***
Все такое темное, но времени суток не разобрать. Может вечер, а может утро, только ранее. Я абсолютно не помню, как попал сюда и что я, собственно, здесь делаю. Это место не похоже на те, где я когда-либо бывал. Оно мне незнакомо. Но попытки рассмотреть комнату заканчиваются провалом. Словно пелена застилает глаза, и я не могу сосредоточиться на предметах, видя лишь их смутное очертания: темная кровать, стол, стул, кресло, еще что-то непонятное… Что-то скрипнуло. Дверь, незамеченная мной до этого, распахнулась, впустив свет. На фоне яркого прямоугольного пятна возвышалась чья-то фигура. Человек прошел внутрь, прикрывая дверь и лишая нас света. Я пытался понять, кто же передо мной, но не мог. Лишь далекое чувство узнавания копошилось где-то внутри, мешая сосредоточиться и нифига не помогая мне, хотя казалось, что вот–вот даст подсказку. – Мася,– его голос словно мурашки по коже. Стало приятно и как-то тепло. Меня один лишь звук, лепет, шепот смог так успокоить, разлиться по телу приятной истомой. На секунду я даже прикрыл глаза, так приятно было слышать его голос, лишенный грубости, нежный и ласковый. В реальном мире мне такого не дано. Он подходит ко мне, тянет руку к моему плечу, касается его и медленно проводит вниз, к ладони. Наши пальцы переплетаются. Всматриваюсь в его лицо, неправдоподобно четкое и яркое в полумраке. Он смотрит на меня как-то напряженно, выжидающе. Мысли путаются, скачут, словно солнечные зайчики по траве. Гляжу прямо в его глаза, не отрываясь, боясь спугнуть момент. Тепло его ладони контрастирует с прохладой моих пальцев. Все-таки решаюсь и приподнимаю голову. Это так странно, ведь он немного выше меня, а к такому я не привык. Губы у него суховатые, кое-где потрескавшиеся, но меня это не волнует. Я просто целую его, чуть касаясь, скользя. Немного осмелев, провожу языком, пробую его на вкус. Странный привкус персика, он всегда казался мне чем-то похожим на этот фрукт – светлый и сладкий. Он неподвижен, что пугает меня. Может, я делаю что-то не так? Ему не нравится? Я ему противен? Но нет, он неожиданно оживляется. Его губы приходят в движение, весьма смелое скажу я вам. Его поцелуи теплые, немного несмелые. Наверняка опыта у него мало, но он упорно продолжает отвечать на поцелуй, даже скорее перехватывает инициативу. От каждого движения становиться теплее. Его губы стали такими мягкими и податливыми, что не удается сдержать возглас удовольствия и собственных рук. Касаюсь его спины, прижимаюсь всем телом… ближе… крепче… полнее… Тело моего любимого как виагра. Возбуждение медленно рождается где-то внутри, приятно распространяясь по всему телу, отдаваясь дрожью в пальцах и электрическими разрядами внизу живота. Он, словно почувствовав мое состояние, проскальзывает языком между зубами, проникает внутрь, касается моего. Я отвечаю легким толчком, пытаюсь выпихнуть его язычок обратно, но он не уступает. Легонько посасываю его язык, вырывая из его груди тихий мурлыкающий звук. Чувствую, как напряжение в паху становится почти невыносимым, хотя мы только целовались. Он резко отрывается, опускается на колени, отчего послышался глуховатый стук. Его руки проникают под футболку, касаются живота, груди, скользят вниз. Длинные пальцы любовника несмело дотрагиваются до пуговички на джинсах, неумело извлекая ее из прорези, тянут язычок молнии. Звук шуршащей ткани и моего рванного дыхание заглушается стуком сердца, отдающимся вибрацией в висках. Легкие сжимаются, неспособные вместить в себя достаточно воздуха. Хочется помочь ему, но тело окаменело и напряглось в ожидании, не способное на какое-либо действо. Когда мой член освободился от оков трусов, из моей груди вырвался протяжный вздох, хотя легкие все еще сводила странная судорога. Его руки касались и гладили напряженный орган, который отзывался дрожью и болезненной вибрацией. Его увлажнившиеся губы касаются живота, который реагирует каким-то странным трепетом, сравнимым со щекочущим чувством. Любовник одной рукой поглаживал мой член, второй живот. Его губы касались моей кожи, оставляя после себя горячие следы, затем резко переместились на головку. Чувство жара там, внизу, опалило мое сознание, ладони сами собой опустились на его макушку, надавливая, побуждая к более смелому шагу. Парень послушно взял в рот головку члена, попутно лаская ее языком. Он не переставал ласкать мой живот руками, но я не обращал на это внимания, потому что все мои ощущения сосредоточились там, где его губы касались меня. Он попытался взять в рот чуть больше, скользнул губами по стволу, но более чем на три или четыре сантиметра его не хватило. Эта неопытность любовника распаляла пожалуй больше, чем ласки умелых губ моего бывшего парня. Из груди сам по себе вырвался сдавленный смешок, что отвлекло парня от его занятия. Поймав настороженный, почти испуганный взгляд, я лишь потрепал его по голове, побуждая продолжать. Он прикрыл глаза и сделал несколько попыток посасывать мой член, что окончательно изгнало весь здравый смысл из моей головы. Схватив его за голову, я уже беззастенчиво трахал его рот, но обращая внимания на то, что парень давится. Он пытался оттолкнуть меня, отстраниться. Ноздри его широко раздувались, щеки покраснели, по ним прокатились несколько слезинок. Словно издалека я смотрел на него сверху, подмахивая бедрами, крепко держа его голову, даже смутно осознавая, что вдруг стало как-то странно светло. Его жалкий вид, всклокоченные волосы, крепко сожмуренные глаза, все это вызывало во мне еще большее возбуждение. Грудь сдавило горячим обручем. Ноги дрожали, хотелось сесть. Я упорно продолжал стоять и трахать его в рот, вдалбливая член в его глотку, слыша его сдавленный кашель. Разрядка была сильной и обильной. Из разорванных уголков его рта стекала моя сперма. Мои глаза заволокла мутная завеса, тело била мелкая дрожь…***
От воспоминаний вновь перехватило дыхание. Хотелось разрядки – того чувств полета и жара, разливающегося по всему телу, внезапного чувства освобождения и удовольствия, которые я испытывал во сне. Но я не мог позволить себе этого, потому что надо было тихо и быстро пробраться в душ, пока родители спят. Я бросил взгляд на электронные часы у прикроватной тумбочки и четырехнулся, так как было полседьмого утра, папа скоро встанет. С недовольным кряхтением, словно старый дедок, я приподнялся с кровати и выскользнул из-под одеяла, ставя ноги на щекочущий короткий ворс ковра. Нет, эти сны меня точно скоро доконают.