за камерой. Но когда съемка окончена, и шериф кладет значок на стол, танец продолжается. — Все в порядке, Дженнифер? — интересуется Лана при очередном отступлении. — Да, — пожимает плечами Джен в ответ. И эта глупая улыбка, растягивающая ее лицо, никуда не девается. Эффект Ланы.***
Самолет мчит ее в Ванкувер, проматывая под собой другие города, точками отмеченными на экране. Всего пара часов до проверки: отпустило или нет? Пара часов — это нескончаемо долго, когда ты один на один со своими воспоминаниями, а рядом — никого близкого. Даже Стива. Сестра бы не поняла. Может, оно и к лучшему, что лететь приходится одной.***
После ошеломительного успеха пилотной серии Джен все никак не верилось, что она, наконец, нашла свою роль: громкую, кричащую, как и красная куртка ее героини, но главное — такую подходящую. Рейтинг проломил крышу, от ощущения радости хотелось делать то, что она не умела — пританцовывать вприпрыжку. Чувство триумфа смазалось звонком сестры на следующий день. Джен радостно подняла трубку, готовясь принимать поздравления. Видела ли мама, как она сыграла? Да, мама, разумеется, видела. Они все семьей смотрели первый эпизод, потому сестра и звонит. Джен стоит в своем вагончике, глядя в маленькое окошко, а из трубки на нее выливается возмущение-недоразумение-вопросы с восклицательными знаками. Как будто это она писала сценарий, продумывала персонажа, подбирала одежду, прописывала мимику. Как будто в этом есть хоть капля ее вины. «Что они там затеяли в этом сериале? У этих двух женщин что, будут отношения?» Джен оправдывалась, как могла. Она не виновата, это не она! Это не я! Это же семейное шоу. Пусть потерпят немного, и все станет ясно. Успокой маму. Что за стереотипы? Откуда такие нелепые догадки? Ну да, может Эмма Свон и не такая женственная, как ее напарница по игре, но это же ничего не значит! Глупо! Сестра повесила трубку. Успокоить маму не обещала. Женственность. Эффект Ланы включает в себя и это тоже: естественная непринужденная женственность, которую не скрыть за строгими костюмами мэра. Она прорывается у нее просто так: на каждом легком повороте головой, за каждым жестом. Она просто сидит, а уже вся такая женственная. И почему только это так притягивает? Потому что она этого не стесняется: включает на всю катушку, наслаждаясь собой. Она не делает никаких усилий для этого. Усилия делают только те, кто всю жизнь в себе это прятал, утрамбовывал, потому что когда-то это казалось совсем неподходящим, неестественным: пряча грудь за сутулостью, стесняясь самой себя. Лане не надо прилагать усилий, чтобы быть собой. Пфф, подумаешь, женственность. Джен тоже может быть женственной. Она же модель уже с одиннадцати лет. Она столько раз это демонстрировала, фотосессии заказывала. Да, от каблуков пришлось отказаться, когда она вывихнула лодыжку в очередной раз. Пропустила пару тренировок. Стив смеялся еще долго, припоминая тот случай. Но все остальное у нее ведь неплохо получается? Женственность — это же просто игра, еще одна. И она доказала это, эффектно отыграв в первом эпизоде в платье, в котором и сесть было невозможно, не засветив нижнего белья. Позже в гримерке, стоя перед зеркалом и скидывая туфли, она поймала на себе тот взгляд. А ведь фразу с биологической матерью они еще не снимали. Джен всегда играла на два фронта. Актриса поневоле. Платья от громких дизайнеров. Час на макияж. Это тоже не проблема, если на ринге она может и полтора простоять. Правда, лайки в ее твиттере показывали, что больше всего она нравится всем в костюмах и галстуках. Ей самой так больше нравилось, если признаться честно. Костюм Эммы Свон сидел на ней потрясающе комфортно. Да, это ее роль. Сомнения отпали со временем. Но как только мама могла подумать, что она будет играть такую женщину? Нет, для такого она еще не готова. Еще не сейчас. Вот сначала завоюет всю славу мира, закончит курсы сценариста, следом режиссерские, отснимет свой фильм, спродюсирует еще парочку, выступит с речью на очередном феминистском событии, даст крутое интервью, отожмется еще сто раз, закончит этот бой, докажет всему миру, что она достаточна хороша для того, чтобы быть собой. Вот тогда да, тогда она, может, и решится. Но сейчас она не готова. Ну, может и не сыграет. Пропишет в сценарии своего будущего фильма, если осмелится. Но не сейчас. Пусть мама уже успокоится. Как она могла так только подумать? Они ведь не специально. Джен перематывает отснятые кадры, отлавливая каждый подозрительный взгляд или жест. Это слова, дело в них. Подтекст. «Я умею читать между строк». Кажется, не одна Эмма Свон может это делать. Не могли же ее так одурачить? Она ведь специально указывала, что не играет таких героинь. Подождите, я еще не отжалась столько, сколько надо. Эдвард и Адам клялись, что ничего такого не задумывали. Джен пересматривает первый эпизод, нервно грызя ногти. Черт! Она же только хотела отрастить их хотя бы на два миллиметра. Слова Джинни, предназначенные для утешения, сделали только хуже. А ведь та ей сразу понравилась. Зачем она так с ней? «Классно! Хорошо отыграли!» — звучит убеждающе на фоне ее улыбки, и Джен жалеет, что Мэри Маргарет является ее матерью только на экране. «Потрясающая химия у вас! Такая естественная!» Да уж, с мамой лучше поговорить лично. А вообще-то, к черту маму. Ей же тридцать два уже! Не маленькая. Мало ли, что ей показалось! Но через несколько месяцев стало ясно, что «естественную химию» видит еще полстраны. Королева и Спасительница, две матери одного ребенка, мэр и шериф, Реджина и Эмма. СвонКвин как личное проклятье, от которого противоядия нет. Она узнала это случайно, когда ее отметили в каком-то твитте. Запрос по этому слову в полном объеме и во всей красе показал ей то, о чем она боялась даже и мечтать. Хотя соблазн был велик порой. Эффект Ланы. Студию завалили письмами: недовольные и злые с одного лагеря, с другого — умоляющие, с просьбой о надежде. Стало ясно одно — то, что они наделали, специально или нет, уже не спрятать за двусмысленными фразочками. Сценаристы ушли думать. Актеры обсуждали по-своему: кто-то с опаской потерять хорошую роль, кто-то интереса ради. Лана заявила прямо: — Я поддерживаю лгбт-комьюнити. Джен чуть не подавилась утренним кофе. Как пропустить удар под дых. А ведь реакция у нее отличная, наработанная столькими тренировками. Зачем она это сказала? Для кого? Рот открылся, почти как у Эммы Свон. Недоумение сменилось злостью. Конечно, поддерживает она! Хорошо вот так вот заявлять, когда ты сама там, с другой стороны, а не тут, прячешься годами, стараешься не проколоться, не упустить свой шанс за место под солнцем. Хорошо вот так вот просто говорить, что ты кого-то там поддерживаешь. Ты же через это не проходила, откуда тебе знать вообще? Ну спасибо, так гораздо легче от твоей поддержки. Гетеросексуальная женщина заявляет, что «поддерживает». Знала бы она, что это вообще значит! Знала бы! Стоит тут и смотрит прямо ей в глаза. Джен цедит кофе, обжигая губы. Но обида жжет сильнее. Ей страшно вставить и слово. Потому что если она скажет «нет», то предаст себя еще раз. А если скажет «да», то все сразу догадаются. В такие моменты она научилась молчать. Это вам не боксерский поединок, это вам не речь для феминисток. Она разговаривала с продюсерами отдельно, выливая им все, что высказала бы своей маме. Но ведь у нее романтическая линия, и даже несколько! Чего она еще хочет? Они же не могут заставить Лану играть иначе? Адам пообещал ей больше, во втором сезоне. Надо подождать. Джен делала это годами, потерпит и еще немного. Позже, отжимаясь в вагончике, выдавливая обиду до капли, она смеялась над самой собой. Конечно же, Лана ничего такого не имела в виду. А Джен уже показалось, что ее поймали на ровном месте. Смешно! Но она хорошая актриса. Актерское мастерство — ее работа. Хобби с детства. Сестра застукала ее вместе с другой девушкой. Мама устроила ей такое, что запомнилось надолго. Хорошая реакция прятать взгляд и другие реакции тела началась с этого момента. Спорт заменил невозможность выразить желание. Джен знала толк в сублимации. Тоска нашла выход через курсы актерского мастерства уже в университете, позже она нашла себя в театральной игре. Сублимация всюду. Еще пять раз отжаться. Стук в дверь. Лана приветливо улыбается. Со стаканом кофе в руках. Это для нее? — Зачем? — топчется Джен на пороге, не зная, нужно ли ради такого пропускать ее внутрь. — Мне показалось, что я тебя чем-то обидела сегодня утром. Извини, если так. Я не хотела. Еще одна улыбка. Это тоже включено в эффект Ланы. Простое человеческое обаяние. Оно лучится через нее: улыбка, взгляд, наклон головы. Смех. Она постоянно смеется. На пару с Робертом, как два сапога пара, они вечно шутят. Даже если глупость, или наоборот — если все серьезно и шутить ну совсем нельзя. Плевать. Шутят и сами смеются. Джен бежит с пробежки мимо них, те сидят на лавочке, курят первую утреннюю, пьют что-то. И уже смеются. Лана машет ей рукой. Джен улыбается сквозь сбитое дыхание, выше поднимая ноги. Сублимация. Вот чего они там с утра такие довольные и веселые? Джен не удивилась бы, если бы узнала, что в стаканах у них коньяк вместо кофе. Нет, на съемках, разумеется, пить запрещено, но в свободное время можно делать что хочется. Но Джен не до алкоголя и не до сигарет. Хватило одной вечеринки, чтобы ее фотографии с сигаретой во рту навсегда остались в истории гугла. Ладно бы еще только сигарета, но этот ее пьяный счастливый вид! Она там обнимается с другой девушкой. Как стереть эти фотографии? Как-то папа признался ей, что у нее есть дядя, про которого она ничего никогда не слышала. Он пьяница. Алкоголик. Семья вычеркнула его из общей биографии. Папа боится, что гены могут передать ей плохую наследственность. Он научил ее играть на пианино, познакомил с нотной грамотой и сольфеджио. Вычеркнут ли они и ее, когда узнают, что гены могут передать не только тягу к спиртному? Уберет ли папа их общую фотографию с пианино, если мама не выдержит и расскажет ему ту правду, которую он еще не знает?***
Съемки продолжаются. Кадры, объединяющие мэра и шерифа, заметно урезали, и если лагерь воинствующих за семейные ценности поутих, то с другого лагеря давление усилилось. Это пройдет, утешала себя Джен. Все изменится: они поймут, что ошиблись, что им показалось. Она сама себя так уговаривала, когда шла под венец с Джесси. Она исправится, это просто вопрос времени. Привыкнет. Эти фотографии тоже в истории поисковиков. Как лишнее доказательство. Они разошлись через три года. Он не смог терпеть вранья. А что в этом такого? Она терпит всю жизнь. Джен не злилась на него, у нее не было права, как она считала. Но не все оказались такими выносливыми, как она. Люди продолжали писать, посты множились, картинки рисовались. Один только малюсенький эпизод вызывал такую лавину, что Джен могла только удивляться профессиональности и качеству материала. Как настоящие! Они целуются, как настоящие. Нет, не они! Эмма и Реджина целуются, а не они. Конечно же, не они. А тот эпизод, когда Реджина подошла к Эмме так близко, что можно было почувствовать запах мяты, прячущей остатки табака, так это не считается. Эмма открыла рот, Джен сделала шаг назад, по привычке. Танец. Но им не позволено целоваться. Эмма Свон целуется только с мужчинами, как и Реджина Миллс. Да что там говорить: они делят одного из них на двоих прямо в одной серии. Джен целует Джейми, а от него все еще пахнет Ланой. Мята. Лана всегда носит с собой баллончик. Эту сцену они отсняли за один раз. Зато со следующим кадром пришлось повозиться. Джен дерется только на ринге и только на равных. Безусловно, это всего лишь игра, но сыграть надо так, чтобы люди им поверили. Интересно, Лана умеет драться? Та обращается к Джен сама. — Ты, кажется, занимаешься спортом? Видела фото в твоем твиттере. Не покажешь пару приемчиков? Они репетируют весь вечер накануне. Лана в костюме мэра, Джен в спортивном. В юбке очень тяжело встать в защитную позу. Они смеются, когда Лана безрезультатно пытается установить руки в нужную позицию. Она путает лево и право. — Так, — диктует она себе, — там, где татуировка, той бить. — Нет, правая на защиту печени. Бить надо левой, правой добивать. Разумеется, завтра им не боксом заниматься, но раз выпал такой случай, то почему нет? Джен опять демонстрирует серию ударов. Стив бы сейчас ею гордился. Этот кадр завтра они тоже снимут с первого раза. Но все пошло не так радужно. Реджина не привыкла защищаться, она нападает. Лана ахает, следом в шоке прикрывает рот руками. Вышло слишком сильно, весьма реалистично. Лана перестаралась, Джен летит в сторону, хватаясь за лицо. Съемки остановлены, все подбегают к ней, поднимая с колен. Джен отталкивает их: сама виновата. Лана молит прощения так искренне и жалостно, что Джен хочется смеяться. Вот уж Злая Королева! Видели бы фанаты сейчас ее лицо. — Все нормально! — поднимает она руки, опять отталкивая помогающих. Будто она по лицу ни разу не получала. Справится как-нибудь. Реджине и Эмме не суждено целоваться. Они могут только драться, сражаться, делить мужчин, детей, власть. Лана прикладывает лед к ее лицу. Джен не смогла оставить ее на пороге на этот раз, хотя в свой вагончик она не пускает никого. Слишком много личного. Но Лана принесла лед из своего холодильника. Не оставлять же ее с этим пакетом в дверях? Как будто у нее своего холодильника нет. — У меня ТОЖЕ есть лед, — зачем-то говорит Джен, пока Лана держит пакет у ее лица. — Его тоже принести? — спрашивает Лана в непонимании, и Джен опять смеется, забирая пакет из ее ладоней. Чтобы медленнее таял. Лана прячет руки, не зная, уходить ей или нет. Взгляд цепляется за книгу на прикроватной тумбе, очки рядом. У Джен ужасное зрение, это тоже передается по наследству. — Красивые очки, Дженнифер. — Спасибо. — У моей бабушки такие же. Попытка пошутить летит мимо, Лана прячет улыбку. Джен отнимает пакет от лица, которое розовеет от злости, но тут же прикладывает обратно. — Твоя бабушка тоже так же дерется? — Нет. Она не путает лево и право в отличии от меня. И силы рассчитывает. Дедушка еще ни разу не жаловался. Джен смягчается, улыбаясь. Пакет совсем подтаял, пуская по ней воду. Вот тут, пожалуй, можно и закончить операцию по спасению ее лица. Но Лана не желает уходить. — Что читаешь? — Художественный роман с детективным уклоном. За ответом последовал еще один вопрос. Лана может разболтать любого на их съемочной площадке. Это тоже входит в ее эффект. Они болтают про литературу, перебирают книги и фамилии, ищут точки соприкосновения. Но Лана предпочитает другой стиль. Слово «фАнфики» бьет еще раз. Можно доставать другой пакет со льдом. Знает ли Джен, что это такое? Нет, врет она. Впервые слышит. Хотя ей безумно хочется поправить ударение в этом слове. Точки не найдены, Лана уходит, еще сто раз извинившись за свой неловкий удар. Они переснимут его завтра, уже аккуратнее. Реджине и Эмме не суждено целоваться. Только в фанфИках. Любимый жанр Джен уже с тринадцати лет. Ей и в голову не приходило, что там могут написать и про них. Всю ночь она рыщет по интернету и к утру уже жалеет, что поддалась искушению. Теперь она знает, для чего была сделана большая часть тех картинок. Какие подробные описания! Люди не стеснялись в выражениях. В ее фильме, который она обязательно когда-нибудь снимет, такого не будет. Пошлятина! Безвкусица! Может, в следующем будет что-то помимо секса? Юмор, романтика, флафф: все летит мимо. Чем ближе к утру, тем выше рейтинг. Невыраженное желание, боль, сладкие фантазии. Люди хотят больше. Джен их понимает. Будильник на пробежку заявляет о новой порции сублимации. Спорт, правильное питание, здоровый сон. Никаких фанфиков! Она закончила с ними в школе, как и со всем остальным. Главное — не расслабляться. И держаться подальше от Ланы и ее эффекта. Эффект Ланы заключается в том, что она не идеальна. Совсем. От утренней сигареты и грубого слова, случайно слетевшего во время вычитывания сценария, до ее прикидов, которых она вовсе не стесняется. Что это у нее на ногах? Угги? Они вышли из моды уже сколько лет назад? Лана совсем далека от Реджины Миллс, от всех ее костюмов и правильно поставленной речи. Лана ведет себя, как большой ребенок. Она и есть большой ребенок. Ест, что ей хочется, смеется, когда нельзя, капризничает, говорит, что вздумается и когда не спрашивают. Позволяет быть себе неуклюжей или ошибаться в чем-нибудь. Но все это делает ее именно такой — живой и настоящей. Эффект Ланы заключается в том, что несмотря на все эти ее недостатки, она очаровывает. Защитница, черт ее дери, ЛГБТ-прав. Легко тебе быть самой собой! Джен допивает кофе и просит еще один. Вся ночь опять ушла на чтение. Вдобавок к фанфикам письма фанатов заваливают прикроватную тумбу и книгу на ней. Они недовольны. Это несправедливо! Так нечестно! Джен просто ждет, когда серии сменятся новой романтической линией. Из шерифов осталась только Эмма Свон. Они празднуют закрытие арки, сериал уходит на перерыв. Впереди рождество с семьей. Папа ждет ее у пианино. А пока что — небольшая вечеринка в честь высоких рейтингов. Джен не пьет. Потому что гены и все такое. Потому что когда алкоголь, все всегда выходит боком и компроматными постыдными фотографиями. Торт? Это тоже не для нее, вот эта овощная закуска подойдет. Лана ест второй кусок. Наверное, очень вкусно. Она подходит к ней сама, позже, с двумя стаканами. — Кое-что покрепче сидра, — шутливо произносит Лана. — Не зря же у тебя ТОЖЕ лед в холодильнике. Джен вежливо отказывается, легко улыбаясь. Пусть она сама попьет за них обеих. — Боюсь, что не дойду пьяная до своего вагончика без бабушкиных очков. Лана смеется во весь голос, весьма по-приятельски шлепая ту по плечу. Она уже выпила, видимо, и кажется, не первый стакан. Джен отстраняется от Ланы на спасительное расстояние. Шаг назад. В голове информация: боковое зрение словило каких-то левых папарацци. Джен научилась различать их за столько лет обороны. Люди толпятся, пьют, болтают. Джинни и Джош уединились, притягивая объективы камер на себя. Опять разговоры на больную тему. Ухо слышит только слово «СвонКвин», и алкоголя не понадобилось, чтобы вспыхнуть. Джен высказывается кратко. Она долго терпела. Сдержанно, но резко. Суть проста: для нее несопоставима забота об лгбт и их безнадежное поддразнивание. Это не для Адама сейчас, это для Ланы. Для ее непозволительной игры, для ее недальновидных постов с тэгами этого проклятого слова. Она все говорит, а Лана давит улыбку, и от этого Джен еле сдерживает себя в руках. Она что, еще смеется над ней?! Отличная поддержка, мисс защитница всех бедных и убогих! Ее останавливает только одно: Меган подходит и осторожно уводит ее за руку в сторону туалета. — Джен, у тебя салат застрял в зубах, — объясняется она. Джен убеждается в этом сама в отражении в зеркале. Боже, ну и позор! Устроила представление всем на радость. Поскорее бы самолет. Улететь домой и забыть об этом хотя бы на пару недель.***
— Что будете на обед? — Курицу. Без гарнира. И салат. Спасибо! Не забыть проверить позже зубы. С тех пор у нее с салатом натянутые отношения. Джен поглядывает в окно. Уже год не летала она этим рейсом. А до этого шесть лет: туда-обратно, дом-работа, работа-дом. Интересно, будет ли там для нее вагончик? Хотя съемок-то всего на пару кадров. Кресло с ее фамилией уже выложили в твиттер.***
Лана зашла к ней на следующий день, поймав перед отлетом. На этот раз Джен держала ее на пороге. Опять извинения. Кому они сейчас нужны? — Так нелепо вышло! Не хотела тебя прерывать в тот момент. Ты так круто говорила. Ты специально готовилась? — В следующий раз не стесняйся, — теплеет Джен, поддаваясь эффекту Ланы. Но тему не развивает. — Это тебе, — протягивает ей Лана сверток, понимая, что беседа окончена. — С наступающим! Подарок. Для Джен. От Ланы. — О. Я не… Спасибо! Безумно хочется открыть прямо тут же сорвать нарядную обертку, разглядеть детали, потрогать. Но не сейчас же, когда она тут, на пороге. Джен все еще не позволяет себе пригласить ее. Да и на тумбочке не прибрано. — Это фАнфик! — не выдерживает Лана. — Нашла самый близкий к тому, что тебе нравится. С детективным уклоном. — ФанфИк, — автоматом исправляет ее Джен и ловит взглядом быструю улыбку. У нее опять там салат в зубах?***
За столом собрались все. Брат привел свою невесту: они обручились, пока Джен была на съемках. Симпатичная, замечает Джен. Сестра со своим новым парнем. Мама с папой во главе стола. У Джен собака Ава, которая ждет ее дома. Надо было взять ее сюда. Она рассматривает всех членов семьи, пока мама режет гуся. Хорошо хоть, не лебедя. Эта шутка еще будет в сериале. Жареный лебедь. Лана будет его есть? Он, наверное, тоже может быть вкусным. Папу Джен зовут Дэвид. Прямо как в сериале. А брата — Дэниел. Столько совпадений. Раньше Джен казалось, что эта роль — ее судьба. Ее шанс показать всем. Сильная женщина, Спасительница. Героиня с большой буквы. Хорошая актриса, молодец. Все курсы были не зря. Никогда еще традиционный семейный концерт-пианино не звучал так тоскливо. Папа переходит на мажор, перепрыгивает на джазовый ритм, и Джен оставляет его на соло. Ей совсем невесело в это рождество. Она планировала тренировки и почитать новую книгу, но все вышло иначе. Все каникулы Джен пересматривает первые одиннадцать серий, отлавливая каждый кусочек их общих кадров. Неужели Лана специально так играет? Или она просто такая сама по себе. Эффект Ланы. Фанфик, что в честь Рождества, распечатан прямо с принтера, зато прошит вручную. Приятно это понимать. Обложка приличная, не похожая ни на одну из тех картинок, что Джен по привычке пролистывает со второго аккаунта. На роман мало похоже, но надо отдать автору должное: фантазии ей не занимать! «Спасибо за подарок!» — пишет Джен сообщение. На самом деле, ей хочется обсудить другое, но надо же с чего-то начать. «Привет! С Рождеством! Тебе понравилось? Не мой любимый жанр, но я искала под тебя». Джен игнорирует последнее и переходит к основному: а что Лана сама думает про лгбт и реакцию на их сериал? Они переписываются все каникулы. Длинные сообщения от Ланы, размывающиеся под конец, уточняющие вопросы от Джен, выводящие линию диалога. Стоило только поговорить. Хотя их долгий диалог так и не нашел компромисса, они задружились во всевозможных социальных сетях, и когда увидели, что обе являются счастливыми владелицами собак, то чатились уже только об этом. Собаки: целый мир!***
Если отношения Ланы и Дженнифер можно приблизительно отнести к дружеским, то у Реджины и Эммы всегда вражда. По сценарию. На игре же все выходило иначе. «Трахание глазами» или «глазотрах», если говорить проще. Джен пополнила словарный запас из тех постов по ненавистному ей хештэгу. Если Лана не прекратит это делать, то она ей скажет. Вот только если еще раз она это сделает… Становится тяжелее раз за разом. Фанфики опять входят в привычку. Сублимация переходит границу, когда недосып и пробежки грызут друг друга. Джен не выдержит так, надо что-то с этим делать. Ее спасает Себастьян, так вовремя попавшийся на ее пути. У шляпника есть свои фокусы в шляпе. Сначала ей казалось, что он к ней клеится, но когда детали пробились через хорошо расписанный образ, перед ней оказался самый настоящий гомосексуальный мужчина. К тому же, приятный в общении и очень веселый. Они сбежали вдвоем, прямо как подростки. Эти фотки тоже будут в гугле. Главное, никто не знает, где они были. Закрытые вечеринки для «своих». Джен на таких уже лет пять не была. Какое облегчение! Можно все это с себя снять, откинуть. Даже позволить себе выпить. Симпатичная женщина приглашает ее на танец. «Вы же Эмма Свон?» — игриво смеется она, протягивая руку. Ой, нет! Только не сейчас. Я с вами потанцую, но как я, как Дженнифер Моррисон. Никаких Эм, никаких Реджин. Никакой Ланы и ее эффекта. Спасибо, Себастьян. Они проделывали этот трюк еще не раз. Поползли слухи, что они встречаются. Ну, что же: так даже легче. Отношения на съемочной площадке не запрещались. Главное, чтобы они имели положительный эффект на весь процесс. Для Джен от этого всего был собственный эффект.***
Эмму опять одевают в юбку, заводят в дом мэра. Сезон идет к концу, скоро все изменится, как и обещали. Эффект Ланы медленно накрывает ее, пока Реджина опять раздевает Эмму глазами. С головы до ног, мучительно медленно ползет взгляд по всей по ней. Джен сдерживается, чтобы не шагнуть назад. Эмма Свон же нагло смотрит в ответ. Даже ресничками взмахивает. А что, она тоже может! Финальную драку опять решено отрепетировать до съемок. Лана шутит, что возьмет с собой лед заранее. Джен обещает не надевать очков. На этот раз встреча назначена в вагончике Ланы. Она заканчивает с кем-то телефонный разговор. Наверное, кто-то из родственников, понимает Джен по появившемуся у той едва заметному акценту. Лана зазывает ее рукой, пока очень долго прощается с кем-то. Джен в это время украдкой рассматривает все вокруг. Единственное фото: Лана и ее собака. Какой знакомый сюжет. Лана кого-то смачно целует в трубку, ставя точку. Все, пора играть! Джен с сожалением осознает: она не может швырнуть ее, как это прописано по сценарию. Надо просто переключиться на Эмму, там легче будет, но даже Эмма Свон не может себе такого позволить. — Ты будешь меня швырять? — не терпит Лана. Ей хочется курить, она отвлекает себя баллончиком, мята пшикает. Они прошлись по диалогам уже четвертый раз, но когда доходит до этого момента, Джен тормозит. — Так будешь? Или дать тебе повод? Джен глупо улыбается, не понимая, как это трактовать. — Попробуй, — ради интереса просит она. И что она ей сделает? Обзываться будет? Лана преображается в Реджину Миллс мгновенно. Это ясно по тону, по паузам в словах. Лана в домашней одежде, но стоит перед ней как мэр: сверху вниз. Абстинентный синдром добавляет мэру язвительности. — Скажи, мне показалось или ты вчера строила глазки? Я думала, ты против этого. Джен кажется, что она ослышалась. Но проблемы у нее только со зрением, со слухом все отлично. Это против правил! Они не это обсуждали все рождественские каникулы! Речь шла о Лане и о ЕЕ непозволительной игре. И они еще не закончили! А она-то тут причем? И оправдываться она не собирается. — Я думаю, со сценой можно закончить прямо на площадке, — уходит она от атаки и торопливо скрывается за дверью. Хук слева не задевает ее, но осадок остается надолго. Джен не спит. Она в берушах и с повязкой на глазах. Лана опять придет извиняться, если до нее дойдет, что она все-таки не права в сказанном. Поэтому на двери табличка «не беспокоить», а на голове всевозможные нехитрые устройства, закрывающие ее от всего этого мира. Но Джен не спится. Строила ли она глазки? Что еще за фразочка? А как ей отвечать на такую игру? Отыгрываться! Эту юбку еще зачем-то на нее нацепили. Она даже ей не идет! Близится последний эпизод, скоро все уже закончится. Но Джен не спит. Лана придет просить прощения, как всегда, и на табличку не посмотрит. Она вечно извиняется, даже если не должна. Так не по-феминистски! Одеяло комкается, путается, раздражает. Джен лишена слуха и зрения, оттого мысли шевелятся в ней громче. А вдруг она уже приходила? Вдруг уже стучалась? Или развернулась и ушла? Недосып множит злость. Они могли бы и не делать никакого дополнительного макияжа. Эмма Свон должна быть расстроенной, подавленной и злой. Готово! Сыграть разрывающую ее ярость? Легко! Реджина летит, сшибая полки, Эмма прижимает ее к стене, заламывая руки. Реджина плачет, выкрикивая ей в лицо. Она сломлена и подавлена. Прекрасная сцена! Стоп! Снято! Дальше — сложнее. Им надо притворяться, что они заодно. Но они хорошие актрисы, играют сразу на два фронта. Без единой паузы, как на одном дыхании. Эмма Свон рушит проклятье на сцене, а в жизни все остается по-старому.***
Эффект Ланы заключается еще и в том, что Джен никогда не быть такой. Это глубоко зарытая зависть, вечное желание недосягаемого. Злость на саму себя и на нее, такую совершенную со всеми ее человеческими дефектами, изъянами, делающими ее абсолютно прекрасной. Это не Лана должна извиняться, это Джен должна просить прощения. За то, что презирала, сомневалась, докапывалась, проверяла. Джен приходит вечером в вагончик Ланы сама. Та сразу впускает, выслушивая непонятные ей извинения, сыплющиеся с самого порога. Джен как заведенная: твердит что-то, понятное только ей. Вечно у нее сложные конструкции и трехэтажные предложения. Лана достает лед из холодильника: на сегодня для коктейлей. Она может сделать что-нибудь и повкуснее сидра. Джен все еще извиняется, запивая слова маргаритой из поллитрового стакана. Лана останавливает ее вчерашним вопросом: так строила ли Эмма Свон глазки или нет? Значит, это была не шутка и не попытка подразнить, разозлить. — Не понимаю, о чем ты, — ставит Джен стакан на стол, заваленный письмами от поклонниц. Картинки с автографами Ланы. Надпись СвонКвин режет глаз почти на каждой. Еще один распечатанный фанфик. Лана тем временем включает отснятое за вчера. Джен в недоумении косится на нее: откуда у нее вообще эти записи? Криво записано на телефон. — Я думала, ты против этого, — продолжает тему Лана, когда четкий кадр на паузе показывает заигрывающее лицо Эммы. Она говорит это таким тоном, будто они обсуждают важные детали их игры. — Ты же сказала, что в этом есть смысл. Для фанатов. Тайная поддержка, — все же переходит Джен на оправдания, когда ее зажимают в углу ринга. — Ты слишком явно играешь. Джен застывает от такого поворота. Будто бы Лана сама осторожность. — Зато ты просто мастер маскировки! Джен протягивает руку за распечатанными картинками: Эмма и Реджина у дерева, Эмма и Реджина у шахты, Эмма и Реджина стоят напротив. А это оригинал, никакого фотошопа! Тут даже говорить ничего не надо: все и так на лицо. Она ждет ответа, и Лана говорит так осторожно, как может. — Дженнифер, но я же не скрываюсь. Я думала, что ты закрытая и не хочешь ставить себя под удар, — разводит она руками, указывая на очевидное. — Что ты имеешь в виду? Закрытая что? Что я закрытая?! — опять заводится Джен. Лана молча смотрит в ответ. Взгляд красноречивей слов: она все знает. — Мне пора, — соскакивает Джен, задевая стакан. Все льется на штаны, прямо как в той серии с какао. Лед сыпется на пол, раскалываясь на куски, улетая под кровать. Ну и где твоя хваленая реакция? Это все маргарита. Лана останавливает ее, тянет к раковине, выискивает полотенце или что-нибудь похожее. Она трет ее штаны, совсем как в какой-нибудь комедии. Они спорят, каждая перетягивая вину на себя. Полотенце перетягивается вместе с неподеленной виной. Маргарита дошла до трусов, как будто Джен на интенсивной тренировке, и шорты все уже насквозь. Она пропустила все удары на этот раз. Ей хочется поднять руки к лицу, но не для защиты, как на ринге, а чтобы спрятать его. Слова все еще перемалываются через сознание: «я думала, что ты закрытая». Да уж, подмочила репутацию. Комедия продолжается, не хватает только закадрового смеха. Джен не знает, как именно все произошло. Она не помнит, а детали они разбирать не стали. В воспоминаниях остались только ощущения эффекта Ланы, который довел ее до того, что ей срочно захотелось переснять ту сцену с борьбой: вдавить Реджину, нет, не Реджину, Лану, в стенку в этом малюсеньком вагончике площадью в шесть квадратных метров. Прижать ее. Выкрикнуть в лицо, высказать все, что она чувствует, как она злится, как не понимает, что с ней происходит, рассказать про этот придуманный ею эффект. Это из-за него она превращается в неловкую Эмму Свон, которая спотыкается в каждой второй серии, открывает рот, теряя слова, закатывает глаза, когда слова так и не находятся. Это из-за нее, из-за Ланы она такая глупая и нелепая. Она с силой зажимает чужие руки, которые перестают тереть, и тянет Лану вверх. Джен не умеет танцевать, а ведь у нее домашнее музыкальное образование и отличный слух, чувство ритма и такта. Она не нарушает чужих границ, не тянется руками к чужому, никого не трогает лишний раз. Она не танцует. Лана делает шаг, и она — навстречу. Но она этого не вспомнит. Их обеих кроет в этом танце, борьбе за полотенце, за ее штаны. В этом случайном поцелуе вышибаются все мысли. Реджине и Эмме не суждено целоваться никогда. Лане и Джен было суждено поцеловаться с момента их знакомства. Сначала они торопятся, боясь, что это прервется каким-нибудь неосторожным движением. Поэтому не отрываются друг от друга. И если минуту назад одна отталкивала другую, то теперь они жмутся так, что маргарита мочит и вторые штаны. Спотыкаются только у кровати, только там замирают. Они снимают одежду сами, каждая свою, снова торопятся. Лана тянет ее за собой, и опять все замедляется. Они говорили так много. Это запомнилось, почти каждое слово. «Что тебе нравится? Что тебе приятно? Вот так ты любишь? А вот так?» Сексуальные практики. Обсуждения. Джен никогда не говорила об этом вслух, ни с кем. Обычно все происходило второпях: на закрытых вечеринках, в клубах в других городах, в каких-то закутках. Молча, быстро, пачкаясь стыдом после. Но сейчас все иначе. Она узнает свое тело заново, знакомится с чужим через слова, через пробу. Она отдается эффекту Ланы полностью, даже не удивляясь, как легко это происходит. Зажимы снимаются сами, расправляя тело, даря ему наслаждение. Позже Джен задастся вопросом, спала ли Лана с другими женщинами, потому что все происходит так естественно, так легко. После первого оргазма ей кажется, что они закончили. Они опять разговаривают про свои ощущения, про только что полученный опыт. Как будто разбирают сцену. И за словами опять начинаются действия. Лед пришелся так кстати. Джен узнает про себя, что ей нравится, когда нужно сначала немного потерпеть, а потом получить желаемое. Лана делится с ней своими секретами. — Мне нравится, когда ты целуешь меня вот здесь, — тянет Лана ее руку к месту, где все еще чувствительно. — И когда трогаешь вот тут, а потом нажимаешь. Нет, легче. Слово сваливается в стон, когда Джен повторяет сказанное. Они обсуждают оргазмы, странные моменты, которые с ними происходили в постели, иногда смеются. Потом опять занимаются сексом. Джен понимает, что уже не может, когда глаза совсем становятся сухими от обезвоживания. В холодильнике только лаймовый сок для маргариты, поэтому они пьют воду и валяются в мятой постели. Простая вода, такая вкусная сейчас. Лана опять откровенничает, теперь про семью. Уже знакомая Джен бабушка, мама, куча теть, сестры разной степени родства. У Ланы большая семья, дружная, иногда слишком шумная. Она все равно скучает по ним, они часто ей звонят. Даже рассказывает про папу, которого давно уже нет. В ответ Джен молчит. Ей вспоминается только неизвестный ей дядя. В то рождество она спросила отца, где его брат, но тот сам не знает. Ей хочется рассказать про этого дядю, но нечего. Они опять сходятся на собаках, Лана показывает ей фотографии с ней, с Лолой. Их больше, чем всех остальных. Она опять зовет ее полным именем. Дженнифер. Джен спрашивает, какое ласкательное для ее имени. — Лана, — улыбается Лана. Что еще может быть ласковее? Время куда-то исчезает, пока они обмениваются планами на будущее. Джен с радостью расписывает все свои курсы и мечты о том, как когда-нибудь она снимет свой фильм. Со своими героинями. Это будет сложная психологическая драма, путаный сюжет, сочные детали.***
Можно было бы написать сценарий на свою собственную жизнь. Джен думает об этом часто. Даже сейчас, когда смотрит на приближающуюся к ней землю. Пора приземлиться, самолет снижается. Она не любит этот момент, отвлекая себя чем угодно. Все это было шесть лет назад. Зачем только сейчас вспомнилось? После той ночи Лана позвала ее к себе. «Найди где-нибудь место между своими планами, приезжай». Перед вторым сезоном большой перерыв. У Ланы огромная семья, они все будут рады с ней познакомиться. Джен останавливается в процессе натягивания высохших штанов. Она так не может. Такой сценарий не для нее. Можно было бы самой прописать свою жизнь. Но ей нельзя. Они общались все лето, Лана звала ее еще несколько раз. Но после очередного отказа попытки были оставлены. Во втором сезоне их совсем развели в стороны, потом сюжет петлял, то сталкивая Эмму и Реджину лбами, то рассаживая на разные концы жизни. У Ланы появился Фред, через год они обручились. Та ночь осталась между ними очередной тайной Джен, хотя промелькивала на экране между Эммой и Реджиной. Мэр и шериф, Королева и Спасительница. Сезон за сезоном. СвонКвин. Скоро самолет сядет. Сестра прислала фото-сообщение с Авой, пока что собака у нее. Джен оставляет свою собаку только сестре, и та всегда соглашается. Чувство вины за тот эпизод с мамой? Может быть, но свою собаку она может доверить только сестре. Джен забронировала гостиницу. Джинни написала ей, что хочет скорее встретиться. У них с Джошем уже второй ребенок. Разговоры о детях Джен поддерживает легко, но отвечать на вопросы не любит. Лана всегда спасает ее в этих случаях. «У нее же прекрасный сын», — подтягивает она Джареда ближе к ним и треплет его волосы — «вон уже какой взрослый». «Приемный» сын обнимает ее в ответ. У Ланы теперь настоящие приемные сыновья. Джен хотелось бы расспросить, но тяжко даже представить. Она благодарно улыбается. Лана вечно ее спасает, постоянно защищает. Эмма Свон ни в какое сравнение с ней не идет. Защитница лгбт-прав. Они больше ни разу не затрагивали эту тему, хотя фанаты не оставляли им шанса. Джен увиливает от этих вопросов, как на ринге, прячась от удара, подставляя защиту. Лана же расставляет руки для объятий. Фанаты ее любят, просто пищат от восторга. Что поделать? Эффект Ланы, он такой. Фанаты. Они ведь и так сделали попытку пойти навстречу. Эти свитера с символикой их героинь. Как только Лана ее уговорила? Своим эффектом, очевидно же. Они поужинали, попадая в кадры чужих камер, даже сделали собственное селфи, выложили сразу. Джен помнит этот момент: Лана обнимает ее за талию, еще ближе к себе. У Джен натянутая улыбка. Почему-то вспоминается маргарита на штанах. Они хорошие актрисы и вполне себе подруги. Фанаты пищали опять. Джен заметила всплеск фанфиковой волны. Зря они это только сделали. Как теперь расхлебывать? И никакие они не подруги. Ну, а кто они?***
Все случилось еще раз, когда они отрабатывали сцену с клинком. Эмме прописали новую линию: Темная, прямиком на пути к тьме. Как ни странно, но этот период жизни она могла охарактеризовать именно так. Письма больше не доходили до нее, она закрылась от всего, поурезала доступ в социальные сети. У нее работа. Все потом. Потом она докажет, признается. Но не сейчас. Сейчас съемки. Сложные сцены лучше отработать заранее. Реджина машет клинком перед лицом белеющей Эммы, вырывая у нее какое-то признание. Что там за признание? Зачем эта линия? Реджина с Эммой не знают, они всего лишь героини. «Ты можешь врать своим родителям, своим друзьям. Ты можешь врать даже самой себе…» — начинает Лана вычитывать текст, но тут же прерывается. Реджина не дождется от Эммы правды. Лана понимает все сама. Джен расплакалась прямо при ней, не выдержав напряжения, натиска, нападок. От всего мира, от фанатов, от продюсеров. Она плакала, а Лана обнимала ее, несмотря на отталкивание. И все случилось опять, без разговоров. Но Джен все хорошо запомнила на этот раз: как сама потянулась к ней за поцелуем, как раскрылись ее губы в ответ. Они дрожат, пока целуются. Только недавно они целовали других людей, партнеров по игре, наблюдая друг за другом. Такого прописано не было, но вышло хорошо. Правдоподобно. Джен запомнила все, потому что хотела. Каждую деталь: как Лана раздевается, как тянется к ней. Ее тело выгибается, пока Джен упивается им. Клинок валяется рядом, на нем имя — Эмма Свон. — Дженнифер, — зовет ее Лана, притягивая ближе к себе. Лана всегда зовет ее полным именем. Джен запомнила все. Это же последний раз. Джен жалеет, что она не темная Свон, которая так легко может попасть в другой мир, раствориться в любой момент, который ей неугоден. «Я спасла тебя, теперь ты спаси меня». Спасите меня, кто-нибудь… Кто-нибудь! Только не ты. С тобой так хорошо, что от этого только хуже. Они ругаются с продюсерами: каждая о своем. «Больше никакого подтекста», обещают они Джен, клянутся даже в реальности их развести. Никаких совместных интервью, конференций. Ничего такого! «Где твоя химия, Лана?» — вопрошают они у другой. Куда она делась? Поцелуи с мужчинами переснимаются столько раз, что губы устают. Щетина Колина прямо на щеках, неприятным раздражением после. Где ты, мой счастливый конец? Где? Эмма Свон темнеет, Джен вместе с ней. Стив знает ее лучше всех. Он давно бы сказал: перерыв, спасательная пауза. Отдохни, Джен. Выпей воды. И снова на ринг. Самый сложный бой всегда ведется с самой собой. Стив, скажи, когда мне сделать паузу? Когда можно передохнуть? Сюжетная линия уводит ее далеко от всего, что казалось ей раньше привлекательным. Никакая она больше не сильная героиня. Да что там, героиня? Она провалилась не только как Эмма, но как сама Джен. И этим тоже теперь врать? Как она будет смотреть в глаза тем феминисткам, которые вглядываются в нее, пока она в своем костюме с галстуком вычитывает им речь? Она в зеркало-то смотреть на себя не хочет. Еще немного, скоро конец. Пусть и не счастливый. Она в такое не верит. В волшебные поцелуи тоже. Все это — чушь для семейного шоу. В жизни все иначе. Ей тридцать семь, жизнь проходит мимо. Еще один сезон, еще один бой.***
Все это было давно, закончилось год назад. Даже вспоминать смешно некоторые моменты. Как она бегала по утрам, а Роберт и Лана махали ей рукой. Все шутки Джоша. Он всегда зовет ее своей дочерью. Вырезанные кадры, переснятые сцены, разговоры между. Все было давно. Пора закончить и с последней сценой. А все эти воспоминания она оставит здесь, в самолете. Стюардесса желает ей приятного дня.***
Лана встречает ее своей очаровательной улыбкой на съемочной площадке, оборачиваясь, как будто чувствуя на себе ее взгляд. Джен давно уже за ней наблюдает, прислушиваясь к себе. Отпустило или нет? Эффект никуда не делся, говорят Джен ее коленки. Она останавливается прямо перед Ланой, за два шага до нее. Они быстро прогоняют диалог, слов всего-то на пару минут. Эмму опять разодели в платье. Хотя бы куртку оставили. Адам и Эди обещали без сюрпризов и обещание выполнили. У Эммы ребенок и заботливый муж, у Реджины счастливое начало. Все рады и страшно довольны. Все, кроме фанатов. Лана высказала ей это позже, как и всегда, не стесняясь. Перед съемками они обсуждают год, который прошел без Эммы в этом седьмом сезоне. Джен срежиссировала фильм, как и хотела. Нет, еще не тот шедевр, который задумала, но когда-нибудь обязательно. — Видела твое интервью. Потрясающе! Ты получила мои поздравления? — подходит Лана ближе, и Джен отшагивает назад. Конечно же, Джен получила. Лана поздравляет ее по любому поводу: на праздники, на дни рождения, которых прошло шесть с того момента, как она получила от нее фанфик в подарок на рождество, за каждое выступление перед феминистками. Лана и за права женщин тоже, не только за лгбт. Об этом они еще поговорят. Лана всегда пишет ей лично после того неприятного разговора о последствиях свитеров. Тот свитер до сих пор у Джен, рядом с фанфиком, прошитым вручную, и с другим, уже лучшего качества. Доставлено тайно и лично для Джен. На обложке смачный поцелуй: фирменный от Ланы. Она не жалеет помады ни для кого. Фанаты ее любят. Джен знает, почему. Джен отмечает ее работу в новой роли. Рони. Лана смеется: Рони ей больше по душе, хотя она безумно скучает по Реджине Миллс. Скучает ли сама Эмма? Джен опять возвращается к ее игре, не отвечая на вопрос. Она ждала каждый эпизод. Смотрели всей семьей: она да Ава. Проклинала сценаристов за открытую счастливую пару двух девушек, которые так легко вписались в сюжет. Ругала за то, что они переделывали Реджину столько раз. Но Лана молодец, все вытянула. Справилась с седьмым сезоном, хотя первый, несомненно, всегда останется для нее самым любимым. Да, Джен скучает, но не по Реджине Миллс. По Лане, по этому эффекту. Ей хочется сказать многое из этого, обсудить, поговорить. Но пора сниматься. Лана отыгрывает как всегда: на высоте. Мимика, жесты, тон голоса. Ее светлая улыбка. Лане не надо играть. Она такая, какая есть. Так легко поддаться этому эффекту. Королева Реджина делает шаг навстречу, Эмма Свон не отступает. Такие искренние объятия. Когда она передумала? Ведь сама просила: без сюрпризов. Да ладно, они же не целуются! У нее ребенок от мужа. У Реджины целых два. Они просто обнимаются, как старые подруги. Подруги — не подруги.***
Съемки окончены, кадр не стали переснимать, несмотря на то, что он вышел шире сценария. Так ведь никто не узнает об этом случайном объятии, об этом внезапном порыве. Еще одна тайна. Лана хватает ее, когда рядом никого. Снова подарок. — Что это? Джен смотрит на обертку: подписано «СвонКвин». Старое заклинание, только крепнущее от приписанных им поцелуев, которым никогда не суждено было быть. — Набор раций. Подумала, что будет забавно. Операции, понимаешь? Фанаты подарили два набора. Я сразу решила, что один для тебя. Фирменный поцелуй тоже там. Джен смотрит на него и слышит, как она его оставляет. — Забавно. Спасибо. — Пожалуйста. Спасибо, что поддержала с объятиями. Хотела сделать сюрприз нашим фанатам. На прощание. Защитница лгбт-прав. Спасительница всех и каждого. Громкий голос, говорящий за двоих. Джен улыбнулась бы мягче и сказала бы, что она сама только за и что с чего-то надо было начинать. Но боковое зрение не подводит: пора уходить. Слишком много глаз, лишних камер. В гостиницу. Только в такси она понимает, что подарок легче, чем кажется. «Радиостанция и три рации», — написано на упаковке. В наборе только две. Джен улыбается и просит водителя притормозить. Она сама баловалась такими, когда отыгрывала шерифа. Может ловить на сто километров, если без помех. Палец жмет кнопку, рация ловит волну. — Прием! Как слышно меня? Водитель косится на нее, и она позволяет себе выйти, автоматом сканируя отсутствие людей. На другом конце помехи, знакомый грубоватый голос. Ругательство. — Черт! Как это работает? Прием! Меня слышно? Джен широко улыбается, прижимая рацию ближе. Они ведь так и не поговорили обо всем. — Джен на связи. Слышно хорошо! — Дженнифер! — смех. — Я знала, что ты сообразишь. Ну, спасибо! Опять та глупая улыбка. — Лана, я не могу говорить долго прямо сейчас. — А где ты? Джен оборачивается, выискивая названия улиц, номера домов. Давно она не была в Ванкувере. На сегодня она помнит здесь хорошо только один адрес. — У меня номер в отеле, — решается она. Эффект-то никуда не делся. Вот он, прямо сейчас: колотится в ней, заставляя сжимать игрушечную рацию еще сильнее. — Я записала! До связи! — слышится в трубке. — Прием окончен. История — еще нет. Не бывает концов, счастливых или несчастных. Есть только передышки, дающие надежду на то, что в следующем раунде можно отыграться. Когда обдумываешь все свои ошибки, когда внезапно открывается второе дыхание. Когда надеваешь перчатки, сжимаешь кулаки, встаешь в позу и поднимаешь руки к лицу. Самый сложный бой всегда с самой собой. С Ланой драться не надо, с ней можно только танцевать.***
Вечные танцы. Можно ли иначе с Дженнифер Моррисон? Лана задается этим вопросом уже сколько лет. Ей все еще не верится, что она стоит в ее номере. Они опять обсуждают интервью: кто чье смотрел и когда. Джен спрашивает, правда ли, что Лана рисовала усы, чтобы знакомиться с девушками. Лана смеется, вспоминая ту шалость. Ей очень хочется рассказать о том, что недавно она узнала про секретные вечеринки для «своих», для тех самых, правозащитницей кого она является. Но ей все еще не верится, что Дженнифер вообще ее сюда позвала. Надо свыкнуться хотя бы с этой мыслью. Дженнифер уже не отшагивает назад, хотя сама не наступает. Вечно с ней так. Лана смотрит на ее руки, которыми так часто любовалась во время съемок. Спасибо, майки Эммы Свон. Вас не хватает. Она проводит рукой по ее плечу. Слегка, только кончиками. — Ты все еще занимаешься? — спрашивает она, как будто не знает. Как будто не подписана на все ее обновления во всех ее соцсетях. Дженнифер кивает головой. Ей очень хочется рассказать про последнюю тренировку, на которой она все никак не могла взять себя в руки, и объяснить, почему так случилось. Но вместо этого она вспоминает то время, когда Лана показала ей свой коронный удар. Они обе смеются, и Лана опять проводит по ее руке. Шаг вперед, топтание на месте. — Ты сказала, что Реджина вышла бы… женилась бы на Эмме Свон, — вспоминает Дженнифер еще одно интервью. Лана не понимает: это шаг вперед или они опять топчутся? Ей нравится или нет? — А ты бы что ответила? Та жмет плечами. Она не смогла бы ответить. Только не на публику. Она бы провалилась сквозь землю, пропала бы, как Темная. Исчезла бы. Она не такая смелая. — Я тобою восхищаюсь. Каждый раз, — говорит ей Дженнифер вместо ответа, и Лана открывает рот от неожиданности. — Ты просто прекрасна. Рот все еще открыт, и Дженнифер тянется к Лане, чтобы прильнуть к нему. Ей понадобилась вся храбрость Эммы Свон, чтобы сказать вслух мысли, которые всегда идут вместе с фразой «эффект Ланы». Дальше ей уже не страшно. Остальное случается само собой, как и в прошлый раз, когда Дженнифер расплакалась прямо перед ней, а потом так же потянулась. Но сейчас все иначе: никто не плачет, никто не утешает. Две женщины льнут друг к другу, как после долгой разлуки: осторожно, пробуя. Затем, смелея, шагая еще дальше. Дженнифер помнит все с прошлого раза: каждую деталь, каждое слово. Она знает, как Лане нравится. Та сама говорила ей, тут же демонстрируя. Может, ей уже нравится что-то другое? Но они это выяснят, обязательно, позже. Она помнит, как Лана любит тереться: полностью голыми, обхватывая друг друга ногами, упираясь бедром. Долго, медленно, продавливая, пока станет совсем невмоготу. Да, тереться еще, пока не станет скользко между, пока не захочется протиснуть руку, затронуть пальцами. Именно так они и делают сейчас. Зато руки свободны. Ими Дженнифер хватает запястья Ланы, как тогда, в вагончике, когда она все-таки прижала Лану всем телом. Только теперь она жмет ее в постель, пока их танец продолжается. Дженнифер запомнила все: чувствительность пальцев Ланы. Она обхватывает их губами, посасывая, с наслаждением принимая ответный стон. Она помнит, как тогда эти пальцы так легко в нее вошли. Она сама попросила. Никогда бы она не подумала, что проникающий секс может ей так понравиться. С мужчинами у нее так никогда не было. Но с Ланой все иначе. Она помнит это, пока вылизывает ее пальцы, всю ладонь, предвкушая то, что ее ждет. Они все еще трутся, сцепившись ногами, и Лана обхватывает ее сильнее, напрягая бедра. Это значит, «уже не могу». Все, сейчас. Сделай! Рука протискивается, пальцы прижимаются. Всего пара движений. Еще! Лана застывает прямо под ней, стискивая ноги сильнее. Она задерживает дыхание перед самым оргазмом. Для нее так будет быстрее. Это Дженнифер запомнила тоже. Зато потом, почти тут же после, она будет дышать чаще и чаще. Это заводит еще сильнее. Мокрые пальцы Ланы, которые она совсем недавно вылизывала, тянутся вниз. Лана тоже кое-что помнит. — Все так же любишь потерпеть? — спрашивает она и убеждается ответным кивком. Пальцы входят внутрь. Для этого Дженнифер приходится чуть приподняться, но входят они легко, так приятно заполняя ее. Лана сама садится, притягиваясь к ней, чтобы достать до всего остального ртом. Потерпеть. Пусть потерпит тогда, пока она будет покусывать ее шею, ее плечи. Дженнифер это нравится, Лана помнит. Она видит это, слышит в ее дыхании. Лана дразнит ее: она только внутри, снаружи почти не трогает. Только изредка задевая, получая шумный выдох как отклик. Потерпи еще немного, пока я любуюсь тобой. Она хочет, чтоб Дженнифер просила ее сама, умоляла. Она будет: Лана знает. Она видит это по ее звереющему взгляду, по тому, как двигается ее блестящее от пота тело. Это настоящая Дженнифер, такая, какая она есть. Здесь нет никаких ролей, никаких масок. — Хочу кончить, — просит ее Дженнифер, задыхаясь, и Лана прижимает большой палец к ее клитору, не вынимая остальных, так крепко сжимаемых самой Дженнифер. — И я хочу, чтобы ты кончила. Дженнифер проваливается на этих словах. Она уже ничего не воспринимает. Реальность совсем теряется: только ощущения, только Лана, держащая ее в своих руках.***
— Лана, — мягко зовет ее Дженнифер. Лане хочется ответить: так же коротко, но она боится проговориться. Каждый раз. — Что, Дженнифер? — Ничего. Просто, — улыбается Дженнифер. Лана пытливо разглядывает ее лицо, чтобы разгадать, что та так и не решилась ей сказать. У них опять танцы? Дженнифер стойко молчит. Только взгляд абсолютно другой, открытый, свободный. Поразительное преображение. «Как часто тебе приходится врать? Как много тебе приходится скрывать?» — хочется спросить Лане. Она бы многое с ней обсудила: каково это — постоянно быть актрисой? Играть сразу на два фронта? Даже те, кто любят, могут не принять. Они расстались с Фредом год назад. Он не смог. Ей хочется всем этим поделиться, но только не таким образом. Что-то подсказывает ей, что они никогда не будут обсуждать мужчин. Хотя ей до сих пор хочется узнать, что у Дженнифер было с Себастьяном. Они правда встречались? — Я написала кое-что. Хочу тебе показать, — решается Дженнифер, пока Лана прогоняет совсем не вовремя появившегося шляпника из своей головы. — Твой собственный фАнфик? — Что-то типа того, — не исправляет ее Дженнифер. — Мой сценарий. Для будущего фильма. Лана следит за ее лицом, вслушиваясь в голос. Он всегда творит с ней непонятно что. С того самого раза, когда она услышала это «Здрасьте», Лане стало понятно: она попала. Каждая проверка была только лишним доказательством. Химия? Пусть так. Надо же хоть как-то это называть. Про себя она зовет это совсем иначе. Они обсуждают сценарий, прерываются на секс. Вышло случайно — попалась слишком горячая сцена. Опять обсуждают детали сценария. Смеются, когда понимают, что время снова куда-то делось. Но торопиться некуда. Впереди нет никаких съемок. Только настоящая жизнь. Обсуждение собак привело к тому, что их обязательно надо познакомить. Хотя бы по скайпу. И вообще, надо срочно сходить куда-нибудь вместе. Тайно, разумеется. К другому они не готовы, не сейчас. Или съездить. Может, они даже пойдут в поход? Там нет никаких папарацци. Лана знает одно прекрасное место: там очень красиво, это далеко на природе, там не ловит никакая связь. Дженнифер заинтересована. Только одно сейчас мешает: они обе совсем без сил. Обезвоживание. Сколько они уже в постели? Дженнифер меняет линзы на очки, приносит стакан самой вкусной на свете воды. И рацию в другой руке. Лана широко улыбается ей в ответ. А потом выдыхает почти тревожно. — Я думала, уже ничего не получится. Решила: раз так, не буду ничего делать. Если не вызовешь меня по рации, значит все… Провалена операция, — сменяется тревога легкой улыбкой. По тону и лицу Дженнифер понимает: это она про них. Про их вечные танцы. — Не смогла сдержаться, — продолжает Лана задумчиво. — Джен-фактор, — почти шепчет она с отсутствующим взглядом, как будто себе, а не ей, не Джен. — Что? — переспрашивает Дженнифер. — Что ты сказала? — Джен-фактор. Не могу сдержаться. С тобой. Я называю это Джен-фактор в своей голове. Смешно, — улыбается она, качая головой. — Все время боюсь сказать это вслух. Спасает только твое полное имя.