Аз есмь само пламя

Мягкий свет костра отражался в глянцевых стенах. Привалившись спинами к разграбленному саркофагу, у бивуака отдыхали трое. Точнее, двое, третий же сидел полубоком к огню, отвернувшись от товарищей, и держал в руках потертую металлическую личину. Мельтешащие тени создавали иллюзию невыразимо гнусного копошения на его пораженном лепрой лице. — Я поменяю твои бинты, — пробубнила женщина в маске, изрядно напоминавшей птичий клюв. Из-за той ее голос звучал глухо и измененно; разобрать в нем эмоции было решительно невозможно. — Не надо, — мрачно отозвался прокаженный, рассматривая свое искаженное отражение на поверхности огромного ломаного клинка. Невысокая блондинка в уродливой шляпе криво улыбнулась, слушая короткий их разговор. Кончиком кинжала, небрежно зажатого в тонких пальцах, она помешивала дурно пахнувшую жидкость в мутной, запотевшей колбе. Вдалеке послышался собачий лай, и прокаженный судорожно стиснул рукоять меча. Блондинка лишь приподняла полу шляпы, чтобы та не закрывала ухо. Она была похожа на тонкую, изящную борзую, наклонившую голову. — Это псарь, — уверенно сказала она. — Почем тебе знать? — прохрипел прокаженный, но зримо расслабился. Он развернулся, — шумно, со скрипом кожаных ремней на броне, — и бросил в костер последнее бревнышко. В воздух взмыли искры, тут же поглоченные тьмой высоких арочных сводов. В черном провале коридора появился факельный огонек. Он изгибался, грозя вот-вот потухнуть, выдавая очертания завалов и рухнувших балок. Вскоре можно было различить и очертания самого псаря и ловкую, тенью снующую туда-сюда его спутницу. — Вокруг тишина, — сообщил он, устало опускаясь на каменный пол. Боевая гончая ткнулась лбом в его бок, и псарь протянул ей ладонь с огрызком собачьего лакомства. — Что с ловушками? — поинтересовалась блондинка, закупоривая колбу. — Ржавые колья и прочая дребедень. — Псарь отвечал не сразу, каждый раз будто собираясь с силами. Гаснущий костер очерчивал паутину морщин, бегущих по его лицу и прятавшихся в густой бороде. — Я разрядил большинство из них. Он достал смятый кусок пергамента из поясной сумки и расправил его на коленях. — Еще несколько комнат, и можно возвращаться домой. — Псарь поднял глаза на фигуру в птичьей маске. — Доктор, не могли бы вы… — Разумеется, — она встала и оправила плащ-халат. — Спите. Я уже отдохнула. Псарь благодарно кивнул и принялся медленно, по-старчески расстилать плащ на полу. Прокаженный так и остался сидеть, сгорбившись над своим мечом. Через узкие прорези в маске невозможно было понять, бодрствует ли он, или просто смотрит в жадную, вихрящуюся темноту за пределами спасительного пламени. Блондинка просто растянулась на камнях, положив под голову скатку. Доктор, не успевшая еще уйти, укоризненно покачала клювом: — Милая, тебе еще детей рожать. От саркастичного фырканья поля шляпы заколыхались, как листва от осеннего ветра. Хрип, бульканье и звук упавшего тела. Псарь взвился на ноги. Одной рукой он выхватил дубинку с окованным наконечником, другой слепо шарил у своих ног, ища борзую. Вложив пальцы в рот, он оглушительно засвистел. Костра не было — лишь угольки с пляшущими среди них огоньками пламени: — крохотными и жалкими. Псарь услышал, как блондинка зашипела, как кошка, и ощутил на щеке дуновение воздуха от пронесшегося мимо кинжала. За его спиной кто-то оглушительно, нечеловечески закричал. Взревел прокаженный, засвистел гигантский клинок. Не найдя цели, он обрушился на каменный пол, выбив целый сноп искр, на долю секунды высветивший фигуры, окружившие лагерь. Их было чертовски много. Кто-то из противников выстрелил из кремневого пистоля. Раздался лязг, прокаженный глухо застонал, ощупывал нательный доспех и с проклятиями отдернул от него руку. Стальная пластина расплавилась до полужидкого состояния, намертво вжигаясь в источенную лепрой плоть. — Будьте вы прокляты! — заорал он и помчался в сторону вспышки, размахивая мечом. Его удары не находили цели, и это лишало его последних остатков рассудка. Псарь вслепую махал дубинкой, ища свою борзую и свистя напропалую. Свист выдавал его в темноте, но ему было все равно. — Девочка, где ты, девочка? — не выдержав, закричал он. Он опустился на колени и водил руками по полу, но ему казалось, что пальцы находят лишь тьму, заменившую собой весь мир. Уронив дубинку, он достал огниво и принялся бить камнем о кресало. Кто-то обрушил на его спину тяжелый ботинок, чуть не сломав позвоночник, и псарь беспомощно заплакал, растянувшись на каменных плитах. На его склоненную голову закапала кровь, и он поднял незрячий взгляд. Наступивший на него верзила взревел и упал, как срубленное дерево, разбрызгивая слюну и зловоние. Раздалось влажное чавканье стали, входящей в плоть, и гигант затих. Псарь медленно, шатаясь, поднимался с колен. — Нам не выстоять, — услышал он хриплый голос прокаженного. — Нам нужен свет. — К черту свет! — взвыл псарь. — Где моя борзая, моя девочка? Вдвоем мы бы справились, она, она видит лучше, у нее нюх… Прокаженный закашлялся. — Я… отравил ее… — Ты что?! — Псарь каким-то чудом нашел соратника в темноте и в бешенстве схватил его за плечи. Точнее, за одно плечо: вместо второго в воздухе болтались обрывки горячей, липкой ткани. — Я не знаю… Это место… Руины… Я боюсь руин… Твоя шавка… — хрипел тот. — Мне все равно! — кричал псарь. Нутром он чуял, что противники перегруппировались и готовятся напасть снова. — Мы здесь оба подохнем, и плевать! Такой паскуде, как ты, не место среди людей! Пол задрожал: десятки ног в кованых сапогах приближались к их лагерю. — Эй, ничтожества, — послышался шепот блондинки, — Если кто-то из вас выживет… Не хороните меня в земле. Псарь зажмурился. Тысячи мыслей выворачивали его мозг наизнанку. Страх неминуемой смерти, страх темноты, страх перед невидимым противником… Его разрывало, тащило по черным коридорам, распинало в железной деве… Но тут, когда измученный разум уже готов был покинуть его, он успокоился. Поднеся огниво к лицу, он в последний раз ударил кресалом о кремень. Волосы и борода: все лицо его за долю секунды превратилось в огонь. Тот окутал его голову единой вспышкой, терзая глаза и кожу. Аморфные полулюди, успевшие окружить их, отпрянули, с криком прикрывая опаленные зраки. Блондинка первой вышла из благоговейного ступора, и принялась кромсать противников заточенной киркой. Прокаженный, с трудом удерживая меч одной рукой, разил тварей налево и направо. За какие-то секунды все было решено. Псарь ничего этого не видел. Все его существо сейчас было направлено на сдерживание свирепой, терзающей боли. Вдохнув стылый воздух руин, он закричал оплавленной глоткой: — АЗ ЕСМЬ САМО ПЛАМЯ!!!