Оскверненная правда, шепчущая ложь, И это снова причиняет боль.
Ночь — это время, когда всё самое сокровенное выходит наружу, пробиваясь через маски фальши и лжи. Время, когда люди предстают в своем настоящем свете, оказываясь вовсе не такими, какими их привыкли видеть другие. Они боятся разочарования со стороны знакомых в случае своего провала, но столь очаровательное время суток не оставляет и шанса на оправдания, — не терпит лжецов. Возможно, человек, которого ты считал лишь очередным скучным офисным работником, сейчас совершает акт насилия над ни в чем неповинной школьницей в темном переулке какого-нибудь неблагополучного района Йокогамы; та пытается кричать сквозь сжатые зубы и от чего-то тошнотворно грязную тряпку, послужившую неким подобием кляпа; люди лишь качают головой и закрывают окна, не удосужившись вызвать полицию и предпочитая игнорировать всё, что их не касается. Человек с давних времен подчинялся страху за свою жизнь, делая все, лишь бы остаться невредимым и выйти сухим из воды, наплевав на то, какую цену придется заплатить, будь то даже жизни других. Но кто дал им право решать, кому суждено жить, а кому — погибнуть? Ночь — это время, принадлежащее мафии. Один из членов исполнительного комитета преступной организации не относился ни к одному из вышеперечисленных типов людей. У него не было монстров в шкафу, под кроватью или даже в голове. Он сам являлся тем пугающим существом, неким разбойником, про которых обычно рассказывают в детских сказках, предупреждая, что к таким подходить нельзя. Опасно. Это человек, который взялся за оружие в самом детстве, потеряв стремление к жизни и более не видя смысла в ней. Этот человек никогда не снимал своих масок и так умело менял их, что на первый взгляд казалось, что он — раскрытая книга, которая только и ждет того, дабы ее прочли. Было ли всё так на самом деле? Большинство предпочитали придерживаться именно такого мнения, не желая даже проверять, лишь бы не встретиться вновь со взглядом столь спокойным и холодным, что мурашки пробегались по спине, но бывали и индивидуумы, которые осмеливались взглянуть в глаза цвета крепкого кофе. Им хватало лишь нескольких секунд на осознание своей ошибки, после чего те, извиняясь, прятали свой взгляд, склонив головы. Дазай вовсе не винил их за такое примитивное чувство, как любопытство. Его даже несколько забавляла реакция, подпитывала чувство собственного достоинства и превосходства над остальными.Слова, что говорю и то, что скрываю, Я хочу со всем этим покончить.
— Йо, Одасаку! — звонкий голос с нотками задорности прозвучал в тишине, как только его обладатель услышал знакомые шаги. Всё еще подростковый организм достаточно быстро реагировал на алкоголь и щеки юноши слегка отдавали пунцовым оттенком, а тонкие губы были растянуты в расслабленной легкой улыбке. Мафиози провел перебинтованной рукой по темным волосам, так, для справочки, даже не пытаясь привести запутанные пряди в более-менее приличное состояние, а затем щелкнул пальцем о стеклянный стакан, вслушиваясь в тихий звон, что мигом разнесся по комнате. Ода Сакуноске — таинственный член Портовой мафии, который не убивает. Такому человеку, как он, не место в подобной группировке, — таковы были мысли окружающих, которые они не боялись озвучивать, перешептываясь за спиной у мужчины. Безупречный лишь делал вид, что не замечает косых взглядов, понимая и принимая, что его выбор не может не вызывать вопросов. Осаму был уверен, что его знакомого не волновало подобное мнение о себе и наверняка знал, что на то должна быть причина, однако все попытки узнать, какая именно, оканчивались полным провалом. В конце концов, он начал уважать личное пространство старшего, перестав задавать столь наводящие вопросы. Он начал уважать и его мнение, и его самого. В самом деле, преданность Оды своему делу была достойна уважения. Хоть Неполноценному не было известно, от чего возникло решение не отнимать жизни, он, откровенно говоря, несколько восхищался этим мужчиной и даже немного завидовал, ведь у того есть четко поставленная жизненная цель, которую тот старается достичь всеми более-менее мирными методами, в отличие от Дазая. У него нет никаких причин для того, чтобы продолжать свое жалкое существование в этом грязном, пропитанным кровью и ложью, словно старая тряпка, мире. Это чувство пустоты в груди в прямом смысле уничтожало изнутри, разрывало на части и заставляло желать лишь одного — красивой и безболезненной смерти, — желательно с какой-нибудь очаровательной леди, — которая сможет, наконец, положить конец всем душевным терзаниям. Испытывая подобное каждый день, молодой Исполнитель словно начинал сходить с ума, яро желая покончить со всем этим, да поскорее, либо же найти то, что сможет заполнить эту брешь внутри. Ранее ему приносило моральное удовлетворение наблюдать за страданиями людей, которых Портовой мафии удалось взять в заложники. О, Осаму был и на данный момент является самым изощренным в своих пытках мафиози. О его методах были наслышаны многие и вызывали подростка лишь по самой необходимости, но за всю историю ещё не существовало человека, который не выболтал бы все необходимые данные. Не было ни одного заложника, который выдержал бы всё, что его заставляли испытывать. В моменты «допросов» суицидник предпочитал оставаться наедине с жертвой, дабы никто более не смог помешать его увлекательному времяпрепровождению. Однако изменилось и это. Методы остались всё те же, однако никакого удовольствия подобное больше не доставляло. Больше ничего не доставляло удовольствия. Казалось, что юноша был болен ангедонией* на протяжении всей своей бессмысленной жизни, а сейчас, словно по взмаху волшебной палочки, начались осложнения. Но в любой ситуации он, ловко и умело надев на себя очередную маску, ни в коем случае не показывал того, что на душе, — удивительно, она у него есть? Молодой нарушитель закона, — за плечами которого столько серьезных преступлений, что холодок по спине пробегался даже у самых жестоких мафиози, — год за годом тонул в темной, словно ночь, тягучей и густой, словно свертывающаяся кровь, пучине безразличия к жизни других, а главное — своей, инстинкта насилия и разочарования во всем существовании в целом.Внутренняя борьба течет по венам, И она бушует, Внутренняя борьба ломает меня вновь.
— Извини, Сэнсей, — взгляд темных глаз на несколько секунд метнулся к потягивающемуся животному, который после сразу же спрыгнул на пол и сменил место своего прибывания, освобождая стул рядом для мужчины. Невероятно умное существо, которое временами казалось гораздо сообразительнее человека; когда приходил очередной посетитель, тот освобождал для него место, когда Дазай говорил с ним, словно его пушистый друг — более разумное существо, тот смотрел на парнишку, будто бы действительно внимательно вслушиваясь в сказанное, а иногда казалось, что он и вовсе еле заметно кивал, хоть перебинтованный и был уверен в том, что это — лишь плод его воображения, не более. — Ты назвал кота «Сэнсеем»? — рядовой член Портовой мафии проследил за ним взглядом лазурных глаз, после чего присел на освободившееся рядом с Осаму место. Бармену ничего даже и говорить не требовалось, тот знал, что всегда заказывает этот человек, так что практически моментально перед ним на деревянной поверхности появилась подставка под стакан, отделанная под золото, хоть на самом деле и была выполнена из пластика, на которую в следующий момент был поставлен сам стеклянный сосуд с крепким алкоголем. Так случается и с людьми — с первого взгляда они кажутся особенными, но потом приходит осознание того, что это лишь оболочка, скрывающая самую простую душу. — А тебе он не кажется весьма сообразительным? Всегда освобождает место, стоит новому гостю лишь появиться на пороге. Шатен поворачивается к только-только пришедшему молодому человеку, начиная увлеченно рассказывать о его недавней миссии, где тот получил неплохую долю новых ранений весьма таки глупым способом. Сакуноске всегда выдерживал спокойное выражение лица, словно просто напросто не испытывал никакого интереса ни к чему, и лишь взгляд, обращенный к собеседнику выдавал его заинтересованность. За всё то время, что они знакомы, Дазай успел выучить его поведение, интонацию голоса, а главное — взгляд лазурных глаз. Ода обладал невероятно сильной и редкой способностью заглядывать в будущее на пять-шесть секунд и Осаму практически сразу же понял, что этого человека лучше не злить. Но один раз, всего-лишь один чертов раз он видел это. Он видел, как в невероятного цвета глазах пытает искренняя ярость, что была способна спалить всё до тла, он видел всю мощь этого дара и, к глубочайшему сожалению, даже Дазай был не в силах остановить весь этот ужас. На следующий день смертник сделал вид, что ничего такого не случилось, за что Безупречный был ему очень благодарен. Удивительно, как у мальчишки быстро меняется настроение; только-только он возбужденно говорил о перестрелке, а сейчас уже, поникший, пальцем водит по большому тающему куску льда в стакане, пока Одасаку наблюдает за ним, не смея перебивать разочарованную речь об очередном неудавшимся самоубийстве. — Одасаку, — юноша выдержал небольшую паузу, ожидая, пока внимание человека рядом полностью переключится на него. — Человек боится смерти, но всё равно тянется к ней. Он постоянно продолжает возвращаться к Ней — в городах, в литературе. Она необратима и приходит абсолютно к каждому. Именно этого момента я так страстно желаю… А теперь, могу ли я заказать бокал моющего средства? Старенький бармен, видимо привыкший к подобным речам, отвечал спокойно, с приветливой улыбкой на лице и прикрытыми очами, что подобного в баре не подают. Возможно, этот бессмысленный разговор продолжался бы еще дольше, если бы не послышался тихий стук каблука о лестницу. — Одасаку, в такие моменты принято его отговаривать, а то ведь он и взаправду может убить себя, — а виновник сего разговора лишь радостно произнес «Анго!», слегка отклонившись назад и выглядывая из-за спины друга. К сожалению, окружающие юношу люди, привыкшие к подобному поведению, не воспринимали попытки покончить с собой всерьез. И правда ведь, — кто станет хоть на секунду задумываться о том, что подобное в действительности может произойти, когда этому человеку так «везет»? А быть может, никто просто не понимал этого. Такова человеческая природа — люди отрицают то, чего не понимают. Дазай знал, что сегодня они соберутся именно в этом баре. В конце концов, он — правая рука Огая Мори, а также один из пяти членов Исполнительного комитета Портовой мафии и у него есть все полномочия, дабы узнать окончания всех работ каждого. Именно сегодня странное предчувствие, что это может быть их последним спокойным вечером втроем заставило прийти сюда, ожидая своих коллег. Оно парня ещё никогда не подводило. Знакомые перекинулись парочкой обычных фраз, на подобии того, как прошел день каждого и обладатель способности Обнуления не провожал Сакагучи взглядом, пока тот обходил обоих и усаживался на место, — он предпочел сделать небольшой глоток виски. Шарик льда уже заметно подтаял, немного разбавив алкоголь, однако вкуса это не испортило. На самом деле, Осаму не являлся пьющим человеком и редко случалось, дабы он опустошал хотя бы один стакан крепкого алкоголя. Молодой человек лишь делал вид, что не особо слушал рассказ разведчика, пока тот открывал свой рабочий портфель и не смотрел в его сторону, однако когда тот поднял взгляд, юный самоубийца тут же оживился. Ему хватило одного взгляда в сумку, чтобы запомнить расположение вещей, а также то, в каком состоянии они находились. И в этот момент, который, казалось бы, являлся самым обычным для Анго и Оды, Дазая настигли сомнения и ощущение, словно что-то не так. Зонт. В следующий же момент Исполнитель привычно улыбнулся, а молодой мозг лишь за несколько секунд выстроил несколько вариантов произошедшего. Он не спешил делать поспешных выводов, однако подметил это немаловажную деталь и продолжил вести беседу с коллегами.Все такая же, преследующая боль, Не стоит той лжи, которую я получил, Мы все** знаем, чем это закончится.
— За бродячих псов! По помещению в один момент разнесся звонкий стук стеклянных стаканов, два из которых были наполнены крепким алкоголем, а третий — обычным томатным соком. — Эй, Анго, камера случаем не присутствует в твоем портфеле сегодня, а? Врать своему начальнику было бы себе дороже, особенно если он — Дазай Осаму. Естественно, он видел темного оттенка кофр, в котором находилась сама фотоаппаратура и вопрос являлся чисто риторическим. — Давайте сделаем фото на память о том, как мы все трое собрались вместе, — с легкой улыбкой на устах, что способны были запугать лишь одним приподнятым уголком, произнес шатен, прикрыв глаза на несколько секунд. — Зачем же? Мы ведь постоянно тут собираемся. — Раз Исполнитель так хочет. В этот роковой вечер были созданы ровно три фотографии, на которых они в последний раз так спокойно сидели в «Люпине», улыбались и разговаривали о чем угодно. Это был последний вечер, когда троица могла не думать ни о чем постороннем, на подобии того, сколько им придется убить завтра и не погибнут ли они сами. На той знаменитой фотографии присутствовало три человека: Дазай Осаму, который являлся правой рукой Огая Мори, Сакуноске Ода — рядовой член организации, который не отнял ни одной жизни с того момента, как твердо решил не убивать, и Сакагучи Анго — разведчик Портовой мафии, в голове которого хранились все секреты преступной группировки. На снимке они являлись просто тремя друзьями, которые решили отдохнуть ото всей этой городской суеты и вместе, наконец, отдохнуть в баре, как и должны делать все нормальные друзья. Только вот в тот момент один из них уже осознавал, что эта ночь станет последним моментом перед бурей, когда можно расслабится.***
— Название организации, — вкрадчивый и до ужаса холодный, словно сталь, только что побывавшая на морозе, голос, разрезал затянувшуюся тишину, более не оставляя ни единого шанса расслабиться. — Скажи мне и я клянусь своей жизнью, — шатен, растянув уста в едкой улыбке, приподнял перебинтованную руку, игнорируя алую кровь чужого человека на ладони и приложил к белоснежной рубашке, туда, где должно было находиться, к сожалению, всё еще бьющееся сердце. Молодой человек наклонился к сидящему на металлическом стуле мужчине, внезапно переходя на шепот, словно их двоих кто-то мог подслушать, хоть и в камере более никто не находился. — Что тебе станет легче. Расскажи мне всё, что знаешь и я клянусь, что освобожу тебя от всех страданий, что приносит этот прогнивший насквозь мир. В ответ — тишина. Вновь эта режущая слух тишина, что не выражала ровным счетом ничего. Пойманный продолжал упорно игнорировать молодого Исполнителя, а последний, в свою очередь, умело скрывать нарастающее раздражение от подобного поведения за очередной маской безразличия и надменности. — Очень жаль, — темноволосый эспер выдохнул с наигранным расстройством, осознавая, что такими темпами ничего не добьется. В прочем, ему не составляло труда применить более жестокие методы добывания информации. Тонкие пальцы пробежались по спинке стула, оставляя на нем еле заметные следы от чужой крови, после чего Дазай неспешным шагом подошел к небольшому металлическому столику на колесах, где и находились предметы, которые могли бы понадобиться при столь крайне бесчеловечном допросе. Приложив указательный палец к подбородку и сложив вторую руку на груди, паренек задумался, наигранно протянув «Хм-м-м», смотря чуть вверх, так, как обычно и делают люди, когда задумываются о чем-то. Играет на публику в лице одной лишь личности. — Что же мне выбрать для тебя? А может… Ох, нет-нет, кажется я знаю! Выглядишь весьма крепким, так что думаю, наиболее рационально будет выбрать что-то серьезное, то, что точно ударит по твоим нервам, принесет невыносимую, острую боль, которую я буду стараться задержать как можно дольше в твоем теле. Вполне возможно, здесь что-то на подобии кожи срезания подошло бы, как думаешь? Однако, есть одно «но», — с сухих губ сорвался тихий смешок и тонкие пальцы меж собой зажали рукоять среднего по остроте ножа. — Я — человек, которому чужд здравый смысл. Я терпеть не могу поступать так, как будет разумнее и правильнее.И это настигает меня, Война внутри меня тянет вниз.
Юнец в черном костюме присел на корточки возле заключенного и, окинув того полным холодного спокойствия взглядом с неоднозначной улыбкой на губах, неспешно, мучительно медленно начал воспроизводить процесс скольжения лезвия по коже, надавливая сильно, дабы рана получилась глубокая. Казалось, словно сам Дьявол восстал из преисподней, чтобы вдоволь насладиться мучениями живого тела, а не пустой, гнилой души. Так как само холодное оружие было заточено недостаточно хорошо, выходило выполнить задумку не без приложения каких-либо усилий, однако результат оправдывал все эти столь ничтожные затраты. В несколько раз больнее получать ранения от ножа недостаточно острого, особенно тогда, когда враг делает это так медленно, словно желая ощутить все эмоции, увидеть искренний ужас в глазах своей жертвы. Маниакальный суицидник умело надевал маску садиста и никто не был в состоянии понять, что удовольствия подобное более не приносит, ведь для окружающих осталось всё на своих местах. Наблюдая за происходящим по одной единственной камере, что была установлена в верхнем правом углу помещения, они щурились от омерзения, не смея отворачиваться и пропустить что-нибудь важное. Глубоко внутри, где всё еще осталась небольшая частичка черной души, поглощенной беспросветной тьмой, Осаму чувствовал лишь пустоту. Он, желая заполнить её, да поскорее, всё сильнее и сильнее давил, глупо надеясь на то, что пролитая кровь сможет заполнить ту дыру в груди. Но надежда ли то есть, или же лишь безмолвный крик о помощи? С совершенным безразличием во взгляде смотрел самоубийца на мучения своей жертвы и ведь в самом деле, он не чувствовал никакой жалости к нему, как и ко всем людям, которых приходилось пытать или же просто устранять. Бесчеловечный. Он не может вспомнить свое первое убийство, однако уверен в том, что большой проблемой подобное не являлось. В глазах цвета дорогого, богатого и насыщенного вкусом темного шоколада блеснули дьявольские огоньки. К сожалению для члена организации, название которой пока ещё неизвестно, молодой мозг парня в красках представил, что последует за простым ножевым ранением. В изящной кисти с выпирающими косточками из-за того, что само по себе телосложение одного из пяти членов Исполнительного комитета оставляло желать лучшего, -- ох, а ведь всегда ему напарник жужжал в уши, что боевые его навыки отнюдь не лучшие в Портовой мафии из-за недостатка сил, -- находился небольшой пузырек без каких-либо надписей. Внутри был лишь какой-то прозрачный раствор, на вид напоминавший лишь простую воду. Соляная кислота. — Попадание соляной кислоты на кожу вызывает достаточно сильные ожоги и приносит острую, жгучую боль, — слова так просто слетали с тонких губ, а интонация была так легка и в некотором смысле чуть задорна, что казалось, словно маленький ребенок просто увлеченно рассказывает о каком-либо своем новом открытии. — Мне очень интересно будет узнать, как отреагирует организм на то, если я сделаю вот так, — и, не смотря на то, что пленник резво начал дергаться, лишь бы задуманного ненормальный в жизнь не воплотил, сам же Дазай схватил того за запястье, крепко сжимая и держа, буквально таки вливая жидкость в рану с наигранным интересом во взгляде столь ужасающем. Руку юноша сразу же убрал, стоило ему закончить, дабы раствор на него же самого ни в коем случае попасть не смог. Ни смотря на все его замашки, боль терпеть не было ни единого желания. И лишь когда подросток вдоволь «наигрался», да применил свои все методы словесные, умело манипулируя мужчиной, чего тот даже не подозревал. И сорвался с искусанных губ нервный, истошный крик: — «Мимик», только останови это!Но я делаю это вновь.