Оттепель

Русская зима… Многоснежная и холодная, но в то же время чарующая и волшебная. Снежок хоть и состоит из многогранных острых снежинок, но не раздирает руки в кровь, когда ладони опускаются в рыхлый снег, зачерпывают немножко и формируют комок, чтобы потом залепить его в светлую голову, идущего недалеко человека. В лесу оказывается теплее, чем в городе. Высокие и сильны е сибирские ели и сосны закрывают своими широкими кронами все пространство в глухой округе. Настолько обширно, что даже неба практически не видно. Стоящий посреди леса мужчина улыбается по-детски наивной улыбкой, смотря, как парень пониже его подпрыгивает, хмурится и начинает спешно стряхивать со своей головы начинающий таять снег. Ответный снежок не заставляет себя ждать, и вот уже холодок засыпается за шиворот, меж ослабленного шарфа, который, кажется, скоро совсем спадет с бледной шеи. Начинается уже привычная для русских людей игра в снежки, в которой англичанин, не привыкший к такому количеству снега вокруг себя, начинает проигрывать. Он не намного слабее его, причиной явного поражения становятся промокшие насквозь тонкие перчатки. Пальцы сгибаются намного хуже, немеют, да и пальто все в снегу, который в скором времени начнет таять. По телу уже проходит дрожь, его знобит, что не укрывается от внимательного взгляда светло-фиолетовых глаз. — Уже замерз, Артур? — Россия говорит это с некой иронией в голосе, мягко улыбается краешками губ и подходит к подрагивающему от холода Англии. Тот, как и обычно, держит лицо в любой ситуации, старается не стучать зубами, но как бы его дух не был силен, но тело все же остается телом. Не он, не его люди не жили средь снегов и вечной мерзлоты, а поэтому холода переносили тяжело. А тут Сибирь… — Нисколько. — Он усмехается в своей привычной манере, показывает всем своим видом, что ему не так холодно, как русскому кажется. Но Брагинский не вчера родился, все понимает. — Ясненько. — Стряхнув с себя снег, высокая и статная фигура подходит к англичанину, кладя широкие ладони на узкие, по сравнению с его, плечи, стряхивает уже подтаявший снег с теплой темной формы. — Пойдем, тут недалеко есть дом— Приобняв Кёркленда за плечо, он свернул с тропинки, пробираясь в другом направлении от трассы по сугробам, который были практически по колено ему, и выше Артуру, который был заметнее ниже его ростом. Это был маленький домик в лесу, бревенчатый, маленький, низенький. Прям как в веке двадцатом крестьянский дом. Иван зашел в него, как в свой собственный, дверь не была закрыта, ведь изба, как сперва подумал Артур, увидев ее снаружи, была заброшена, но зайдя внутрь, он понял, что ошибся. В ней было чисто, у большой печки, на которую могло бы забраться несколько человек и спать на ней лежала горочка из полешек. Англия однажды спал на такой, очень и очень давно. Еще когда бежал от одержимого идеей захвата всего мира Франции. Тогда безопаснее всего было в Российской Империи. Да и куда было бежать? Когда Франция имел хоть и слабый, но контроль в Европе. Бежать было некуда, а более пресмыкаться пред этой зазнавшейся жабой… Этого он бы не вынес, окруженный врагами. Пробираясь тогда к Ивану, он подхватил сильную простуду. Россия в буквальном смысле оттаскивал промокшего, закутанного в снег, ослабевшего Англию с порога до бани, из нее уже на затопленную печь, в теплое место. Сестренка Украина, когда Ваня сильно болел, всегда давала ему немного меда прямо с сотой. Болеющий, тогда еще Новгородская Русь, лучше ничего и представить этого не мог. Он лежал в тепле, закутанный в медвежью шкуру и сотканную руками Ольги простыню, ел мед и чувствовал себя счастливым и любимым. Да и годы показали, что нет лучше места для сна — чем старая русская печь. — Проходи, чувствуй себя как дома. — Иван зашел первый, не раздеваясь. Он сразу же подошел к печи, взял несколько березовых и пару еловых пален, немного бумаги. Сложив все, поджег спичками, который припрятал от сырости в той же печи. Англия зашел, снимая с себя сыру одежду. Было жутко холодно, но останься он в куртке — подхватил бы воспаление легких. И все же, было сложно всего за неделю привыкнуть к суровому климату Сибири. В печи затрещали дрова. Англия сел на кровать, разулся и натянул на себя одеяло с нее, но Россия сразу же стянул его, указывая ему на печь. — Полезай, ты, как я вижу, замерз. И он был прав. Артур помнил, как в прошлых раз лежал в подобном месте и отказываться не стал, быстро, вместе с колючим еще советских времен одеялом забрался на нее, зажимаясь в угол, поближе к трубе. Помимо этого атрибута русской культуры, была и другая печка, обычная, железная, на которой стоял чайник. Воду найти было не проблемой — снег был повсюду, а в навесной полке еще был заварной чай. Печь, говоря по-русски, раскочегарилась не на шутку и Артур, отогревшись, вылез с нее, видя, как Иван заботливо положил его куртку у источника тепла в доме, чтобы быстрее просушить. Россия стоял у стола, держа в прихватке горячий чайник. Краем глаза Кёркленд заметил и коробочку с чаем. — Давай я. — Подойдя сзади, он накрыл руку Ивана своей. Сразу ее отдергивая. Холодная, как лед. Списать это на холода он не мог, ведь в доме было очень тепло. Иван и сам отдернул руку, несколько напрягаясь и ставя чайник на стол. — Как хочешь. Все же, это ты когда-то научил меня заваривать чай… — Англия чувствовал, как, вздрогнул голос России, и прекрасно понимал почему. Неделей ранее, на собрании стран Альфред в перерыве предложил принести всем кофе, чтобы немного разрядить напряженную обстановку. Все бы было хорошо, но принеся всем по кружке горячего кофе, Ивану на стол он поставил полный льда стакан. Кофе со льдом. Явный намек на то, что Россия — ледышка, которая вскоре будет растопленным в лучах славы Америки. Лишний раз он напомнил ему о том, что для всех остальных, как и для Альфреда, он всегда будет лишь безжизненным куском айсберга, отколовшимся от ледяной хватки коммунизма. Это обидно, черт тебя подери. За то, что когда-то давно Генерал Мороз помог России справиться с такими напастями как Тевтонский орден, Монголы и французы во главе с Наполеоном. В награду он забрал все тепло Ивана, оставляя лишь небольшой огонёк внутри него, который сам он, увы, никогда больше не сможет поддерживать сам. Без любви и внимания со стороны других он становится холоднее и злее. Ваня часто просыпается в судорогах, весь ледяной и замёрзший даже посреди Поволжского лета. Он не может согреть себя сам. Уже никогда не сможет. Спасает его от очерствения лишь только младшая сестренка Беларусь, старшая же… Он не хочет вспоминать о том, что с недавнего времени безвозвратно утратил. А Англия… если бы Артур тогда знал, чего стоило для Ивана принять его скромный дружеский презент в виде горячего облепихового чая после собрания. Не вся Европа сошла с ума и теперь бездумно плясала под дудку Америки. Хоть правительство Великобритании и настроено настороженно в отношении Российской Федерации, но воплощение ещё помнило ту холодную зиму, сугробы по горло, свинцовое, пропитанное снегом небо и… Эти тёплые русские объятия, его гостеприимность. После собрания он был готов запихнуть Америку в колодец, предварительно прорубив в нем лёд, и оставить там с кружкой этого отвратительного напитка. Но жест Англии отогрел его замерзающие сердце. Когда ты в мире враг номер два, после терроризма, когда из близких осталось так мало, а почти что весь мир непонятно чего от тебя хочет, любой, даже самый незначительный, источник внимания заставляет переключать все внимание на себя, заставляет испытывать безграничную благодарность. Это отвратительно в какой-то степени, ведь никогда не знаешь, кто и куда воткнет тебе нож, не окажется ли минутная доброта способом втереться в доверие, подмазаться или не придётся ли потом очень дорого заплатить. Оставалось только сдерживать слезы от обиды и пить сладкий горячий напиток. Его руки становились холоднее с каждым веком, да и не только они. Россия боялся, что больше не сможет быть по-настоящему русским человеком. Добродушным, сильным, гостеприимным и по- настоящему любимым. А то, что Англия, стоило ему коснуться мозолистой ладонь сразу же отдернул ее,как от огня, больно резануло его. Неоправданная надежда… Артур и сам понял, что сейчас сделал, но извиняться было бы очень глупо. Слова уже давно мало что значат. Важны действия. Он быстро справился с завариванием чая, отложил ещё горячий чайник на деревянную подставку и взял одну кружку, поворачиваясь лицом к сидящему на печи Ивану. Тот, впадая в свои мысли, растянулся полусидя на белом тёплом камне, укрытом тканью, облокотился спиной о трубу и растирал свои руки скорее от безделья, чем от попытки согреть их. Заметив это, англичанин открыл дверь, запуская в дом холодный воздух, который сразу же начал как змея расстилаться по полу колючкой. Оставив там чашки для того, чтобы кипяток быстрее остыл, он запер дверь. Англия знал, что не стоило ему так резко реагировать на холод, исходящий от тела страны. Ведь это всего лишь оболочка, которая нужна только для того, чтобы действительно ценное смогло существовать, по настоящему хрупкое, как снежинки. Иван всегда прятал свои чувства внутри, лучшую их часть. По началу Россия не понял, для чего Англия забирается к нему, садится почти что вплотную и осторожно накрывает его широкие ладони своими. Они очень холодные, обжигают. Иван знает это, смотрит непонимающим фиалковым взглядом на то, как спокойный Англия осторожно держит его ладони между своими, мягко растирает, не обращая внимание на то, что он «обдирает» пальцы об них. — Знаешь что, Иван…- чуть сжав их посильнее британец подносит их к своим губам, дыша на них, стараясь согреть и, кажется, получается — Если ты так сильно волнуешься насчёт Альфреда, то попусту тратишь время. На него нет смысла злиться, ведь тот, кто воспитал его и сделал таким, какой он есть сейчас это я. Это моя оплошность, и больше ничья. — Прикрыв глаза, Англия осторожно касается горячими губами тыльной стороны рук русского. Уже не такие ледяные. Россия не шевелится и не удивляется его действиям. Он просто наблюдает за попытками его согреть и ему интересно, что же будет дальше. Это благодарность за убежище? Или же он на самом деле хочет дать ему надежду на то, что круг его союзников немного, но расширится. — Поверь мне, Россия, я не собираюсь втираться к тебе в доверие, чтобы потом использовать его. Я не хочу быть тем человеком, который вгонет нож тебе в спину по самую рукоять. Мне ты ничего плохого не сделал — Переходя на шёпот, он отнимает его руки от своего лица, прижимая к своей груди, к теплу, в левой части, там, где бьется сердце английского народа. Ивану на мгновение кажется, что Англия пытается заигрывать с ним, или ещё чего похуже, но хватает всего одного взгляда в эти зеленые глаза, чтобы понять, что у него нет задних мыслей. Он искренен с ним, как с близким человеком. — Просто… Должен же быть хоть кто-то, кто сможет согреть тебе руки, побыть рядом и успокоить, когда за окном свирепствует зима, а за порогом дома поджидает сотня проблем и дюжина врагов. Я не враг тебе, Иван…- стоило ему договорить, как на последней фразе он был заключён в крепкие объятия, сжимающие чуть ли не до хруста костей. Иван благодарен, рад тому, что хоть кто-то, кроме Натальи, действительно видит в нем не только бывшую Империю, нынешнюю Империю Зла. Ещё хоть кто-то понимает, что он не бесчувственная скала, покрытая инеем. Англия обнимает его в ответ, улыбаясь краешками губ. Ведь Иван и вправду не чужой ему. Хоть им и придётся попить чай со льдом, а то и лёд с чаем, но сейчас никто не хочет спускаться с печи. Кто знает, может не будь Англия член НАТО или не ввяжись он тогда поддерживать Турцию, то они могли бы быть намного ближе, чем приятели.