Dark Souls: Наследие Бога Войны

      Атон осторожно прошёл мимо развороченной двери собора Анор Лондо, обогнул лужицу расплавленного металла, и уставился на результат последней атаки Орштейна Драконоборца. Окутанное россыпью молний копьё, пущенное рукой смертельно раненного, но всё ещё могучего война, прошило мощные двери, словно те были слеплены из бумаги, затем взорвало ведущую к собору лестницу, срубило основание лифтовой колонны и, не встретив никакого достойного сопротивления, ухнуло куда-то вглубь горы.       От созерцания масштабных разрушений Атону стало не по себе. И нет, он совсем не боялся смерти. Умирать ему приходилось так часто, что он уже давно сбился со счёта собственных смертей. И, всё же, мощь, вложенная Орштейном в эту отчаянную атаку, впечатлила Атона. Повинуясь импульсу, Избранный снял со спины секиру короля драконов и всмотрелся в чёрный, подобный камню материал. Насколько же могучими должны были быть присносущие драконы, если для их убийства требовалась такая сила?       —Уф... Хах... ха... А... Атон! Подожди же! Ох ты ж!       Обернувшись на звук, Атон увидел слегка подкопчённого и запыхавшегося, но вполне целого Григгса, оторопело взирающего на пропасть, разверзшуюся на месте лестницы. Затем волшебник перевёл взгляд на оплавленный обрубок колонны, испуганно икнул и пошатнулся. От падения его уберегла лишь рука Атона, ухватившего полуобморочного мага за плечё.       —Это... Это что, всё он сделал? - пробормотал волшебник, имея ввиду Драконоборца.       —Ага... — выдохнул Атон. — Григгс?       —Ч-что?       —Спасибо.       —За что? — непонимающе переспросил маг.       Атон укоризненно покачал головой, посмотрел на Григгса и сказал:       —Если бы ты не предупредил меня тогда, я бы стал частью вот этого вот пейзажа. Хотя, наверное, от меня даже пепла бы не осталось.       Смутившийся чародей посмотрел на серьёзное лицо Избранного, затем во-второй раз окинул взглядом пропасть и огрызок колонны. На секунду создалось впечатление, что волшебника снова повело, но он тут же выпрямился и расправил плечи.       —Пожалуйста, Атон, — серьёзно начал Григгс, но тут же сорвался на шутливый тон и продолжил, — не всё же тебе меня спасать!       Атон на эти слова лишь улыбнулся, убрал на место секиру и разжал левый кулак. Из-под пальцев тут же брызнуло чистое золотое сияние. На ладони у Атона пылала душа Орштейна Драконоборца, яркая, словно проблеск солнца. Красивая. И очень, очень аппетитная...       —Атон?       Усилием воли Избранный отвёл взгляд от живого огонька на ладони и сунул его в бездонную сумку. Нет. Не так должна закончить душа величайшего драконоборца своего времени. Не место ей в бездонном желудке обезумевшей от голода нежити.       —Да, Григгс?       —А как нам теперь перебраться на ту сторону?       —Хм-м-м...—выдал Атон.       С одной стороны, стоило ему коснуться Великой Чаши, принятой из рук Гвиневер, как он с поразительной ясностью понял, что может перемещаться сквозь пламя костров. Знание это было алогичным и болезненно-чётким. Так, например, Атон даже близко не понимал, как работает сам процесс перемещения, но ясно знал, что нужно сделать, чтобы его запустить. И это Избранному очень не нравилось.       Атону в принципе не нравилось всё, что касалось костров и их влияния на мир вокруг и на нежить в частности. Когда он садился у костра, мир становился словно бы не совсем реальным, по воздуху пробегала рябь, и воткнутый в центр спиральный меч становился единственным по-настоящему чётким и материальным предметом. Угрюмому парню в руинах храма этот процесс, кажется, доставлял удовольствие, но самому Атону казалось, что всё, чего он достиг с момента освобождения из узилища нежити становится всё более зыбким и незначительным каждый раз, когда он садился к костру. Словно пламя постепенно выжигает всё хоть сколько-нибудь значимое.       —Можно поболтать с теми гарпиями, засевшими у правого крыла собора, — сказал Атон, повернувшись в сторону одной из открытых площадок, где и засели любопытные демоны. Гарпии при этом заметно попятились и сложили крылья, чтобы казать как можно меньше и незначительнее, — кажется, в последний раз они начали меня понимать.       —А других вариантов нет? — беспокойно спросил волшебник. Он-то прекрасно понимал, к чему приведут очередные "переговоры".       —Ну, можно перепрыгнуть.       —Ты серьёзно?!       —Думаю, у меня получится, — сказал Атон, почёсывая клочковатую бороду, — правда посадка будет жёсткой...       —Я могу наложить на тебя смягчающее падение заклинание.       —И придётся сразу вступить в бой...       —С кем?! — поразился Григгс, до боли в глазах вглядываясь в пустой помост.       Атон на это лишь вздохнул и передал магу свой бинокль, указывая при этом на двух горгулий, замерших по краям парапета.       —А вон с теми бронзовыми курицами.       —Горгульи?! Но... но откуда ты знаешь, что они оживут? Не существует способа определить голема до его активации.       —Их создатель любит повторяться, — с нехорошей ухмылкой сказал Атон, забирая бинокль из рук волшебника и бережно убирая устройство в бездонную сумку, — Наткнулся на пару таких же в уезде нежити, когда первый Колокол искал. Раз двадцать сдох, наверное.       Волшебник при этих словах заметно побледнел и едва не сбился, накладывая на Атона нужное заклинание. Ему перспектива столкновения с двумя боевыми големами очень не нравилась.       —И ты думаешь, что эти горгульи будут такими же, как в уезде нежити?       В словах чародея явственно читался страх, но Избранный лишь ухмыльнулся, расправил могучие плечи, да так, что затрещали сочленения балдерских доспехов, и улыбнулся во все свои двадцать семь зубов.       —Да ты не бойся, чароплёт! Та битва была давно, а я с тех пор успел кой-чего поднахвататься! Главное, стой подальше и под огненное дыхание не попади! Та, что без шлема любит огнём плеваться.       —Стой, погоди! Ты сказал, огненное дыхание?! — завопил Григгс, но было уже поздно.       Атон сгрёб мага, словно мешёк с картошкой, сунул того под мышку, разбежался, и одним длинным могучим прыжком перемахнул через пропасть, умудрившись не только смягчить падение, но и аккуратно поставить Григгса на ноги, да так ловко, словно он всегда там стоял. Маг при этом всё ещё набирал воздух в лёгкие, чтобы закричать.       Горгульи ожили не в пример быстрее, чем это происходило на крыше уезда. Големы и выглядели новее и живее, чем те, что охраняли колокол. Впрочем, их это не спасло.       Первым же сокрушительным ударом Атон снёс "главной" горгулье левое крыло и часть руки со щитом. Потом, не тратя время на вынимание засевшей в камне секиры, что есть силы саданул снятым с пояса кулаком из драконьей кости в морду второй горгулье, спешащей на выручку своей "начальнице". Тварь взревела, поперхнувшись огненным дыханием, её голова заметно деформировалась, пасть заклинило, а правый глаз "заплыл", навсегда превращаясь в узкую кривую горизонтальную бойницу.       —А прав был великан, отличная штука получилась! - весело крикнул Атон, проскальзывая между лап взбешённой горгульи и всаживая ещё один удар костяным кулаком в левый бок голема, отчего живую статую всю перекосило и заклинило окончательно.       Довольный испытанием своего нового оружия, Избранный снял кулак, возвращая его обратно на пояс, ухватился за всё ещё шевелящийся хвост-топор и, словно гигантским бронзовым кистенём, принялся охаживать едва пришедшую в себя "основную" горгулью своей искорёженной "подчинённой". Во все стороны полетели осколки бронзы, а шум и скрежет стояли такие, что были слышны в крепости Сен.       Атон вновь и вновь обрушивал одну горгулью на другую, до тех пор, пока обе они не превратились искорёженную груду бронзы. В конце концов горгулья, та, которую Избранный использовал вместо оружия, была отброшена в сторону и начала привычно исчезать, словно её никогда тут и не было. Лишь оторванный хвост-топор напоминал о том, что случилось буквально секунды назад. Второй же голем всё ещё был жив.       Атон не без труда вырвал секиру короля драконов из каменных плит помоста, водрузил оружие на спину и присел на корточки у осколков грозного боевого голема. От горгульи остался лишь торс да голова, удивительным образом не пострадавшая в безумном шквале ударов, что Атон обрушил на голема. Челюсти горгульи вяло щёлкали, пытаясь ухватить врага. Подобие жизни явно покидало её.       —А это что такое? — спросил оправившийся от шока Григгс, подходя ближе и указывая на тусклое золотое свечение, пробивающееся из обломка полого торса горгульи.       —Хм...       Атон чуть приподнял торс и попытался засунуть в полость руку, но та никак не пролезала в узкое отверстие. Тогда Избранный вынул из ножен рапиру Велки, вонзил удивительно прочный клинок прямо в грудь горгулье и сделал неровное отверстие, из которого наружу сразу же заструился слабый, вот-вот затухнет, золотой огонёк, чем-то похожий на душу Орштейна Драконоборца.       Атон молча смотрел, как гаснет душа неизвестного божка, ставшего движущей силой для живой статуи, а в его голове зрели всё новые и новые вопросы...