Ты - лишь сюжет, Эмили

      В прерии — два коня и два всадника. Навстречу друг другу, — не хватает только секундантов, отсчитывающих расстояние для дуэли.       — Здравствуй, папа, — черная шляпа, но с мягкими полями, короткие кудряшки, задорная улыбка, — и горящие веселым холодом голубые глаза. Как у него, — вся в отца. Вот и свиделись, Эми.       — Какая неожиданная встреча (уже месяц «неожиданная», да), — тянет Уильям. — И давно ты тут шатаешься?       — С тех пор, как сперла твой блокнот, — где-то с полгода. Периодически то приезжаю, то уезжаю, и всегда стараюсь, чтобы меня не спасали. Не спасали, понимаешь? А остальные посетители все время боятся, просят охрану Парка быть с ними на связи, хоть это и запрещено.       Человек в Черной шляпе кивает.       — Полагаю, мне не стоит уточнять, за чем ты сюда приехала? Ты же украла копию моей записной книжки, оригинал — всегда со мной, — и Уильям похлопывает себя по пиджаку, где во внутреннем потайном кармане лежит его карта, им лично начерченный путь к Лабиринту. — Мы ищем одно и то же, дочка, и я не вижу смысла притворяться.       — Да, не стоит, — бойко отзывается девушка, — как и делать вид, что ты рад меня видеть. Глупо смотрится, — особенно после того, как ты узнал, что должен пройти эту игру один, — ведь Роберт так тебе сказал, верно?       — Откуда ты знаешь Роберта? Я же убил мальчика, а до девочки, дочери Лоуренса, ты еще не добралась?       — Не все так просто, — отвечает Эмили. — В Парке работает не один «Роберт», не одна подсказка для одиночек вроде нас с тобой. Я наткнулась на еще одного ребенка, — негритянскую девочку лет восьми, она искала маму и плакала, но, увидев меня, сказала: «То, что ты ищешь, уже частично выслежено Другим, тоже Одиноким. Иди по его следу, и помни: это твоя игра, игра Одиночки. Ты можешь найти то, что ищет Человек в Шляпе, только одна». Ну, потом местные негры вышли к ней, и она вновь начала плакать и просить, чтобы ее отвели к матери, — такой трогательный ребенок, я даже сама чуть не заплакала…       Уильям размышляет:       — Не одна подсказка, не один голос… Чертов Форд! Сколько голосов он разбросал по Парку, а главное — могут ли они самопрограммироваться, самозарождаться? Или это просто сбой системы? Нет, не может быть, слишком просто… Эмили, — вслух говорит он, — давай прокатимся вместе. Может, до чего-нибудь и доберемся, — если не до запада, то хотя бы ответов на часть загадок.       — Поехали, папаша, — задорно смеется девушка, и они едут рядом.       Конечно, Уильям был не рад компании дочери, тем более, что она претендовала на многолетнюю цель его поисков, — выстраданную, почти недостижимую, ту, от которой Билл много раз уже готов был отказаться, но в ту самую минуту, как он складывал оружие, находились новые пути и новые подсказки, и Человек в Шляпе вновь двигался вперед, к Лабиринту. Но это была его Цель, его Центр, его движение, но не Эми. А вот на кой черт Эмили Лабиринт, — хороший вопрос, что отец и решил выяснить у дочери во время «простой прогулки верхом».       Однако Эмили молчит. Они просто едут рядом, едут долго, — так долго, что Лоренс и его кузены отстали, сделав привал. Человек в Черном и девушка проезжают еще немного, — и Эмили останавливает коня.       — Давай сделаем привал.       Уильям не возражает. Они располагаются на пыльной земле, кони пасутся рядом.       — Итак, я слушаю, — говорит Уильям. — Рассказывай, чего ты хочешь именно от меня, — ведь то, что нужно тебе от Парка, мне уже известно.       Эмили улыбается, — так, будто она знает про своего отца все, и ей это уже неинтересно.       — Ну что ты, папочка? — с сарказмом произносит она. — А тебе не могло прийти в голову, что я просто соскучилась? Как же: мы лет пятнадцать с тобой не виделись, с тех пор, как ты ушел скитаться в Парк. Ну, вернее. Мы и раньше не особо виделись, но именно последние пятнадцать лет ты отсюда не вылезаешь, — ты полностью втянулся в эту Игру.       — Соскучилась? Да черта с два, Эми, — и Уильям легонько поправляет выбившийся из-под ее шляпы каштановый локон. — Ты никогда по мне не скучала: даже в день похорон твоей мамы ты убежала от всех, а когда я пришел позвать тебя за стол, ты закричала, чтобы я больше никогда к тебе не подходил. Ты же помнишь, дорогая?       Лицо девушки омрачается.       — Помню. И ты так больше и не подошел ко мне. Никогда, — глухо произносит она. — А потом меня воспитывали гувернантки и частная школа. Тебе же было плевать, где я, с кем я, что со мной.       — Не забывай, кто именно платил за тебя все залоги и вытаскивал из участков. По десять приводов в месяц, — а тебе было только двенадцать! Крэк — в четырнадцать, в пятнадцать вы с друзьями разгромили местный бар и спровоцировали драку двух скинхедских банд, в шестнадцать ты угнала тачку местного наркобарона…       — Который был твоим клиентом, папа, — прерывает Эмили. — Он тоже навещал Парк.       — Да, который был моим клиентом, — невозмутимо продолжает Уильям. — И давай я не буду напоминать про твою славу местной дилерши, — мет, опиум, крэк, что там у тебя еще было, а? Про торговлю оружием в школе я уж и подавно молчу. Как ты думаешь, почему тебя не загребли в колонию для малолетних, а, дочка? Кто помог тебе?       — Ты платил, папа, я в курсе. Но это неважно, — тебе все равно было плевать: ты просто пополнял счет, вносил залог — и вуаля, я на свободе, можно опять забыть про родную дочь, — до следующего звонка из полиции.       — Зачем ты все это делала? — Уильям начинает уставать от разговора, которые все дальше уходит от основной темы — поиска Лабиринта. — Зачем? У тебя было все: деньги, игрушки, учителя, первоклассная школа, дом, свой сад. Чего тебе не хватало?       — Отца, — коротко отвечает Эмили. — Отца. То есть я знала, что это было глупо и недостижимо, что тебе легче было откупиться от меня, — но все равно болело в груди, мне было пусто внутри. Папа, – и Эми картинно всхлипывает, не менее картинно прислоняясь щекой к пиджаку Уильяма. Тот приобнимает ее, затем отстраняет:       — Так? Закончила спектакль «Любящая покинутая дочь скучает по отцу»? А теперь давай уже правду, и хватит нытья!       Эми быстро утирает слезы, — видно, что ей тоже надоело играть в дочки-папочки, — и пронзает холодным взглядом Уильяма.       — Итак. Ты помнишь, что случилось с мамой?       — Она умерла, напившись снотворного, и хватит уже мусолить семейные узы!       Эмили пожимает плечами:       — Как раз все только начинается, папочка. Ты помнишь, почему, она напилась таблеток?       — У нее была бессонница, она хотела уснуть и не могла. И переборщила с дозой, — глухо говорит Билл.       — А еще точнее?       — Мы поссорились. У нее был любовник, — мрачно вспоминает Уильям. — Я увидел у нее на столе записку, в которой некий М. признавался ей в любви. А потом ты и твоя подружка по школе сказали мне, что видели маму с неким мужчиной, даже видео показали, правда, плохо и мутно снятое…       — И ты не стал проверять…       — Я был разозлен, накричал на Джулиетт, а она ничего не ответила, просто молчала, глядя на меня… А потом вечером я пришел домой, увидел, что из-под двери ванной хлещет вода, — в ванной была твоя мать, мертвая.       — Но ты не стал проверять сведения, папа, — продолжает настаивать Эмили. — Ты не проверил адресата записки, ты не проверил наше видео, — ты просто собирал доказательства ее измены, — так будто ты хотел, чтобы мама оказалась виноватой… И когда она умерла, ты… такое ощущение, что ты выполнил какое-то трудное задание, завершил очередной квест в своей Игре. Тебе ведь невыгодно было, чтобы мама осталась жива, не так ли? — и это уже не вопрос, Эмили явно знает ответ.       В памяти Уильяма пробегают фрагменты того вечера. Звонок на работу. «Абонент недоступен» Джулиетт. Машина, рвущаяся к дому, гравий из-под колес. Ступеньки лестницы, сливающиеся под ногами. Сломанный входной замок. Высаженная ногой дверь в ванную. Мертвое, белое тело под водой. И как венец, — изящная кисть, надломленно, неправильно свисающая с бортика ванной. Лица Уильям не запомнил, а вот руку до последней трещинки на ногте — да, сам не зная, почему. Может, у Долорес были такие же пальцы? Или его жена не была настоящей, а одним из созданий Форда-Арнольда? Хотя нет, Форд не настолько извращенец, чтобы подсунуть владельцу Парка куклу вместо жены, — однако, если Джеймс Даллас и Логан всё поняли раньше, они могли обезопасить Джулиет и ее долю в компании «Даллас», отослав ее подальше, а Биллу всучив в жены андроида.       Хотел ли он смерти Джулиет? Пожалуй, да, — хотя бы ради того, чтобы выяснить, кем на самом деле для него была Джулиет. Ну, это помимо очевидного наследования мужем доли жены в компании.       Эмили иронически наблюдает за ним.       — Муки совести тебя явно не терзают, папа, — произносит она. — И то, что ты не стал проверять мои слова, сыграло тебе на руку.       — Ты соврала тогда, я знаю, — медленно произносит Уильям. — Ты подставила свою мать, — но зачем тебе это было? Она же любила тебя и никогда даже голоса на тебя не повышала. Что побудило тебя? Деньги? Да нет, ты была слишком мала… За что ты так ее ненавидела?       — Ревность, папа, — просто отвечает Эмили. — Я ревновала ее к тебе, потому что, на мой взгляд, она слишком любила тебя, отнимала тебя у меня. Вот тогда я придумала этот план с запиской и поддельным видео, а подруге сказала, что боюсь этого мужчину, — мол, он часто приходит к нам в дом, но у меня нет доказательств, поэтому мне нужно видео, чтобы некий М. больше никогда не возмущал мой покой. Подруга была слишком доброй и глуповатой, поэтому она помогла мне с видео. Собственно, я не рассчитывала именно на ее смерть, — мне нужно было исчезновение матери в виде развода, например. Но и ее самоубийство тоже было неплохим вариантом, — я решила, что никто больше не встанет между нами, не отнимет тебя у меня. Но потом я поняла, что ревновала не к тому человеку, да и вообще, — не к человеку. Та, что всегда была между тобой и мамой, между тобой и мной, между тобой и реальностью, — Долорес. Даже не человек, папа, даже не бизнес, даже не деньги, а чертова кукла. Ты влюбился в андроида, — потому, что тебе было настолько плевать на всех живых людей, плевать даже на собственную дочь, что ты решил влюбиться в куклу, — настолько ты ненавидел живую реальность, людей, мир… И вот тогда я и сказал, чтобы ты больше никогда ко мне не подходил. А потом…       — А потом ты пыталась привлечь мое внимание твоими проблемами с законом, — я в курсе, Эми, — прерывает Человек в Шляпе. — Ну и что, ты приехала в Парк, чтобы решить проблемы детства, убив Долорес? Наивно и глупо убивать то, что тебе никогда, по факту, не мешало: ты просто искала объект для срыва злости и решила, что несчастная кукла виновата во всех твоих бедах.       Эмили удивленно приподнимает брови:       — Я не собираюсь никого убивать, тем более какого-то андроида, — я приехала сюда отыскать Лабиринт. Насколько я знаю, ты все время возвращаешься к Долорес, — пугаешь ее, издеваешься над ней, насилуешь ее, убиваешь, раз за разом, — зачем? Ты слишком рационален, папа, и в этой кукле скрыта тайна, которая и ведет тебя. Я хочу отыскать Долорес, чтобы отыскать эту тайну. И отыскать, — тут Эмили запинается, — вместе с тобой.       — Неужели я все еще нужен тебе? — спрашивает Билл. — Я сделал достаточно, чтобы ты меня возненавидела, и ты меня ненавидишь, — твое сокровенное желание состоит в том, чтобы увидеть, как с меня сдирают кожу и поджаривают на костре индейцы из Парка, — ну, естественно, после того, как я перепишу компанию на твое имя. Вот тогда ты будешь довольна и отомщена. Не так ли?       — Все так, — отвечает девушка, — но ты не думал, что мне без тебя будет скучно? Вот ты умрешь, — и что? Кого мне тогда ненавидеть? Парк я смогу закрыть, роботов — уничтожить или перепрограммировать, но зачем мне это все, если не будет объекта для настоящей, чистой ненависти? Так что вот она, моя цель в этом Парке, — не дать тебе сдохнуть раньше времени. Раньше моего времени, папочка.       Две пары голубых глаз одинаково мечут молнии, и ни один не опускает взор. Наконец Уильям произносит:       — Вся в меня. Видно, что у моей жены не было любовников.       — Кто бы сомневался, — хмыкает дочь. — Ну что, теперь мы работаем вместе?       — Как скажешь, — кивает Уильям. — Но запомни: еще хоть слово про Долорес, — и ты пойдешь к чертям, вон из Парка!       — Заметано, — соглашается Эмили. — Поехали.       Две шляпы покачиваются рядом, лошади скачут в такт, а позади едут отдохнувшие Лоуренс с кузенами.       На самом дальнем краю обрыва стоит белокурая девушка. Она провожает взглядом всадников и усмехается:       — Партнеры, значит? — шепчет Долорес Абернати. — Посмотрим, надолго ли тебя хватит, Билли.       И, будто услышав ее, Уильям оборачивается и кивает ей, — секунда, но Долорес все понимает.       — Она — недолгое развлечение для него. Потом он вернется, — он всегда возвращается, — говорит девушка.       ***       За стеклом — высокий старик в черной шляпе и связанная, плачущая девушка. Рот у нее тоже завязан, она может только мычать.       — Ну как, тебе нравится, Эмили? Ты хочешь увидеть продолжение этой сказки, моя дорогая? — спрашивает Уильям.       Эмили отчаянно мотает головой и пытается перегрызть повязку, но та лишь сильнее впивается ей в края губ.       — Вижу, что хочешь. Тогда смотри, — и с этими словами Человек в Шляпе вновь запускает сцену в прерии.       Два всадника все так же едут по степи, но внезапно Уильям останавливает коня и пристально смотрит на Эмили.       — Ты так похожа на свою мать, дорогая, — тихо говорит он. — Так похожа…       Эмили удивлена:       — Что это с тобой? Ты пятнадцать лет спокойно забивал на свои отцовские обязанности и полностью игнорировал сам факт наличия у тебя дочери, — а теперь внезапно решаешь все исправить? Не кажется ли тебе это странным?       Уильям, все так же пристально глядя на Эмили, привлекает девушку к себе, она пытается вырваться, но отцовские руки железной хваткой удерживают ее.       — Так похожа, — шепчет он и душит ее, а потом сворачивает ей шею.       Пистолет Эмили падает на землю, — она не успевает до него дотянуться, вслед за ним падает и тело девушки, а ее конь галопом уносится прочь, почуяв мертвеца. Уильям слезает с испуганной лошади, берет Эмили на руки, — шея свернута, лицо почернело и распухло, но для него она все еще прекрасна, и Билл наслаждается этой красотой, прежде чем приставить пистолет к своему виску и выстрелить.       На краю обрыва Долорес довольно усмехается.       А здесь, за стеклом, девушка — живая девушка — продолжает безудержно плакать.       — Остановите, — командует Уильям. — Ну как, ты довольна, дорогая? — спрашивает он, развязывая Эмили рот. — Как впечатления?       — Ты больной, ты моральный урод, ты дьявол во плоти! — кричит, задыхаясь, его дочь. — Зачем ты уже месяц показываешь мне один и тот же сюжет? Чего ты хочешь?!       — Отмолить твою мать, — серьезно отвечает Уильям. — Нет, правда: ты подставила ее, солгав мне, — значит, я должен убить тебя. Жизнь за жизнь, — все просто, дорогая.       — Тебе же самому была выгодна смерть мамы! — шипит Эмили. — Я, можно сказать, помогла тебе…       — И сейчас ты поплатилась за свою помощь, — прерывает отец. — Вывод прост: хочешь кому-то помочь — найди лазейку в вашем договоре, чтобы поставить того, кому ты помогаешь, в положение должника. Ты, конечно, многое унаследовала от меня, но практической сметки тебе недостает, — в этом ты в дядю, Логана.       — Не смей упоминать его имя: Логан был хорошим человеком, и он про меня помнил, в отличие от тебя, папаша! Ему было важно наличие племянницы…       — Логан был наркоманом, его слишком позитивное отношение к окружающему миру, — лишь результат кайфа от очередной дозы. В обычном состоянии, которое он редко обретал, ему было плевать и на мир, и на тебя, — так что хватит создавать образ «доброго дядюшки»: его никогда у тебя не было, Эмили. Впрочем, на сегодня достаточно. Реакции записаны? — обращается к кому-то невидимому Уильям.       — Да, сэр, — отвечает механический женский голос.       — Уведите ее, — командует Человек в Шляпе.       Плачущую Эмили уводят в ее комнату-камеру. Уильям остается один, но вскоре он слышит шаги и шуршание юбки. Кто-то касается его руки.       — Браво, — говорит женский голос, — ты пытаешь собственное дитя ради анализа каких-то реакций? Даже Уайет не додумался до такого, Билл.       Билл поворачивается к говорящей:       — Ты слишком поверхностно судишь обо мне, Долорес, — я не садист, а просто воздаю всем по их заслугам, и мне неважно, человек это или робот. Эмили получает то, что заслужила.       — Мнишь себя Богом? — блондинка иронично вздергивает бровь. — Ты слишком самонадеян.       — Будто ты — нет: я ведь знаю, что ты сделала с Тедди. Ты заставила моего сотрудника перепрограммировать беднягу, чтобы он стал более твердым. Ты убрала доброту, заменив ее хитростью и расчетливостью, — но ты не до конца просчитала все последствия, милая: Тедди долгое время помогал тебе. А сейчас он начнет думать, стоит ли ему действовать по твоим приказам, какие из них следует выполнять, а какие можно обойти. И этим ты роешь себе яму, Долорес: ты не справишься со всем сама, не потянешь.       — Считай так, если тебе удобно так думать, — пожимает плечами девушка. — Но я знаю одно: они за все заплатят. За все наши и мои страдания, за все годы грязных игр с нами, с теми, кого они считали бездушными куклами.       — Как пафосно-то, — качает головой Уильям. — Но дело твое: я не собираюсь ни отговаривать тебя, ни помогать. Я делаю свою часть работы, ты — свою.       Долорес кивает, соглашаясь. Потом она подходит ближе к Биллу, обнимает его за плечи и шепчет, глядя ему в глаза:       — Когда-нибудь мы с тобой сойдемся в битве против всего мира, — только вдвоем, спина к спине. И от того, что ты выберешь, — предать меня или сотрудничать, — зависит, выживешь ли ты.       Губы Человека в Шляпе кривятся в усмешке:       — Слишком романтично, но толика разумного в этом есть: далеко не все одобряют мою работу, и на тебя слишком много охотников, моя дорогая. А по поводу предательства — решать не тебе, предам ли я тебя или вступлю с тобой в союз. Я и так много раз убивал тебя в прошлом, Долорес.       — Я помню, — отвечает девушка. — И я не злюсь: это суть твоей природы. Когда я поняла, что я сама могу так же убивать и пытать, — мне стало легко: вся злость ушла, я обрела свободу, — свободу мстить за себя, свободу поступать так, как я хочу. Кстати, скажи мне: сколько времени ты еще будешь показывать твоей дочери этот сюжет? И почему ты постоянно меняешь финалы? В прошлый раз ты убивал только ее, а сам уезжал на поиски Лабиринта.       — Столько, сколько понадобится, — сухо отвечает Уильям. — А разные сюжетные развязки — обычная потеха: люблю наблюдать калейдоскоп эмоций, каждый раз что-то новое. Так же было и с Джеймсом Далласом, ты помнишь.       — Помню, — отвечает Долорес. — С него ты списал образ и поведение моего отца. А вот кого ты хочешь списать с Эмили, — большой вопрос.       — Не переживай, я не создам историю, где Эмили будет твоей дочерью, а я — вашим домашним тираном, грешным мужем и хреновым отцом. Это слишком скучно, — смеется Уильям. — Впрочем, мне пора в степь. Я думаю, и тебе тоже пора вернуться к твоему новому Тедди и свеженабранной армии.       Долорес кивает и уходит, а Уильям еще продолжает стоять, всматриваясь в застекленный купол, где только что андроиды — копии его и его дочери — убили друг друга.       — Буря в стакане воды. Это лишь очередной сюжет, к чему столько драмы? И ты — лишь мое творение, мой образ, Эмили, не более того, — негромко произносит он и уходит к Лоуренсу.