***
В народе существовал закон, запрещающий бардам посещать выступления друг друга. Он надел пёструю маску трёхглазого лиса, облачился в серую мантию с капюшоном и нарушил запрет, медленным тяжёлым шагом ступая по городской мостовой в сторону, где светили ярко-алые огоньки веры. Голубой был в устах Тобиаса цветом чести, золотистый оттенок по словам барда имела справедливость, лиловый же олицетворял собой надежду. Возможно, в будущем некий писатель назовёт её глупым чувством и будет совершенно прав…* — В неком неизвестном году, когда всех нас ещё не было на этом свете, наши земли заселяли лисы… Он потёр свою маску, словно в знак того, что намёк судьбы понят верно. Когда гении начинали говорить, шум улиц затихал. Он прислушался. Верно. Тишина. — Одни, чьи шкуры были серебристыми, а глаза вы бы с лёгкостью могли по пьяни спутать с драгоценным жемчугом, называли себя Восточными Октавами. Другие же, обладатели медных шубок и рубинов в глазах, что напротив, трудно не заметить даже будь ты абсолютно не трезв, дали своему высокому роду имя Западных Октав. Восточные Октавы славились своими сладостными речами, что Западные слушали с упоением. Но однажды лисёнок из клана Западных Октав услыхал от одного из Восточных историю о водопаде Храбрости, суть которой была такова — тот, кому удастся отыскать этот водопад и пройти сквозь поток, обретёт своё счастье среди добросердечных созданий, обитающих там. Лисёнок тот был мал, но бесстрашен, и однажды, светлой июньской ночью, он отправился на поиски чудесного водопада. Слушатели замерли в ожидании. Полуулыбка застыла на губах прежде молчаливого, но не менее озорного, чем его сверстники рыжего пацана и он понял, что, казалось бы, очевидное продолжение байки в устах Тобиаса превратилось в серебряную нить волшебной, невероятно правдивой сказки. — Весь клан Западных Октав разделился для поисков мальца, но, к сожалению, его так и не удалось найти. Толпа выдохнула. Он тоже. — Западные Октавы впали в отчаяние и обвинили Восточных во лжи. Они изгнали их из заселённых городов и деревень, отправив искать выдуманный водопад. В ближайшее столетие о серебряных лисах ничего не было слышно. Но любое забытое, погребённое под песками времени, рано или поздно попадает под лучи истины. Молодая лисица из клана Западных Октав, отправившаяся собирать ягоды Жизни в дальний лес, долго бродила в их поисках и случайно наткнулась на прекрасный водопад. Она подумала, что, возможно, за ним она найдёт то, за чем пришла. И когда она перешла через поток воды, о чудо, она увидела огромный город, озарённый солнечным светом и светом звёзд в одно и то же время! Она начала разговор с одним из прохожих, и он поведал ей историю о событиях после изгнания Восточных Октав. Они знали, куда можно пойти. Горожанин спросил, чего ещё желает милая леди. Лисица пожелала отправиться домой, и горожанин исполнил её просьбу. Среди народа, зачарованно слушавшего историю барда, он заметил задумчивую алоглазую незнакомку. Он никогда не видел её в городе ранее. С такими глазками инквизиция должна была бы принять её за колдунью, но даже если при свете дня её глаза могли оказаться карими, этой ночью малиновый был чётко различим. Он решил не обращать внимания. Даже если ему показалось, что девушка усмехнулась в его сторону. — На следующий день лисица рассказала о серебряных лисах и прочих чудесных созданиях, живущих за водопадом. Народ Западных Октав попросил лисицу проводить их к нему. Но в отличие от той лисы, остальные Октавы не увидели никакого водопада, и уже хотели выкрикнуть лисице: «Лгунья!», как вдруг услышали пение, знакомые байки и голоса. Лисы узнали своих бывших друзей и наставников в этих голосах. Теперь они знали, что они не лжецы. История уже подходила к своей развязке. Толпа смеялась чистым, непорочным, счастливым смехом. Он смеялся вместе со всеми, находя где-то в глубине души отголосок тревоги. Алоглазая незнакомка всё так же продолжила улыбаться. «Чёрт с ней, с этой ведьмой», — мысленно произнёс он, в душе же зная, что чёрт с ней справиться не сможет. Тобиас улыбнулся девушке в ответ. — Три дня просили Западные Октавы впустить их. И наконец, они смогли узреть водопад и чудесный город Востока. Спустя пять сотен лет Бог забрал души тех лисиц, Западных и Восточных Октав, дабы сотворить нас, людей. Многих Восточных Господь оставил на Небесах в качестве сказочников, вдохновляющих его ангелов на помощь нам. Остальных же он отправил вдохновлять людей на помощь друг другу, доверие и немного на служение ему. Инквизиция относилась довольно мягко к слегка попахивающим ересью выходкам бардов, но не упомянуть Бога в своей байке значило рискнуть оказаться в немилости. Приходилось выкручиваться. Ему это даже нравилось, ибо он был достаточно религиозен. Толпа, как и положено толпе, уже начала подавать признаки жизни. Тобиас тихо, почти неслышно захихикал. — С той поры люди начали называть отправленных на Землю Восточных Октав… Тобиас сделал драматическую паузу. Он смеялся. Толпа смеялась. История Тобиаса наконец подошла к концу. — Бардами их начали называть. Как же ещё?***
Алоглазая ведьма подошла к Тобиасу почти вплотную и прошептала тому на ухо то ли страшное проклятье, то ли благословение. В любом случае, Тобиас самым наивным образом чихнул, так же наивно извинился, получил в ответ краткое пожелание девушки здравия и последовал за ней в тёмный, неизведанный переулок. Он хотел было отправиться вслед за ними, но в последний момент был остановлен неведомой силой. «Вдруг родня его… Или знакомая…», — подумал он. Спустя пару минут он всё же решился проследить за этой парочкой, но не успел он свернуть за угол, как девушки и след простыл. Тобиас был бледен, но увидев его, предпринял попытку улыбнуться. — Сэр, я сразу обратил на вас внимание на моём представлении. Позвольте задать вопрос, изнурявший меня на его протяжении — почему же Вы в маске? Сегодня, если моя память меня не подводит, простая ночь. Вы сильно выделялись на фоне толпы, чем произвели на мою, к сожалению, нескромную персону сильное впечатление. Разумеется, положительное. Он засмеялся и снял со своего лица злосчастную маску лисицы «клана Западных Октав». Тобиас смущённо покраснел. Это уже лучше. — Ты знаком с ней? — внезапно спросил он. Тобиас отрицательно помотал головой. — Никогда раньше не видел её в нашем городе. Как и ты, полагаю. Хотя… Пожалуй, да. Не думай, что ты один такой любопытный, я тоже был на представлении другого барда. Признаюсь, запоминающаяся особа. Она тогда ещё поглядела на меня, как на старого друга. Скорее всего, мы с ней ещё где-то встречались… Чёрт, мне так стыдно. Человек старается, намекает, а я ну никак не могу вспомнить! Он понимающе кивнул. Для него бы впору сейчас отмахнуться старым-добрым «старость — не радость»*, но для Тобиаса — парня шестнадцати лет от роду это будет совершенно нелепо. — Она дала мне идею для следующего представления, — тихо произнёс кареглазый бард. Что-то содрогнулось внутри второго. Тобиас явно недоговаривал, — Ты придёшь? Мне хотелось бы, чтобы ты это слышал. Он молча кивнул, попутно пряча за спину по непонятной причине трясущиеся руки. Тобиас вновь улыбнулся. Тобиас впервые солгал своей улыбкой.***
Маска сидела на нём, как влитая, что можно было сказать и о прежде пыльной, сейчас же выстиранной до идеальной чистоты мантии. Он по уже сложившейся традиции тяжелыми шагами ступал по каменной мостовой города. Тобиас недавно весьма громко объявил прыгающему от счастья народу о том, что вскоре прибудут два особых гостя, без присутствия которых начать не представляется возможным. Он точно знал, о ком идёт речь. Она появилась из неоткуда, стоило ему только слиться с толпой восторженных слушателей. Тобиас мягко посмотрел на него, затем медленно перевёл взгляд на заказчицу. Мерный голос юного гения наконец зазвучал в душе каждого, сумевшего его услышать. История соизволила поведать себя людям. — Эта легенда повествует о молодой гадалке, не принадлежавшей ни силам света, ни силам тьмы. Обычные, скучные, как она называла их, люди не интересовали эту леди. Монархи и богачи были для неё также весьма неинтересны. Её интересовали люди, чьи головы и души были заполнены магией историй. Писатели. Стихотворцы. Глаза этой девушки были цвета маков, дурманящие и завораживающие. Эта история расскажет вам конкретно о субдьбе бардов, имеющих сомнительное счастье встретиться с той гадалкой. На слове «сомнительное» улыбка незнакомки стала чуть шире. Его снова передёрнуло, наверняка от простого холода. Он был суеверен, но не каждому захочется открывать это людям. Он притворно приобнял себя за плечи. Теперь, когда холодный воздух смог пробиться в только что обнаруженную дырочку в одежде, ему стало действительно холодно. Ведьма усмехнулась. Тревога и не думала исчезать. — Её можно было заметить на каждом представлении. Заказчица слегка повернула голову набок, мол: «Лсьтите, дорогой друг, и вовсе не на каждом». Он согласился бы с ней, если бы не заметил этим утром знакомый малиновый блеск глаз, служащий неожиданно идеальным дополнением к его собственной, внезапно весьма оптимистической истории. — После выступления она подходила к рассказчику и спрашивала, желает ли тот узнать свою судьбу. Если ответ барда звучал как «Да», она клялась говорить ему лишь истину без грязной лжи или обмана. И слышали они «ты прославишься на все наши земли», «тебя ждёт впереди лишь позор и отчаяние», «рано или поздно, так или иначе, тебе суждено быть забытым всеми нами», «тебе суждено исчезнуть навек…» Если же бард отвечал ей «нет», она чрезвычайно вежливо просила передать в руки народа её историю. Бард, пожелавший оставить страшное знание в руках провидицы, всегда выполнял просьбу девушки. Но стоит ему подвести свой рассказ к концу, память народа в тот же миг будет очищена от этой тайны. И лишь в устах гения эта история станет легендой, что никогда не умирают. Тобиас сделал небольшой перерыв, вновь наполняя свои лёгкие желанным воздухом, прежде чем продолжить. Толпа, как и в прошлый раз, застыла в ожидании. Он застыл. И, что удивительно, алоглазая ведьма тоже застыла. — Однажды юноша, чьё сознание было заполнено тем, что стоило сохранить в памяти народа, был пойман таинственной незнакомкой, чьи глаза блестели алым, порой их цвет менялся на малиновый. Не суть. Юный бард дал гадалке ответ. Он пожелал узнать свою дальнейшую судьбу и донести до горожан её историю, чем очень удивил её. Она поведала ему, что не всё в этом мире вечно и в скором времени другой бард придёт на его смену. Юноша был подавлен, но выполнил своё обещание. Его последняя история рассказывала людям о девушке, чьи глаза блестели алым, а голос мерно открывал людям страшную правду, что не дано узнать никому, помимо Бога и молодой гадалки. Но когда он спросил мнение народа насчёт его правдивой байки, в ожидании услышать во всеобщем голосе удивление, он понял, что являлся тем самым гением, о котором рассказывала незнакомка… Вот только не все гении живут вечно. Как и легенды, несмотря на ваши обещания, рано или поздно, так или иначе умрут. В толпе радостно засвистели. Он дрогнул. Улыбка сползла с её молодого лица. Свет фонарей беспощадно жёг глаза Тобиаса. Улыбка больше не играла на пухлых губах гения. Всё это вы бы могли принять за детали сценического образа, если бы не одно не дающее покоя «но». Тобиас никогда не умел лгать. — Так дайте же ответ на мой главный вопрос. Вам понравилась эта история? Послышались восторженные возгласы. Тобиас хрипло, почти неслышно ответил «хорошо», осторожно поднял свой инструмент, волшебные звуки которого неустанно служили сопровождением для его историй и молча удалился. Он отправился следом. И, кажется, абсолютно бесшумно, за ними последовала и девушка, чьи глаза блестели алым…***
Сколь бы суеверным он ни был, знание того, что Тобиаса не унёс за собой дикий ветер иных миров или же пепельно-розовый закат не укрыл печального барда своим горячим одеялом угнетало его, как ничто иное. Тобиас исчез в бесконечно холодных переулках, погружённый в ожидание тёмного забытия. Если гении и умирают, это должно происходить уж точно не так. — Малец даже не знал, что являлся гением, — нарушил тишину незнакомый голос. Низкий и негромкий. Так вот какой голос имела алоглазая гадалка с извечной ухмылкой на детском лице, — Не моя вина в том, что с ним произошло. Да, он безусловно был гениален, но у таких, как он всегда есть лимит. Он уже дал всё, что только мог этому миру даровать... Он молча кивнул и удалился, так и не издав ни звука. Девушка же стояла на месте. — И всё же... Исчезнет ли он из моей памяти уже этой ночью? — послышался его голос из-за угла. — Думаю, на это уйдёт время. Мне жаль... Разговор подошёл к концу. Ведьма растворилась во внезапно нахлынувшем потоке людей. А он, оставив заместо холодной слезы звук уходящей надежды, отправился в место, что скоро снова сможет назвать своим домом, но увы, не сейчас...***
С той поры в народе прослыла легенда о барде, дарующим людям лишь свет. Увы, это лишь собирательный образ, не более. Образ, на который люди ссылаются, проклиная тёмные байки бесталанных сказочников. Ничего более. А жаль... Люди говорили, что легенды никогда не умирают. Что за грязная, однако, ложь.