Удовлетворение

В темноте угадываются очертания прикроватной тумбочки, руки нащупали мягкую простынь. Спальня, где единственное освещение — свет уличных фонарей, проникающий через плотно закрытые шторы. —Я не останусь у тебя дольше, чем на одну ночь, — шатен перевёл взгляд на женскую фигуру у порога комнаты. —Но я ведь симпатична тебе? — она отстранилась от дверного косяка и направилась к кровати. Легко и изящно, приковывая к себе взгляд. За окном проехала машина. Дазай усмехнулся и притянул девушку за руку, усадил к себе на колени. Опустил ладони на упругие ягодицы, прижимая ближе. Тонкие пальчики с аккуратным маникюром тут же сжали ткань рубашки на чужих плечах, тихое застенчивое «ой» стало Дазаю наградой. —Милая, даже если я отвечу положительно, мои слова не будут стоить и ломанного гроша, — Дазай поцеловал открытую ключицу, прикусывая нежную кожу, и приподнялся, чтобы в следующее мгновение уложить девушку на кровать. Как прелестно выглядит обида на миловидном личике: пухлые губки поджимаются, брови жалобно сводятся к переносице. Образец невинности с тёмными кудряшками и страстным язычком. Так сразу и не скажешь, что могут вытворять такие красотки в барах, когда время перевалит за полночь. Девичья ладонь упёрлась в чужую грудь. Хочет оттолкнуть, набить себе цену, но стоит мужчине медленно ослабить галстук — огонёк в её глазах выдал все желания. —А если я сделаю так, что других ты не захочешь, — галстук вырван прямо из рук и отброшен куда-то в угол комнаты. Девушка опалила ухо своим дыханием, — мне нравятся такие, как ты… Дазай хмыкнул.

Интересно

Самыми кончиками пальцев медленно провёл от колена по бедру, задирая короткое платье. Нащупал край чулка, скользнул пальцами под тонкий капрон и потянул вниз, одновременно с этим сжал грудь. В темноте не увидеть, как щёки наливаются краской, но можно ясно расслышать короткий вздох. Почувствовать, как грудь под рукой стала вздыматься чаще. Дазай наклонился и поцеловал. Жадно. Страстно. Ненасытно. Он прикусил нижнюю губу и на неё же надавил языком, заставляя приоткрыть рот. Дыхание уже давно сбилось, а сердце стучит где-то в горле. Осаму целует грубо, не давая и шанса перехватить инициативу, но приглушённые стоны срываются с накрашенных губ уже сейчас. Девушка обхватывает его ногами. Прижимается, и трётся-трётся-трётся, чем вызывает ещё большее желание. В комнате становится жарко. Она дрожащими руками пытается расстегнуть пуговицы на его рубашке, оставляет следы помады на бинтах, которые Дазай запретил с него снимать. Он нетерпеливо срывает с неё платье, не заботясь о сохранности чужой вещи. Соседи будут недовольны.       

Не его проблемы

              Солнце бьёт в глаза, в ногах усталость. Всё же времени на сон было слишком мало. Дазай потянулся и нехотя встал с кровати, закрепляя на запястье размотавшийся бинт. За его спиной, спрятав лицо в подушку, спит девушка. Волосы спутались, от вчерашней шикарной причёски не осталось и следа. Да и помада наверняка размазалась от ночных мокрых поцелуев. Ах, сколько раз он уже наблюдал подобную картину? Даже цвет волос не сильно отличается…хотя, прошлая, кажется, была блондинкой. Рубашка нашлась возле кровати, как и брюки. Галстук ночью прилетел прямо на тумбочку, поэтому найти его труда тоже не составило. Дазай оделся, наспех привёл в порядок волосы, безуспешно попытался разгладить складки на рубашке. В последний раз окинул взглядом мирно посапывающую во сне девушку и вышел из комнаты. Вряд ли он когда-то сюда вернётся. Пиджак на плечи, найти ботинки, забрать телефон. Обольстительно улыбнулся высунувшемуся из-за угла сонному личику. —Осам…—хлопок дверью. Наивные создания с хрупкими сердцами. Ночные бабочки, что слетаются на блеск в чужих глазах. Таких всегда добиться просто. Такие любят, когда их без церемоний усаживают к себе на колени в шумных барах и шепчут на ухо пустые обещания. Такие сделают что угодно за пару нужных слов и наглых действий. Таких Осаму Дазай читает, как открытые книжонки, чтобы потом забыть навсегда.

До безумия скучно

Детектив направился домой, чтобы доспать несколько часов перед ночным дежурством. Уже полдень, на улицах оживлённое движение, все спешат по своим делам. Слева проехала машина, обрызгав мамашу с ребёнком. Впереди, прямо посреди улицы, поругалась какая-то парочка: из-за измены, судя по обрывкам фраз. На втором этаже молодой сотрудник не угодил боссу крупной фирмы. День полон ненужной суматохи и ненужных людей. Дазай живёт ночной жизнью и убивает себя лошадиными дозами кофе. —Хм? — остановился уже у своего дома. Нащупал какую-то бумажку в кармане пиджака. Номер телефона. Ожидаемо. Дазай хмыкнул и, разорвав бумажку, выкинул в ближайший мусорный бак. Клочки с цифрами остались одиноко лежать среди пепла, пустых бутылок и обёрток. Интересно, когда она номер подсунуть успела? Наконец-то дом, милый дом. Можно снять надоевший костюм, пропахший дымом сигарет и приторным запахом дешёвых духов. Сменить грязные, растрепанные бинты. Привычный бежевый плащ висит на вешалке, в холодильнике снова пусто. Дазай вздохнул и упал на футон. Нужно выспаться. Крики недовольного опозданием Куникиды — последнее, что хочется слышать, пройдя на своё рабочее место. Шум с улиц мешает расслабиться. Лай соседской собаки громом отдаётся в ушах. Если Дазая когда-нибудь спросят, почему он так не любит собак, он просто оставит спросившего рядом с этим чудовищем дня на два. Перевернулся на спину, закинув руки за голову. Пожалуй, мысли — единственное, что может заглушить все остальные звуки. Жаль, что от этого не легче. Навязчивые, словно мухи, и вместе с тем спутанные. Вряд ли такая жизнь может продолжаться вечно. Дазай знает, как её изменить. Возможно, даже хочет что-то менять. Но собирается ли? Нет. Хотя бы потому, что для этого нужно добровольно попасть в мышеловку. Тревожная колыбель размышлений всё же погружает сознание во мрак. Веки потяжелели, позволив забыться сном. Если бы Дазай хотел повторить встречу, если бы решил сохранить все те номера, можно было бы завести для этих бесполезных бумажек отдельный ящик.               Дазай зевнул и на лету поймал ключи. —И не смей засыпать на рабочем месте, как в прошлый раз! — Кажется, мир разрушится, если Куникида в сотый раз по пунктам не перечислит все обязанности детектива. —Да-да, ночное дежурство очень важно, ведь у нас хранятся ценные документы, а враг может напасть неожиданно. Я помню, — Дазай легкомысленно отмахнулся и прокрутил ключи на пальцах, — всё будет отлично, мамочка, я обещаю быть послушным мальчиком. —Ты неисправим, — Доппо вздохнул и вышел, захлопнув дверь. Поворот ключа в замочной скважине и наконец-то блаженная тишина. Дазай прошёл к излюбленному креслу. Не стал включать свет: достаточно того, что проникает с улицы. Подкатил стул к окну, отодвинув штору, и сложил руки на подоконнике. Прелестно. Чем тут вообще можно заняться? Дазай поднял голову и осмотрел помещение. Видимо, ничем. Апатия незаметно подкралась из-за угла. Дорогу под стеной перебежал кот, шуршат листья деревьев, где-то вдалеке взвизгнула тормозами машина. Блики от фонарей отражаются в не высохших после прошедшего дождя лужах. Ночью даже воздух чище. Разумеется, если не развлекаешься в баре, вдыхая сигаретный дым. Дазай прикрыл глаза и вдохнул полной грудью. Хотелось бы уйти из жизни в такую ночь. Тихо и спокойно, без присущей людям суеты. Увы, из офиса до утра не выйти, а суицид на рабочем месте доставит много хлопот. Невольно из груди вырвался тяжёлый вздох. Делать ничего совершенно не хочется. Думать тоже. От банальной скуки тошнит почти физически. Определённо, ему чего-то не хватает, и походы в бар каждые выходные это не исправят. Не исправят это и крашенные шлюхи с ярким макияжем. Ему надоела эта доступность, глупость, наивность. Становится противно от самого себя.        Дазай Осаму чувствует себя живым только когда от ощущения риска покалывает кончики пальцев. Работа не может удовлетворить это желание. Дазай Осаму тот, кто готов добровольно затянуть удавку на своей шее и в прямом, и в переносном смысле.        Ногой оттолкнулся от стены, отъехав на кресле к столу. Стоит закрыть глаза, и в сознании звучит тихий, с нотками насмешливости, голос. —Ну нет, это уже перебор, — Дазай цыкнул и достал из ящика стола наушники. Плейлист на телефоне автоматически включается в случайном порядке. Нет дела до того, что своим фальшивым пением он может кому-то помешать. Музыка способна заглушить мысли на пару минут, но ей не перекрыть образы перед глазами. «Оса~аму» — дыхание вмиг участилось. Дазай кусает внутреннюю сторону щеки, спрятав лицо в сгибе локтя. Перед глазами мелькают очертания знакомой комнаты и не менее знакомый взгляд. Точно такой же взгляд он порою видит в зеркале, завязывая галстук перед ночной вылазкой: шанс, что кто-то из знакомых может увидеть его в одном из сомнительных заведений, невелик, но светиться светлым плащом всё же не хочется. Привычные бинты начинают душить. Хочется открыть окно и впустить свежий воздух, но проще умереть. Как иронично, он ведь уже столько раз пытался. Стоило на миг вспомнить холод прикосновений, как по коже пробежали мурашки. Обжигающая сталь лезвия, которую прижимают вплотную к глотке. Обманчивая нежность, с которой чужие пальцы пересчитывают позвонки. Вкус крови на кончике языка, чужой и своей. Ни одна гулящая девчонка не сможет… —Чёрт, — Дазай ругнулся сквозь стиснутые зубы. Телефон улетел на диван и, судя по звуку, даже не упал на пол. Ещё немного, и в штанах станет тесно. Ему надоели лёгкие мишени, надоело чувствовать привкус помады на языке, надоели нежные тела. Ему жизненно-необходимо хочется, чтобы кровь бурлила от адреналина. Глаза уже достаточно привыкли к темноте. Можно встать и не навернуться по пути к дивану. Было бы удобнее всё же узнать нужный номер, но это почти невозможно, не выдав собственный. Работая детективом, Дазай достаточно осведомлён о влиянии, которое можно использовать через набор цифр. И уж точно этому человеку взломать и получить нужную информацию не составит труда. Добровольно отдавать власть врагу — безумие. Но разве то, что он собирается сделать, не безумно? Пальцы в два щелчка находят нужный контакт.        У людей есть повод ненавидеть Дазая, хотя бы из-за того, что он из тех, кто может позвонить в два часа ночи, разбудив, а потом бросить трубку. Просто потому, что доводить знакомых до белого каления бывает очень забавно.        Через десяток гудков, когда Дазай начал осознавать всю глупость задуманного и хотел было уже нажать на кнопку отмены вызова, кто-то взял трубку. Сонный голос вежливо поинтересовался, какого чёрта позвонившему надо и смотрел ли он вообще на часы. —Ацуши-кун! — в тёмном пустом помещении голос Дазая звучит даже слишком весело, — Прости, я разбудил тебя. —Дазай-сан? Вы ведь должны быть на дежурстве, что-то случилось? — в голосе юноши столько заботы, что у Осаму на секунду воскресла совесть.

Воскресла, потому что он давно уже заколотил её гроб гвоздями.

—Да нет, ничего серьёзного, но…ты не мог бы меня подменить? У меня возникли неотложные дела, — готов поклясться, что следом за вздохом облегчения у Ацуши обречённо поникли плечи. —Я сейчас подойду. На другой ответ Дазай и не рассчитывал. —На тебя всегда можно положиться! Буду должен, — возможно, Ацуши хотел бы ответить, но вместо голоса собеседника в трубке слышатся короткие гудки. Куникида наверняка будет рвать и метать, обвиняя Дазая в тунеядстве и том, что тот просто пользуется безотказностью сироты. Причём последний после всего этого, скорее всего, ещё и себя виноватым почувствует.

Плевать

              Усталость отступила, стоило отойти подальше от места работы. Оглушающая музыка, выпивка, люди. Не те, что суетятся на улицах по утрам. Тут собираются потерянные ночные бабочки. Потерянные и запутавшиеся в себе. Они уже не надеются найти свет в своей жизни, но летят, завидев его мельчайший проблеск, и обжигают крылья. Кто-то потерял работу и жить не может без выпивки. Кто-то подсел на наркотики и ищет клиентов. Кто-то пришёл развлечься и найти новые знакомства, чтобы не тонуть в темноте одному. Кто-то уже хорошо знает бармена, а кто-то пришёл впервые. На самом деле в подобных местах можно увидеть и услышать много интересного, если знать, что ищешь, но сегодня Дазай пришёл не за этим. —Эй, красавчик! — Дазай обернулся. Надо же, он ведь даже не пытался привлечь к себе внимание, —Я тебя определённо уже где-то видела. «Чёрт!» —Боюсь, миледи, Вы ошиблись, — губы сами по себе расплываются в обольстительной улыбке, — я бы обязательно запомнил такой редкий цветок среди невзрачного бурьяна. Незнакомка прикусила губу и ненавязчиво подошла ближе, положив руки шатену на плечи. Дазай прикрыл глаза. У неё прямые волосы до плеч, не такой яркий макияж и духи, приятно окутывающие запахом нежной розы. Интересно, что она забыла в таком месте? —А Вы, как я посмотрю, знаете, чем можно угодить собеседнику, — её голос звучит мягко, таким впору петь колыбельные для младенцев. Или соблазнять богатых любовников. Девушка бесцеремонно оседлала чужие колени.  — Как Вы смотрите на знакомства в подобных заведениях? Я была бы не против пообщаться поближе, —острыми ноготками нежно провела по щеке, остановившись на подбородке, и томно вздохнула, опустив взгляд, — такой джентльмен разве оставит одинокую девушку на произвол судьбы? Дазай хмыкнул, в один глоток допив содержимое своего стакана. Ну конечно. Покинутая отчаявшаяся красотка. Сюда приходят и такие, в надежде обрести поддержку, когда идти больше некуда. Вот только обычно не так нагло. Разумеется, он может ответить, пойти за ней, вскружить голову, накормить щедрыми обещаниями. Возможно, даже оставит парочку номеров людей, которые могут ею заняться, но…как же он устал от этого однообразия. Больших усилий стоит не скривиться, продолжить улыбаться. Отвратительно. —Прости, детка, но у меня трое детей, жена, любовница и тюремный срок за спиной, — не переставая улыбаться, скинул с себя чужие руки и поднявшись направился к выходу, — всего хорошего! Ацуши, Кёка… Куникида лучше бы подошёл на роль жены или всё же любовницы?               Дазай опирается спиной о стену, прислонившись затылком к прохладной поверхности. Его ожидания насчёт неудовлетворённости такой жизнью оправдались. Увы. Все дороги рано или поздно приводят к этому месту. И вот он здесь. В ловушку добровольно попадёт только самоуверенный глупец, либо непревзойдённый гений. Дазай привык считать себя вторым, но сейчас сомнение липкой паутиной оплетает разум. Если повезёт, он сможет получить то, что ему необходимо. Если же нет, то он, впрочем, ничего не потеряет, кроме гордости, только зря потратит время. Тихие шаги заставили очнуться от размышлений и открыть глаза.

Интересно, это удача или всё же поражение?

Ухмылка на лице появилась сама по себе, стоило Дазаю выйти из тени. Стук сапог сразу же прекратился. —Ну здравствуй, Демон, — руки в карманах, он расслаблен. По крайней мере, хочет таким казаться. В глазах напротив лишь на секунду промелькнуло удивление и тут же исчезло, погребённое под маской безразличия. Фёдор сделал шаг навстречу — Дазай снова видит в изгибе чужих губ свой собственный оскал. —Ты вернулся, — не вопрос, просто констатация факта. Фёдор подошёл ещё ближе, нахмурился, в голосе можно уловить презрительные нотки, — от тебя несёт духами. Дазай хмыкнул. —Тебя это беспокоит? — карие глаза насмешливо прищурены, теперь уже Дазай делает пару шагов вперёд, став почти вплотную, — Я пришёл не затем, чтобы подарить тебе возможность выследить моих пассий по запаху. —Я не пёс, в отличие от тебя, детектив, — Фёдор поднял голову, посмотрев свысока, — но ты знаешь, что я могу.

В полумраке сверкнула сталь лезвия.

В такой тишине можно услышать, как где-то возле дерева пролетит муха. Дазай понизил голос до полушёпота, не собираясь убирать нож от чужого горла: —Но ты не будешь.

Дуло пистолета упёрлось в живот.

—Ты пришёл за угрозами или всё же, — непозволительно близко. Губы соприкоснулись. Где-то в глотке Дазая зарождается рычание, Фёдор почти сразу же отстранился, — за чем-то другим?

Осаму надавил на клинок сильнее. Щелчок предохранителя.

—Ты знаешь, кточто мне нуженно, — прорычал Дазай, — и я это получу. Фёдор хмыкнул, прикрыв глаза убрал пистолет и отстранился. Обошёл Дазая и, даже не обернувшись на него, направился ко входу в здание. Знает, что тот пойдёт следом. И Дазай идёт. Просто потому что ну не возвращаться же теперь в офис, верно? В конце-концов, его сюда насильно никто не тащил. Дверь за спиной захлопнулась. Дороги назад нет и маски наконец сброшены. Дазай подошёл вплотную, утыкаясь носом в белый меховой воротник, и сорвал пальто с чужих плеч.       Все чувства и инстинкты обострились до максимума. Фёдор резко развернулся, стянув плащ с Дазая. Он целует снова. Дольше, глубже, напористее. Осаму отвечает, кусает губы и чужой язык, пытаясь перехватить инициативу. Это всегда было противостоянием. Во всём. У Достоевского руки холодные. Это особенно хорошо чувствуется на контрасте с разгорячённой кожей Дазая, когда Фёдор забирается под рубашку со спины, заставляя его изогнуться. Опасно, когда враг знает твои слабые места. Ещё опаснее, когда ты позволяешь ему пользоваться этим. Дазай позволяет. Кусает губы и позволяет чужим губам припадать к своей шее. Достоевский уже успел опустить бинты ниже, не встретив никакого сопротивления. Учащенное дыхание скрывать бесполезно. —Ублюдок, — Дазай рычит снова, резко оттолкнув на диван. Навис сверху, ухмыляется, поставив колено между ног. Прижал к спинке дивана чужие запястья. Наклонился, выдыхая на ухо и его же прикусывая: — я возьму тебя. —Прижмёшь, как и всех тех бесчисленных шлюх? — Фёдор обхватил ногами за талию, прижимаясь. Почему-то у него этим действием получается возбудить детектива больше, чем у той девушки. Это игра на двоих. Они оба знают следующие действия друг друга, но всё происходит слишком быстро, чтобы Дазай мог этому помешать.

Рывок.

—Ты знаешь, что этого не будет, Оса~аму, —Фёдор подмял под себя. Он умело выводит языком узоры на шее, зубами оттягивая бинты. Дазай хрипит, пытается извернуться, скинуть с себя, но руку заломили за спину. Для своего телосложения Фёдор достаточно силён, не стоило об этом забывать. Он приподнял за бёдра, гладит по пояснице, легко царапает, издевается. Холод его пальцев на чувствительном месте заставляет вздрогнуть. Дазай жмурится, кусает губы и сдавленно мычит сквозь стиснутые зубы, не пожалев, что поддался порыву прийти сюда. Достоевский дёрнул рубашку вместе с жилетом, чуть не разорвав. Ему плевать так же, как и Дазаю, который невольно вспомнил, как в нетерпении разрывал чужие платья и футболки. Ключицу больно обожгло, когда этот Демон сквозь бинты прокусил кожу — это видно по тому, как на секунду в оскале дрогнули губы шатена. На белой ткани расцвёл первый кровавый цветок. —Тебе не надоело прятаться за бинтами? Это неудобно, — Фёдор чуть ослабил мешающие ленты и опустился, играя языком с сосками. Дазай откинул голову на спинку дивана, кусая тыльную сторону ладони, чтобы заглушить сдавленный стон. Внимание рассеялось, но это не мешает всё же освободить одну руку и больно сжать чужие волосы, оттянув от себя. Сценарий игры ещё не поздно изменить. —Тебе не надоела эта нелепая ушанка? — шатен перевёл взгляд на упавшую вещь, — в ней жарко. Фёдор хмыкнул, отстранился сам. Дазай подался вперёд, поднимаясь.

Выпад.

Полосы бинтов спали на пол вместе с каплями крови. Дазай упал обратно на диван, прикусив язык. Ты проигрываешь тогда, когда перестаёшь сопротивляться. Дазай, кажется, проиграл. —Видимо, мне действительно придётся убить тебя, если я захочу, чтобы ты забыл сюда дорогу, — Фёдор ухмыльнулся. —Так чего же ты ждёшь? —Дазай притянул врага к себе за воротник, прорезая ткань рубашки вместе с кожей. Со свободными руками достать нож не составило труда, — Давай же, мы оба этого хотим. Достоевский поморщился и вывернул чужую руку. Дазай зашипел от боли, лезвие упало на пол с характерным звуком. —Я убью тебя только на поле битвы, — наклонился и укусил за плечо, тут же слизывая выступившие капли крови, — когда ты утратишь свою ценность в моей игре. Дазай извернулся и прикусил кожу на шее. Специально высоко. Утром там напоминанием останется след. Фёдор провёл пальцами по позвоночнику, сдирая последние бинты, обнажая шрамы — с губ Дазая слетел судорожный вздох; вверх по рёбрам, между шрамами, сжал пальцами соски, подался вперёд, потираясь о живот стояком — Дазай промычал, прокусив губу. С плеча Фёдора спала рубашка, обнажая худобу. Обманчивая слабость, на которую шатен когда-то повёлся. —Разве…это не поле…битвы? — каждое слово даётся с трудом, воздуха не хватает. Он уже проиграл, это очевидно, но всё равно не оставляет попыток вывернуться и прижать к дивану Достоевского. Фёдор усмехнулся и буквально лёг сверху. Его насмешливый взгляд бесит. Его действия заставляют терять контроль. От его тихих постанываний на ухо сносит крышу. —В таком случае, ты потерпел поражение, —руками спустился ниже и сжал ягодицы, вынудив Дазая прикусить язык и всё же пропустить приглушённый стон. Фёдор понизил голос, выдохнув прямо в ухо: — ещё в самый первый раз.

Мощный удар по самолюбию

Можно услышать, как щелкнул переключатель в голове шатена. Укусил за плечо так, будто собрался вырвать кусок плоти, а Фёдор даже не поморщился. Он знает, как довести Осаму до нужного состояния. Одно резкое движение и чужая белоснежная рубашка уже на грязном полу. В карих глазах искры, буря, безумие. Желание бессердечного пса мафии, но никак не доброго детектива. У Достоевского костлявые руки, подарившие смерть уже многим, бледная кожа с просвечивающимися венами и выпирающие рёбра с позвонками — Дазай вовсе не считает это чем-то прекрасным. Дазаю хочется сломать своего соперника так же сильно, как Фёдору хочется сломать своего. Они оба этого не делают. —Ты сам сюда пришёл, — Фёдор отстранился, блестя глазами из-под упавших на лицо прядей, — и я не держу тебя здесь. Уйдёшь? Впервые за время их встречи Дазай предпочёл промолчать. —Я жду ответа, — медленно убрал руки, случайно испачкав их в подсыхающей крови. Дазай не сдвинулся с места, продолжив молчать. Напряженная тишина. Дазай знает, что проиграет. Фёдор знает, что Дазай ответит, но ему недостаточно знать. Он хочет это услышать. Языком слизывает пятна крови, и уж за этими движениями детектив следит внимательнее, чем следил за хорошенькими куклами месяц назад. Спустя несколько долгих минут Дазай всё же прикрыл глаза, вздохнув, и в тишине прозвучало тихое «Останусь». Фёдор довольно хмыкнул. —Так я и думал. Секунда — Дазай прижат к дивану животом. Фёдор сквозь брюки прижался сзади. —Блять, —Дазай выдохнул. При малейшем движении член сквозь ткань потирается о поверхность. Иногда кажется, что он готов кончить от одних только резких контрастных действий Фёдора. У Достоевского совесть давно умерла. Осаму готов рядом с ней похоронить свою гордость. Чужие ладони вновь сжали задницу, пробираясь выше и стягивая брюки вместе с бельём. Палец в прохладной смазке проник в колечко мышц. Дазай вцепился ногтями в подушку. Фёдор старается отвлечь от неприятных ощущений сухими поцелуями. Он знает, когда нужно быть нежным, чтобы Осаму понравилось. Чтобы Осаму возвращался снова и снова. Дазай вцепился в несчастную подушку зубами. У него не было возможности привыкнуть к такому, приходится терпеть. Терпеть, жмуриться и кусать губы, пока Фёдор добавляет второй палец. Мычать, когда он сгибает пальцы внутри и проводит языком по шраму на шее. Прогибаться под прикосновениями, когда он резко проводит пальцами вдоль позвоночника. Осаму тихо постанывает, спрятав лицо в подушку, и специально задевает стояком обшивку дивана. Дазай услышал, как расстегнулась ширинка, и невольно замер. Без пальцев внутри пусто. Чужой член притирается между ягодиц. Глава Крыс дразнит, нарочно замедляясь. Дазай обернулся через плечо, гневно сверкнув глазами. Он не любит, когда его так дразнят. Хочется, чтоб в него уже вставили наконец, но никогда не признается вслух. «Ты слишком медленный» Фёдор улыбнулся почти ласково и отстранился. Дазай не успел ничего сказать — стоило ему податься назад, как Фёдор резко вошёл, заставив его вскрикнуть и закатить глаза. Достоевский движется медленно. Позволяет прочувствовать каждый чёртов сантиметр, заставляет желать большего, самому насаживаться в нетерпении. Одной рукой оперевшись на диван, а другой надрачивая Дазаю, он оставляет яркие засосы на шее как можно выше. Не только Осаму желает пометить своё. Ткань подушки влажная от слюны последнего. У него от чужого дыхания на своей шее по спине пробегают мурашки. —Ты слишком тих, — Фёдор приподнял за бёдра и надавил пальцем на головку. Угол меняется совсем немного и Дазаю уже плевать на гордость, сдержанность и собственные рамки. Дазай хрипло стонет с каждым движением, пока Фёдор переходит на резкие толчки. Взмокшие пряди прилипли ко лбу, по бокам стекают капли пота, раны затянулись корочкой засохшей крови. Завтра он должен быть на рабочем месте, но сейчас ему всё равно. Перед глазами мутная пелена похоти. Не осталось ни одной мысли, только ощущение. Только невозможное наслаждение. Только чужое тяжелое дыхание и собственные стоны. Колени подогнулись. Дазай упёрся лбом в свои же руки и с громким стоном кончил. Фёдор кончил следом с разницей лишь в несколько секунд. Оба, обессилев, упали на диван. Бинты испорчены, времени на сон почти не осталось. Где-то шагах в десяти от дивана жалобно пищит почти разрядившийся телефон, забытый в кармане плаща.

Не волнует

              —Дазай! Осаму подскочил в кресле. Он всё же уснул за заполнением отчётов. Сонно протёр глаза и, потянувшись, зевнул. —Прости, Куникидушка, но твои отчёты действуют лучше снотворного, — Дазай беспечно улыбнулся, подперев щёку кулаком. Коллега покачал головой и забрал стопку бумаг. —А мне кажется, это из-за того, что ты вчера шлялся неизвестно где, заставив Ацуши отдежурить вместо тебя. Кстати, — Куникида обернулся через плечо, — тебе там сообщения приходили. —Хм? —Дазай лениво потянулся к телефону. Действительно, сообщение с неизвестного номера. Сонливость как рукой сняло. Ухмылка со стороны выглядит жутко. Всё же, видимо, не один он в этом мире безумен.        «Если хочешь остаться незамеченным, в следующий раз выбирай бары подальше от места встречи, иначе будет шанс получить пулю под ребро.≫