В какой момент он обсчитался, думая, что та, которой все оборачиваются вслед, сделает его счастливым?
Как правило, Чимин не выражается плохо о девушках, превознося их до нимф и муз, но, черт возьми, Суран просто стерва и окончательно его заебала.
Он охотился за ней, как за редчайшей добычей, потратив столько усилий и нервов, что даже не удосужился задуматься: для чего? И что, собственно, за трофей эта девушка. Сейчас он из кожи вон лезет, объясняя друзьям, что его принцесса оказалась взбросливой, придирчивой и несносной. А те лишь смеются, будто он пытался развеселить их этим заявлением: "она у тебя страстная", "да просто с характером". И даже угрюмая физиономия Чима, перебирающего в голове совершенно другие прилагательные для описания этой девушки, не останавливает их от фраз: "Тебе с другой будет не интересно". Он злобится на так-себе товарищей, показательно оставляя компанию в баре. Его намерения получить то, что так хотелось услышать, тщетны, если дело касается Суран. Для них она эталон, да и не только для них. Чим от безысходности громко хлопает дверью машины, пытаясь понять, что за розовые очки врастают в людские головы, когда дело касается нее. Но для Чимина она — двуликий Янус, слишком лживая и изменчивая.
Дорога должна бы по-обыкновению занять не больше 10 минут, но сегодня она длится час. Телефон разрывается от коробящих взгляд вызовов. Никто и не думает брать трубку. Чимин боится сорваться, наговорив не того. Ему нужно время, чтобы, взвесив все, найти в себе ответ: готов ли он расстаться со столь желанной наградой.
Игнорирует лифт, поднимаясь нарочито медленно, напрягаясь, слыша невнятный шум ближе к нужному этажу. На ступенях перед квартирой валялись тряпки, в которых он узнает свою одежду, а из открытой двери нескончаемым потоком летели все остальные его вещи.
— Конченная сука. — шипит он, оглядываясь по сторонам на свое добро. — Я всего лишь хотел мирной жизни. — взывает он, вздымая руки к небу, будто обращается к богу.
— Да там еще и подруга ее пару часов назад приходила. Они вместе решили тебя выставить. — доносится приглушенный подъездным эхом знакомый голос. Чимин поднимает голову, встречаясь взглядом с Юнги, кивая ему в знак и приветствия, и благодарности. Большего сказать не может, потому что до краснеющих кончиков ушей стыдится, что сосед — извечный свидетель их ругани и скандалов.
А вот Юнги ничего не смущало. Он особо не лез в чужую жизнь и не жаловался на круглосуточные крики. Идеальный сосед. Молча затягивался, полностью абстрагируясь от этой пары, лишь иногда с ленивым интересом поглядывал в их сторону, порой даже сочувствующим взглядом, предлагал и Чимину перекурить, показательно оставляя пачку возле окна, а сам уходил.
Юнги ловко бросает бычок так же, как и свои слова: "Да не совместимы вы по знаку, блять, смиритесь." — и направляется в соседнюю квартиру, но его хватают за локоть.
— По какому еще знаку? — рычит Пак, не в силах не выливать накопившуюся злость на ни в чем не повинного.
— По знаку зодиака. — флегматично пожимает плечами Мин, будто это должно объяснить все на свете. Чимин в недоумении смотрит на парня, всем видом показывая, что услышанное для него звучало совсем на незнакомом языке.
— Ну, ты по стихии огонь, она — земля. — нервно вносит ясность Мин, выдергивая свою руку из хватки Чима, который стоял с открытым ртом.
Нависает неловкая пауза. Мимо парней пролетает недавно купленный ноутбук, разбиваясь вдребезги об перила, а у Чимина совсем нервы сдают. Лопаются последние струны.
— И как же нам эти знаки поменять? — кричит он, давая Суран понять, что он тут и вполне готов идти крушить все на пару с ней, но она слишком увлечена своим занятием, чтобы услышать.
Юнги замечает, как дергается глаз парня, а кулаки сжимаются, в то время как жилки на лице яростно пульсируют. В голове вмиг вырисовывается мысль, что, не предприми он что-либо сейчас, чуть позже будет выступать свидетелем в суде по делу убийства одного из пары. Чимин уже направляется к себе, как его окликает сосед,
— Заходи. — приглашает Юнги, проходя внутрь своей квартиры, в которой Чим за год проживания рядом, так и не побывал. Ему открываются элементы дизайна квартиры, украшенной не в совсем привычном стиле. Он замирает на пару секунд, но все же заходит; слишком любопытный, чтобы упускать возможность побывать в чужом доме. Забывая про бушующую Суран, про ссору, находящуюся на самом ее пике, осторожно входит, с детским и нескрываемым ошеломлением рассматривая каждый уголок квартиры.
— Ты вчера родился или что? — недоверчиво косится Мин на гостя, суетясь возле письменного стола. Для него совсем не понятно, как можно не знать хотя бы что-нибудь о гороскопе.
А Чимин и не слышит. Впервые он корит себя за недостаточное любопытство: как можно было не интересоваться этим парнем? Юнги казался ему заурядным, ничем не примечательным в своих зеленых толстовках и погрызенных сланцах. Если бы Чимин был хотя бы на чуточку более внимательным, он бы знал, что Юнги курит чаще по пятницам, а на этих самых сланцах следы от зубов его кошки, которую он лицезрел сейчас на батарее.
Всего лишь то нужно быть более любопытным, чтобы понять: вокруг Юнги все не такое. Чимин неосознанно исправляет свою ошибку, пытаясь подметить каждую деталь вокруг абсолютно незнакомого человека, оглядывая его с головы до ног. С каждой секундой он становится менее безразличным: теперь разгрызенные тапки не просто негодная обувь, а что-то более информативное, рассказывающее так много. Он представляет, как этот темный комок шерсти от скуки шкодничает в доме, а хозяин затем бьет или просто громко бранится, а затем все же сдается, берет ее на руки, усаживает на колени и гладит, пока кошка не замурчит.
Он представляет, как Юнги путается в своей зеленой одежде или, напротив, среди всех валяющихся зеленых кофт разграничивает зеленый для хорошего настроения и для плохого.
Чем больше он улавливает, тем больший интерес в нем просыпается.
— Скажи информацию для составления натальной карты. — отвлекает его от потрясенного своими открытиями состояния. Мин уже сидит за столом, копошась в стопках бумаги, а между пальцев нетерпеливо проворачивает ручку, показывая, что готов писать. Он поднимает свой взгляд из-под черных массивных очков, не понимая затянувшегося молчания.
— Ох, Господи, ты весы, Чимин. Это и так очевидно, но чтобы подробнее что-то сказать, мне нужно знать полную дату рождения вплоть до часов. — он устало трет переносицу, будто только что приложил титанические усилия, упрощая квадратное уравнение до уровня младшеклассника.
— Так зачем там натальная карта? — сипит Чимин, почему-то считая, что говорить такое громче — стыдно.
— Она позволяет с точностью производить расчет астрологических данных на введенную дату рождения с расшифровкой гороскопа. — в очередной раз закатывает глаза Мин.
— И что можно будет тогда понять?
— Чимин, что ты и Суран ну абсолютно противопоказаны друг другу. — прозрачно дает ему понять парень.
Чимин и сам знал это, черт возьми. С самой первой секунды, когда они стали жить вместе. Они совсем разные. Это вам не инь и янь, да прочие "противоположности притягиваются". Не уживется он с ней. Знал, но настойчиво делал вид, как и любой другой на его месте — что безмерно счастлив, ведь, готов поспорить, каждый из его друзей по приходу домой смотрит на свою девушку, поджимая губу, понимая, что она далеко не на уровне с Суран.
— Если, опираясь на знаки зодиака, можно выбрать подходящего человека, то почему же ты сам без пары? — щурится Чим, вспоминая, что ни разу не видел у Юнги девушку в гостях.
Юнги долго тянет с ответом, внимательно изучая стоящего перед ним с ног до головы, от чего Чимину становится не по себе, будто его раздели. Будто он слишком очевиден или Юнги сейчас своим пронизывающим взглядом добирается до всего, что у него внутри.
— Слишком просто, когда знаешь о них все. — многозначительно изрекает парень в итоге. Пак аж закашлялся от такой самоуверенности.
— Думаешь, зная несчастную дату рождения, можно узнать о человеке все? — будто претензией, сыпет Пак.
— Того, что я знаю, мне достаточно, хотя, это далеко не "все".
Чимин возмущен до той степени, когда пар из ушей почти идет. Ему не хотелось бы верить, что он вот так просто может сказать что-либо о Чимине, как минимум сам Чим считал себя довольно непредсказуемым, нечитаемым.
— Что ты знаешь обо мне?
— Как минимум то, что возвращаться ты сейчас хочешь к себе не сильно. — хмыкает он. — Можешь переночевать у меня.
И снова Чимину не угодишь. Он ни у кого ничего никогда не просит и в чужом доме спать брезгует, лучше бы снять отель, да подороже. Юнги совсем не такой: невозмутимый и бестревожный, а еще лучше сказать — пофигистический, и почему-то сейчас это как никогда привлекает. Самому себе он в этом не признается, ссылая свое нахождение здесь на все диковинные штуки, заполняющие эту квартиру по типу карт и картин ночного неба.
— Ты астроном? — выпаливает Пак, челюсть которого буквально отвисла при виде складного телескопа. Юнги лишь прыскает смешком на такую реакцию:
— Я астролог, а это немного другое.
Его забавляет, как Чимин в смущении отводит взгляд. В голове крутится мысль, что партнера-весов у него еще не было.
Чимин-таки остается, делая вид, что это было не очень-то и привлекательное предложение. Юнги заваривает чай со странным привкусом, говоря что-то о витамине С и других лечебных свойствах облепихи, а Чим готов сделать что угодно, чтобы избавиться от непривычного вкуса во рту; все равно, что одуванчиков наелся.
Ему рассказывают слишком много того, чего Чим не знал доныне, и с каждым последующим словом Юнги закрадываются сомнения: а жил ли он вообще.
— А вот здесь, в северном полушарии, начинается Андромеда. — страстно демонстрирует непонятные созвездия Мин, но его уже и не слушают. Как много Чимин не знал: что астрология тоже наука, что созвездия — прекраснейшие лабиринты на небе, что может быть настолько комфортно даже с малознакомым человеком.
— Ты слушал хотя бы? — щурится Мин, понимая, что его собеседник уже долго молчит, наверняка, размышляя на отдаленные темы.
— А мы с тобой подходим друг другу по знаку? — неожиданно приходит в голову вопрос.
— Ну, тебе же со мной лучше, чем с Суран. — оба замирают: один молится, чтобы пролетевшая фраза попала в цель, в самое яблочко, а другой пытается избавиться от назойливых картинок в голове, в контексте которых могла бы звучать эта фраза. В качестве ответа едва кивает, откидываясь на спинку дивана, на котором оба сидели.
Действительно хорошо. Как давно он ни с кем не болтал о чем-то столь далеком. Он уверен, что будь Юнги девушкой — поцеловал бы давно от переизбытка эмоций. А Юнги, мать его, будто чувствует: придвигается ближе, незаметно, но очень уверено. Их ноги от ляжек до колен то и дело соприкасаются, особенно, когда Юнги поворачивается, чтобы во время беседы взглянуть в чиминовы глаза.
Одному мне так интимно сейчас? — вопрос в голове, который по-любому будет очевиден, если взглянуть на его волнение и сбитое дыхание. Вспоминаются ночи с Суран, где они полностью обнаженные удовлетворяли друг друга — сейчас это ничто в сравнении с тем, как они с Юнги обнажают души.
— Мне, наверное, пора.— бормочет Чимин, отмечая, что начинает светать. Он задержался здесь так на долго, что понятие времени искоренилось в его голове, только свет вокруг слегка тормошит:
Для первого раза тебя слишком много будет для Юнги.
— Как хочешь,— пожимает плечами Мин, делая вид, что расставаться с ним совсем не жаль.
Ответ остается несказанным:
Я не хочу, но пойду. И он уходит, в полнейшем смятении от переполняющих чувств нежности и благодарности просто за то, что Юнги есть.
***
— Это все из-за знаков.— с видом величайшего философа изрекает Чим.— Могу рассказать...
— Чего? Не заебуй.
Чимину приходит спонтанное решение. Он изображает крайнюю злость и, ссылаясь на это, звонит в соседнюю квартиру. Юнги открывает не сразу, долго копашась и обо что-то спотыкаясь по пути.
— Ты представляешь!? — начинает свою тираду Пак, как только темная макушка показывается из-за двери. Он слишком хотел вернуться к Юнги, посчитав, что прекраснейшим аргументом будет Суран.
Снова жутчайший облепиховый чай и беседа, давно отошедшая от первоначальной темы. Юнги еще ближе, еще оголенней во всех планах, так искренен и незамысловат, что Чимин снова целует его в своих фантазиях.
— Знаешь, ты можешь приходить, даже если дело не в Суран.— шепчет Мин через время, тепло добавляя, — мне ведь тоже с тобой хорошо.
Полнейший ступор. Что он хочет этим сказать? Где у смысла этой фразы границы? Там, где начинается пошлость, или там, где Чимин придумывает себе ежедневные встречи с ним? С друзьями Паку тоже бывает хорошо, но по-другому, да и не говорят они о таком. А тут эта фраза, как романтическое признание. И Чимин, не исключая провальность своей затеи, сплетает с ним пальцы в полнейшей тишине с замиранием сердца.
Он что, угадал? Юнги не вырывается и не подает виду, что что-то не так, закрывая глаза и наслаждаясь моментом. Подушечки пальцев перебегают на ладонь, а с нее — в дальнейший путь, скользя по запястью выше к руке, ключицам и шее. В какой момент это происходит, Чимин пропускает, сейчас он сплошная сладкая вата, потому что вмиг их губы соприкасаются. Юнги сладкий, Юнги карамель и не на процент сладости меньше, а для Чимина карамель - лучшее лакомство на Земле.
***
Никто не обсуждает поцелуй. Чимин просто возвращается в который раз домой лишь к утру, молча, не в силах сказать и слово, а Суран косится на такого молчаливого Чимина и больше не трогает. Чимин слишком погружен в свои мысли, чтобы вообще обращать на нее внимание. У него нет чувства неправильности произошедшего, но, может, он сильно поспешил, и сейчас Юнги смеется кому-то в трубку, рассказывая, как один легкомысленный гей запал на него, поцеловал через несколько дней их общения.
Он обещает себе исправить ситуацию и свою "репутацию", но вот он снова с Юнги, который теперь так умело массирует позвонки и лопатки, спускаясь до бедер и, блять, разве есть чувство лучше этого? Он не предпринимает активных действий, еще не понимая, насколько далеко все может зайти, но навстречу разгоряченному телу выгибается и льнет ближе, постанывая в самое ухо.
Он всепоглощен Юнги, отдаваясь настолько, что остается пуст, и на разборки с Суран сил не хватает. Уже несколько дней в их доме мирно.
— Ты так сдружился с Юнги?— ревниво поджимает губы девушка.
Нет, только не это. Почему кажется, что с ее уст это имя звучит недостойно. Она осковерняет и портит его. Нечего ей о нем знать, а говорить тем более. Он молча встает и уходит, игнорируя летящее вслед:
— Можешь видеться, я же не против.
***
Откуда Юнги знает все чиминовы слабости? Кусает так сильно, но всегда извиняясь легким касанием языка. Этот парень сводит с ума, поглаживая ягодицы, и тут лишь бы позорно не кончить. Он любит разговаривать с Юнги, но не только. Он любит, как тот тягуче сладко целует, гладит все тело и хватает за волосы, почти что доводит до пика оргазма простыми поглаживаниями и трением, а затем останавливается, дразня и наслаждаясь тем, как Чимин скулит и почти что хнычет, моля, позволить ему кончить.
На часах 5 утра, а Чимин только на пороге квартиры, обмякший и весь в засосах. Суран видит и бежит прочь, закрываясь в ванной, заглушая свои слезы струящайся водой. Чимину не жаль. В другой ситуации давно бы ринулся вслед, прося прощения. Но не сейчас.
Юнги научил: нельзя быть с кем-то, кто не заставляет тебя не спать или не дрожать от простых касаний. Юнги научил: если разговор не такой, что не можешь остановиться, то к черту его.
Он это сделал. Впервые настолько свободен и счастлив, словно ребенок. Хватило всего несколько предложений, чтобы расстаться с Суран, хотя раньше не хватило бы и сотни. "Друзья" тоже посланы далеко и на долго.
В квартире намного просторней, уютней и единственное, чего не хватает для полного счастья — снова увидеться с нужным человеком. Вполне логичная последовательность: избавиться от ненужного — затем окружить нужным.
Он выходит за дверь в предкушении. Быстрее хочется похвастать переменами в жизни. Он даже успел сменить работу: теперь точно найдет новое хобби и попросит Юнги научить заваривать облепиховый чай.
Возле соседской квартиры суетятся незнакомые люди, а Чимин, напрягаясь, пытается протиснуться между ними.
— Извините, я сосед Юнги, он дома?— задает вопрос в толпу и находит отклик в ответе улыбчивой девушки.
— Вы, наверное, Чимин? Юнги хорошо отзывался о вас. Рада, что мне повезло с соседом.— блондинка кокетливо подмигивает и протягивает записку, в которой, только Юнги мог таким предельно ровным почерком черным по белому написать:
Я переехал. Может быть, когда-нибудь и встретимся. Не забывай про подходящие знаки. Желаю найти того, кто подойдет тебе во всем.
Чимин не верит своим глазам.
— Я думал, я уже нашел.
