Другой

Это кажется почти невероятным, но когда Сильверфокс, наконец, съезжает, Эш чувствует только всеобъемлющий восторг. Почему невероятным? Да потому что все просто сговорились издеваться на тему его отношения к двоюродному брату! Его собственные родители считают его голубым! Его отец понимающе шепчет: «Быть другим — это нормально», тогда как Эш задыхается от злобы, стискивает зубы и не находит ответных слов. Сплёвывает в землю и прячется в своей комнате. Хотя прятаться там теперь не выходит: теперь в его комнате живёт Кристоферсон Сильверфокс, истинный сын маминой подруги, с поправкой на сын жены маминого брата, идеальный во всём, превосходящий его абсолютно на всех фронтах, даже если раньше никогда не занимался: спортом ли, углублённой ли химией, плаванием… Когда Сильверфокс, походя, влюбляет в себя лисицу, за который отчаянно и безответно ухаживал Эш, (и, казалось бы, уже только это должно было дать понять отцу!.. Но нет…) Фокс отчаянно воет. Сильверфокс становится лучшим игроком, благодаря всего одной игре, тогда как сам Фокс тренировался годами. Это его отец был звездой этого вида спорта, это он должен был пойти по его стопам!.. Но его отец смотрит на него с жалостливой улыбкой и на дело — на опасное, воровское, бесподобное в своей гениальности мероприятие — берёт Сильверфокса, приехавшего к ним в дом всего несколько дней назад. Фокс задыхается от злости, это даже не зависть, это ревность, это обида на неверную рыжую ассистентку и, самое главное, то что сжигает в пламени оскорблённой ярости: он не другой, фермеры их всех подери, он не испытывает к Сильверфоксу ничего — кроме ненависти. Но теперь всё это в прошлом. Ненавистный Кристоферсон, наконец, вернулся к своему выздоровевшему отцу, съехав из их дома. Погрустившая рыжая лисица, пообщавшись с ним по переписке несколько лисьих недель, всё же стала искать новый объект страсти из тех, кто находится в зоне доступа (впрочем, это неважно: обратно он её не примет). В отсутствие Кристоферсона, Эш снова стал «подающим надежды» на поле… И злость стала отступать, отходить волнами от его униженного и раненного недоверием близких сердца. И он уже почти перестал вспоминать прошлое, когда, спустя три лисьих года, Кристоферсон возник на пороге его дома снова. Все прежние обиды всколыхнулись с прежней силой, Эш почти задохнулся поднявшимся в сердце штормом отрицательных чувств и прорычал с порога: «Ни за что ты не будешь жить в моей комнате снова. Только через мой труп». — Я и не к тебе, — улыбнулся Сильверфокс, и сердце предательски пропустило удар. К Агнес. Ну, разумеется. Его бывшая, неверная, так и оставшаяся безответной любовь. Школьная подружка и максимально бесполезная ассистентка по химии. Да ради святого Бобра, всё равно. — Я снял нору поблизости, — проследив его реакцию, сообщил Сильверфокс. — Чтобы больше тебя не стеснять. Я закончил учёбу, и сейчас у меня каникулы. Я хотел провести их с тобой. Эш смотрит на Сильверфокса, вылупив глаза, и никак не может принять происходящее. Да не может того быть, да отец будет просто в шоке! Да это же всё перевернет, теперь-то все поймут, теперь никто не посмеет… Сильверфокс подходит ближе и смотрит сверху вниз. Он, фермерские вилы ему в бок, выше на две головы. — Быть другим это нормально, — шепчет он. — Твой отец ведь говорил тогда. Ты не так меня понял, вся эта интрижка с Агнес… — Катись колесом отсюда! — Эш с рыком захлопывает дверь перед носом Сильверфокса и прижимается к ней спиной. Да что же это такое. Да как же так. Пусть всё немедленно станет как раньше. Он готов признать, что он просто завидовал этому идеальному лису, что остальное было побочными причинами, он готов признать, что угодно, но не то, что Кристоферсон Сильверфокс сейчас скоблит его дверь когтем и вкрадчиво просит: — Передай привет родителям. Скажи, что я приехал. Эш тяжело дышит и молчит. Хвост подрагивает, и с губ готово сорваться — что? Яростная ругань или болезненный стон? Эш не знает и не хочет знать, он просто очень хочет, чтобы Сильверфокс укатился колесом на свои поля и немедленно. Чтобы не смахивал пыль с давней истории, вывернувшейся, спустя годы, наизнанку. Эш ненавидит беспочвенные упреки в своей особенности. Сильверфокс, стандарт и пример для всех, хрипло дышит за его дверью и жалобно скулит признания и извинения. Эш ненавидит Кристоферсона. Кристоферсон любит Эша. Эш распахивает дверь. — Если ты только поставишь под угрозу мою репутацию снова, если хоть кто-то посмеет мне сказать… — шипит он, и Кристоферсон делает рывок по направлению к нему. Эш с силой бьёт его прямо в его острый лисий нос, и Кристоферсон хватается за него обеими руками и жалобно смотрит на Эша. — Не приближайся ко мне, — рычит Фокс. — Я могу приходить к тебе? — тихо спрашивает Сильверфокс. — Нет! — выдыхает Эш. В голубых глазах Сильверфокса начинает проявляться если не злость, то раздражение. — Тогда я приду к твоим родителям, — угрожает он. — Расскажу всё, как есть. О себе. О чувствах к тебе. О том, как ты рванулся тогда меня спасать. О ночных посиделках на полу и многозначительном молчании. Я найду, что сказать. Фокс хватается за голову. — Я тебя ненавижу, — выдыхает он. — Но ничего ведь не было. Правда, не было. Всё было не так. — И кому поверят? — изгибает край губ в улыбке Сильверфокс. — Тебе — неудачнику и слабаку или мне — примеру для подражания с безукоризненной репутацией? — Но ведь ты всё испортишь. Свою репутацию, мою жизнь… — скулит Фокс и замолкает, потому что понимает, что Кристоферсону всё равно. Он, в отличие от него, делает то, что хочет, не боится чужого мнения и всегда побеждает. Во всем. Всегда добивается своего. Эш отходит в сторону, понурившись. — Иди, говори родителям, — разрешает он. Кристоферсон замирает: — В смысле? — Говори, что там собирался, про тебя и про нас. Ври, провоцируй. Тебе поверят, моя жизнь будет испорчена. Только… — Эш поднимает глаза на Кристоферсона. — Я всё равно не отвечу на твои чувства. Буду всё отрицать и продолжу жить, как жил. Разве что снова под гнётом чужого «понимания», которое мне обеспечат твои действия. — Давай, добро пожаловать, — указывает рукой внутрь квартиры Эш. Сильверфокс делает шаг назад. — Ты… — в его глазах почти что отчаяние. — Я… всё равно люблю тебя. И продолжу любить. Я всё равно… — Любишь — люби. На отдалении. Не втягивай меня и не требуй разделять твои чувства, — в глазах Эша горит пламя искренней ярости и сжигает мольбу во взгляде Кристоферсона дотла. — Не порти собой мою жизнь. С глаз Кристоферсона срываются слёзы, он вытирает их рукавом, заодно пачкая его кровью из разбитого носа, и делает шаг назад. Ещё один. Поворачивается спиной и начинает отдаляться. Эш закрывает дверь. Сердце отбивает торжественный ритм, глаза горят, на губах — победная улыбка. Спустя годы он наконец обошёл Кристоферсона. Задвинул его на второе место. Презрительно отверг его чувства. Это победа? Определённо. Эш, тяжело ступая, возвращается в комнату и, только там, опустившись на колени перед всё так же стоящим на полу игрушечным поездом, что ему подарил отец, вытирает слёзы. Это ведь победа, и он прав, и на Сильверфокса плевать и всегда было, но почему тогда так больно? Кубок, полученный за один единственный выход на поле Сильверфоксом и подаренный младшему Фоксу, пылится в углу, и Эш всё же кидает на него взгляд. Быть другим нормально. Сложно, больно, иногда унизительно, но нормально. Эш Фокс ненавидит Кристоферсона Сильверфокса, и от этой мысли ему становится легче. Кристоферсон Сильверфокс, каратист, спортсмен и мистер-номер-один во всём, навзрыд рыдает, уткнувшись лицом в древесину бука, и раздирает кору когтями в униженной ярости. Стандарт для одного незначителен для другого. И почему Эш этого не понимает?..