О йотунах и драконах

Дракон был красив. Небольшая голова на длинной подвижной шее едва заметно раскачивалась из стороны в сторону, по-змеиному пробуя языком морозный воздух. Ладное тело, сплошь покрытое плотной, серебряно-синей чешуей, удобно свернулось у входа в пещеру – темную и глубокую, как и полагается драконьему логову. Перед носом ящера лежала наполовину обглоданная туша горного барана и на вытянутой чешуйчатой морде было написано абсолютное блаженство, вызванное сытостью и послеобеденной негой. Локи осторожно вернул на место еловую ветку и беззвучно выругался. Тварь оказалась куда больше, чем он предполагал и, судя по количеству костей, разбросанных вокруг пещеры, отсутствием аппетита не страдала. Ну и ладно. Так даже лучше. Значит, и от десерта не откажется. На пальцах затрепетало, разгораясь, зеленое пламя. Древние манускрипты все как один утверждали, что слабым местом у драконов были глаза и подмышки. Желающих это опровергнуть до сего момента не находилось (либо поделиться выводами они уже были не в состоянии), и Локи мысленно поздравил себя с честью первооткрывателя. Заклинание свернулось в пружину, сорвалось с кончиков пальцев потоком огня. Завоняло паленой бараниной. Дракон зашипел, как прохудившийся чайник, заскреб по морде когтистыми лапами, пытаясь проморгаться. Обиженно взвыл, распахнул крылья и, тяжело подпрыгнув, ввинтился в воздух. То, что манускрипты бессовестно врали, Локи понял, когда, описав в небе дугу, дракон сложил крылья и прицельно рванул к земле, на лету разевая пасть. Струя пламени ударила у самых ног. Вверх взметнулось облако пара от вмиг растаявших сугробов. В лицо будто плеснули кипятком. Вот же Хель! Может, с подмышками повезет больше? Дождавшись очередного взмаха темных кожистых крыльев, Локи ударил вновь. Пытавшийся как раз зайти на очередной вираж дракон дернулся как от щекотки и, потеряв высоту, по-птичьи заскакал на коротких лапах. Пасть распахнулась в беззвучном визге, демонстрируя ряды острых белоснежных зубов. Локи хозяйственно прищурился. Драконьи клыки входили в состав множества редких зелий. Причем спрос на них значительно превышал предложение, поскольку живые драконы относились к идее изъятия зубов крайне отрицательно, и магам приходилось довольствоваться либо выпавшими от старости и растерявшими половину свойств клыками, либо долго и муторно выколупывать их из полупереваренных доспехов. Неудивительно, что стоимость драконьих зубов на Асгардском черном рынке превышала три сотни золотых. Хм-м. Локи задумчиво свел брови. Последнюю частичку зуба – изъеденного кариесом до самого корня, он использовал месяц назад, готовя для Тора восстанавливающее зелье. Неугомонный братец умудрился познакомиться с аборигенами планеты Ши’ир намного ближе, чем хотелось бы, и Локи пришлось сначала тащить его на себе до ближайшей точки перехода, а потом приводить в порядок, на корню пресекая самонадеянное «я в порядке, Локи!» и «отстань от меня, некромант несчастный!». Обиженный на «некроманта» маг влил в брата целый котелок зелья, мстительно наблюдая, как Тор плюется от мерзкого горького вкуса, и лишь потом сообразил, что извел все свои запасы и разжиться новым зубом в ближайшее время вряд ли удастся. Упустить неожиданную удачу и не пополнить походную аптечку было бы непростительной роскошью. У Локи глаза разгорелись при мысли, сколько декоктов можно сварить, имея в распоряжении всего один клык. Маг выпрямился во весь рост, алчным взглядом окидывая приближавшиеся скачками три ряда бесценных ингредиентов. Представить петлю. Накинуть. Затянуть. Рывок! Дракон взвыл, поперхнулся пламенем и раскашлялся клубами черного дыма. Локи азартно потер руки. Зуб был практически в кармане. Сосредоточившись, он приготовился повторить рывок, но в этот момент сзади раздалось возмущенное: - Ты что же это, гад, делаешь, а?! В затылок врезалось что-то тяжелое, и день перед глазами резко померк, сменившись ночью. *** Пробуждение вышло болезненным. Голова ныла, как после плохого вина. Локи открыл глаза и обнаружил, что сидит на низком стуле, обмотанный цепью до самого пояса. Руки за спиной сковывали наручники. А еще было холодно. Очень холодно. Стараясь откровенно не щелкать зубами, Локи огляделся. Вокруг царил полумрак, но даже скудное освещение не могло скрыть огромных размеров ледяного зала. Массивные колонны поддерживали сводчатый потолок - темный и глубокий, как ночное небо. Бледный свет факелов танцевал на полу, преломлялся на острых гранях украшавшей стены ажурной резьбы. Это было... красиво. Красиво и чуждо, и в то же время знакомо, будто когда-то уже видел это переплетение морозных узоров, гибких побегов и странных ледяных цветов, от которых в душе натягивалась до звона тонкая, болезненно-острая струна. Локи закусил губу. Спокойно! Спокойно. Все под контролем. За спиной загремело. Запястья пронзила острая боль, и тут же на смену ей пришло облегчение. Локи почувствовал, как соскользнули на пол наручники, и низкий голос за спиной мрачно произнес: - Ну и какого Сурта тебе здесь понадобилось, сын Одина? На подвиги потянуло? Несмотря на огромный рост, двигался ледяной великан плавно и бесшумно, словно струя студеной воды. Красные глаза уставились на Локи с плохо скрываемым раздражением. Осторожно разминая руки, маг растянул в улыбке тонкие губы. - Какая честь! Приветствую тебя, Владыка Йотунхейма! Лафей нахмурился. В слова стандартного приветствия мальчишка умудрился вложить столько яда, что захотелось утереться. Повелитель ледяных великанов был наслышан о младшем сыне Всеотца - боге шалостей и огня, головной боли всего Асгарда, чирье на заднице Одина. Поговаривали, что совсем недавно старший брат вытащил его аж из Хельхейма, и, глядя в дерзкие зеленые глаза, Лафей не удивлялся ни тому, что трикстер ухитрился загреметь туда раньше срока, ни тому, что Владычица мертвых впервые на его памяти согласилась расстаться с попавшей к ней в руки добычей. От такого "подарочка", пожалуй, взвоешь уже через неделю. А еще через две - сам приплатишь, лишь бы забрали обратно. - Ты зачем сюда явился? - неприветливо буркнул Лафей, заранее проникаясь сочувствием к Хель. Сколько он, говорите, у нее пробыл? Десять дней? Невероятно стойкая женщина! Локи насмешливо вздернул бровь. - Да так, захотелось узнать, правдивы ли слухи, что якобы усекновенный тобой дракон, на самом деле жив, здоров и даже вполне себе упитан. - Убедился? - скрипнул зубами йотун. – Ну и вали отсюда, драконоборец хренов! Локи выразительно громыхнул цепями. Лафей закатил глаза. Металл под пальцами великана побелел, покрылся наледью и со звоном лопнул. Локи повел плечами, сбрасывая остатки искореженных звеньев. - Ну чего встал? Иди давай, - Лафей повернулся к магу спиной, показывая, что больше его не задерживает. Зря он, конечно, эту язву по голове тюкнул и в цепи упаковал – небось, побежит теперь жаловаться маменьке. Ссориться с новой Асгардской царицей не хотелось, но уж больно разозлился Лафей. Вот что за молодежь пошла – никакого уважения к природе! Им бы только поиздеваться над кем-нибудь, а драконы, между прочим, редкий, вымирающий вид! Их беречь надо, а не зубы без наркоза выковыривать. Повелитель йотунов нетерпеливо ждал звука шагов, свидетельствующих о том, что Локи, наконец, ушел, однако за спиной было тихо. Не выдержав, царь обернулся. Маг стоял, склонив набок черноволосую голову, задумчиво покачиваясь с пятки на мысок. - Почему ты его не убил? – вопрос прозвучал неожиданно мирно, без обычного яда в голосе. Лафей опустился на нижнюю ступеньку ледяного трона. Потянулся и налил себе чашу вина. Хороший вопрос – почему. Просто увидел, как проносится над землей стремительная крылатая тень, как в прекрасном танце сплетаются в воздухе гибкие тела, и не сумел поднять руку. Это казалось кощунством. Но расскажешь змеенышу – засмеет ведь. Лафей от души приложился к чаше и мрачно буркнул: - Тебе какая разница? Не дожидаясь приглашения, Локи подхватил со стола кубок, наполнил вином. Глотнул, облизнув тонкие губы. И пожал плечами: - Значит есть, раз спрашиваю. - Ну пожалел. Такой ответ тебя устраивает? Глаза мага полыхнули странным огнем. - Жалостливый йотун? – Голос вновь сочился ядом, - это какой-то новый вид? - Просто стараюсь не убивать без веского повода. - И какой же повод можно считать веским? - Да какая тебе разница? Ты уйдешь, наконец?! Чего прицепился? Локи нахально уселся и демонстративно закинул ногу на ногу, всем видом показывая, что покидать в ближайшее время гостеприимный дворец Лафея он не собирается. Царь едва не взвыл – ну за что ему это наказание? Позвать бы сейчас стражу и вышвырнуть наглеца вон, так ведь нельзя – принц как никак, Лафею сейчас только международного скандала для полного счастья не хватает. И так шпионы докладывают: среди йотунов пошли разговоры, мол размяк правитель, расслабился. Сидит сиднем, вместо того, чтобы развязать маленькую победоносную войну! А где ее взять – маленькую и победоносную? Асгарду не до войн, Фригг ясно дала понять, что политику Одина не поддерживает, и, в отличие от Всеотца, меряться ей с Лафеем нечем. Альвы умеют лишь петь и жрать, с ними и драться зазорно. Цверги – тех вообще обнять и плакать, йотунам по колено, на карачках что ли за ними гоняться? Остается один Сурт. Но тут другая проблема: Владыка Муспельхейма своим огненным мечом пару раз махнет – от йотунов один пар останется. А своими подданными Лафей, как ни странно, дорожил. И вот с кем прикажете воевать? Царь тоскливо уставился на рассевшегося принца. - Чего ты хочешь от меня, а? Тот вздернул тонкую бровь: - Ответа на свой вопрос. - Какой? - Почему не убил дракона. - Я уже ответил. Пожалел. - Почему? - О, Боги! Да откуда ж ты взялся на мою голову?! Лафей одним махом выхлебал вино, с трудом сдерживаясь, чтобы не треснуть мага по шее. Встал, наполнил чашу заново. Локи тут же нахально подсунул свой кубок. Пришлось налить и ему. - Ты удивишься, Владыка йотунов, - мурлыкнул Локи, делая глоток. И внезапно поперхнулся, раскашлялся. В высокое стрельчатое окно всунулась драконья голова. Осмотрелась, подозрительно прищурилась, но видимо решила, что рядом с Лафеем будет безопасно и пропихнула внутрь остальную тушку. Округлив глаза, Локи смотрел, как, чуть подволакивая левое крыло, дракон скользнул к йотуну и водрузил ему на колени чешуйчатую морду. Лафей принялся молча почесывать змею подбородок. Сейчас, когда дракон был совсем близко, стало заметно, что одно крыло у него чуть меньше другого. Локи сузил глаза. Так вот почему он так вяло нападал. Ящер был неполноценен. Грудь обожгло болью. Самообладание рушилось, трещало по швам. Правильно говорил Тор, не стоило в это лезть. И все же… все же… Выхватив кинжал, Локи метнулся к дракону. Лафей среагировал молниеносно: перед Локи выросла ледяная стена, ощетинилась острыми иглами. Горло сдавило, точно удавкой. А затем, повинуясь движению руки, мага отбросило назад, с треском приложив о стену. - Совсем рехнулся? – громыхнул Лафей, вскакивая с места. Локи скривился в ядовитой усмешке, вытер струйку крови с разбитой губы. Не пытаясь встать на ноги, хрипло выдохнул: - Он уродец. И слаб. Почему ты его защищаешь? - Да потому что любая тварь заслуживает жизни, вот почему! – взбешенный Лафей одним прыжком подскочил, навис над магом, сверкая алыми глазами. – Ты еще слишком молод и глуп, чтобы это понять! - И когда же это понял ты? – сорванный голос звучал прерывисто, на выдохах. Горло саднило, точно изнутри его раздирали острые когти. В глазах плясало пламя. Лафей буквально чувствовал исходившее от мальчишки чудовищное напряжение. Изумрудный взгляд метался по лицу йотуна – цепкий и пронзительный – будто что-то искал, что-то чрезвычайно важное, жизненно необходимое. От этого взгляда Лафею становилось жарко, а остатки самообладания крошились ледяной пылью, уступая место долго сдерживаемому гневу. А маг все шипел – жутко, с какой-то отчаянной ненавистью: – Давай же, расскажи мне. Что заставило монстра, которым в Асгарде пугают детей, ценить чужую жизнь? Что с тобой произошло такого, что ты это понял? Ну же? Что?! Что!?!? Локи внезапно сорвался на крик. Изумрудным светом блеснули глаза – дикие, безумные, обведенные черными полукружьями. Да пропади оно все пропадом! Лафей зарычал, сгреб мага за шиворот, вздернул, прижав к стене. Черноволосая голова мотнулась назад. С глухим стуком ударилась о ледяную поверхность. Тонкие губы побелели от боли, сжались в нитку. В глазах мелькнуло что-то, похожее на разочарование. И внезапно накатила слабость. Лафей разжал пальцы. Отвернулся. Интересно, если сказать правду, он, наконец, уйдет? - Я убил своего сына. – Прозвучало тихо. Почти безразлично. - Что? Не слышу! - Я убил своего сына!!!! Тишина была оглушающей. Время застыло каплей прозрачного льда. Заморозило чувства, мысли, эмоции. И тихим выдохом упало с губ: - Расскажи. *** - Его мать была асиньей… Вино пришлось просить принести новое – старое растеклось по полу некрасивой бордовой лужей. Локи сидел на ступеньках, положив на голову дракона узкую ладонь, будто и не пытался четверть часа назад проткнуть его кинжалом. Ящер жмурился, урчал, терся об руку, как кот. Лафей какое-то время дивился на это зрелище, потом махнул рукой. Правителя Йотунхейма не покидало ощущение, что он спит. А во сне чего только не бывает. Во сне даже с этой Асгардской язвой, оказывается, можно спокойно разговаривать, по капле сцеживая в тонкие ладони боль, что терзала долгие годы. – Мне говорили, что из этого союза ничего не выйдет. Я и сам это знал. Она была иррим – лекарем по-вашему. Умела облегчать боль, заговаривать раны. Маленькая, едва доставала мне до груди, но очень сильная. Однажды я видел, как она тащила на себе йотуна. Ее под ним и не видно было. Ругалась как портовый грузчик. Но тащила. А потом смеялась, рассказывая, что он ее всю дорогу стыдил, мол, женщинам не пристало так выражаться. Она вообще много смеялась. Веселая была. Лафей покрутил в пальцах почему-то пустую чашу. Протянул руку и Локи без слов понял, наполнил ее вновь. - У йотунов нет культа семьи. Но очень сильны традиции. Царь должен жениться на равной. Меня так воспитывали. Так поступали все, кто был до меня. Она это понимала. И не просила ничего. Не хотела быть обузой. Но я не мог отпустить ее. Не мог… расстаться. Дракон засопел, пихнул Локи под руку. Тот рассеянно почесал чувствительное местечко под подбородком, и ящер блаженно моргнул, затянул глаза тонкой мутной пленкой. - Она до последнего была уверена, что справится. Роды длились почти трое суток. Наши лекари… они предлагали ей зелье. Оно спасло бы ее, дало возможность извлечь плод. Но ребенка бы это убило. Она отказалась. Локи сжал зубы, отвернувшись в сторону. Глаза жгло, и он мог только благодарить всех богов, что Лафей на него не смотрит. А тот сидел на троне, прикрыв глаза. На синей коже белесыми шрамами отпечаталась вязь родовых узоров. - Когда ребенок родился, она была почти без сознания. И все же нашла в себе силы его поцеловать. И улыбнуться. Боги, эта улыбка… я ее помню до сих пор. Ее последняя улыбка предназначалась ему, а не мне. Понимаешь? В свой последний раз она улыбнулась тому, кто ее убил, а не тому, кто готов был отдать собственную жизнь, лишь бы спасти ее. По крайней мере, так я думал тогда. Лафей осушил свою чашу. По обнаженной груди скатилось несколько кроваво-красных капель. - Ребенок был маленьким. Он унаследовал наши черты, но по меркам йотунов считался бы недомерком, карликом. Я смотрел на него и чувствовал лишь гнев и отвращение. Он был мне не нужен. Если бы можно было обменять его жизнь на жизнь его матери, я бы сделал это, не раздумывая. В моих глазах он был убийцей. Он замолчал, переводя дыхание. Тяжело повел головой, будто силясь отогнать застарелый кошмар. - В тот день на нас напали асы. Накануне мы знатно потрепали их у своих рубежей, и Один явился мстить. Ребенок… мальчик… он орал так, как будто его режут. Бой шел уже в самом дворце, и я подумал… подумал, что, если я оставлю его здесь, его наверняка услышат и убьют. Он был мне не нужен – слишком маленький, слишком слабый, слишком… похожий на свою мать. Живое напоминание о том, что ее больше нет. И я ушел. Локи потянулся к кувшину с вином. Поднял и поставил обратно. Руки заметно тряслись, и он по-детски зажал ладони между коленками, в слабой попытке унять дрожь. - Мы отбились только через несколько часов. – Лафей говорил медленно, алые глаза выцвели, посерели, и было заметно, что он уже сильно пьян. – Потеряли многих в тот день. Но я думал лишь об одном. Лишь одно бездыханное тело стояло перед моими глазами. И когда все закончилось, я пошел к ребенку с мыслью, что, если он еще жив… если асы не убили его, я сделаю это сам. В тот момент мне казалось, что я никого и никогда не ненавидел так, как его. Но комната была пуста. И я понял, что ребенок мертв. - Почему ты так в этом уверен? – собственный голос показался Локи незнакомым. Лафей пожал плечами. - Между Асгардом и Йотунхеймом шла война. Глупо было бы думать, что асы оставят в живых дитя своих врагов. Нет, он был мертв, и именно я убил его. Оставил на верную смерть. И слишком поздно осознал свою ошибку. - Ошибку? – голос Локи дрогнул, и он быстро поднес к губам кубок, скрывая за ним лицо. Лафей кивнул. - Ради этого мальчика его мать отдала жизнь. Она любила его еще до рождения. В нем была ее часть, а я в своем эгоизме не понял этого. И собственными руками погубил то, что должно было стать моим величайшим сокровищем. Повелитель йотунов встал, долгим взглядом уставился в пустую чашу. И, внезапно размахнувшись, отшвырнул ее в сторону. Чаша с грохотом покатилась по полу, и задремавший было дракон вздрогнул и зашипел возмущенно, выпуская из ноздрей струйки остро пахнущего дыма. Лафей нетвердым шагом подошел к окну, стиснул пальцы на ледяном откосе. Не поворачиваясь, произнес: - Иногда он мне снится. Мой сын. Снится, что асы не убили его, а забрали с собой. И однажды он придет ко мне. Придет и спросит, почему я отказался от него. Как думаешь, сын Одина, если бы это было так, он простил бы меня? Смог бы простить? Локи подошел, встал рядом. Крупные снежинки ложились мягкой пуховой шалью на бескрайние ледяные поля Йотунхейма. Хмурое небо дышало стынью. Ветер собирал снежинки в поземку, закручивал спиралью и гнал вперед, туда, где земля сливалась с серым, тяжелым горизонтом. Выпитое вино полынной горечью связало язык. За спиной мрачно и обиженно сопел серебристый дракон. *** Тор подкинул в костер охапку веток. Пламя испуганно присело и взметнулось вверх ворохом алых искр. Теплая ладонь обхватила руку, и Локи благодарно прижался щекой к плечу, чувствуя, как медленно разжимается стиснувший сердце обруч. - Я беспокоился. – Тор не упрекал. Просто делился. - Я знаю. Прости. Я должен был. - Не извиняйся. Я все понимаю. Как ты? - Не знаю. Странно. - Не жалеешь? - Нет. - Хорошо. От костра шел ровный жар. Дрова потрескивали, чернели на глазах. Рыжие языки пламени весело танцевали, отбрасывая на землю длинные тени. Карман оттягивал полотняный мешочек, полный драконьих зубов. Молочных, но не потерявших от этого своих целебных свойств. Дракон, прижившийся у Лафея, по его, драконьим меркам, только-только вышел из нежного детского возраста и ничего не имел против того, чтобы маг воспользовался тремя десятками остреньких белых клычков, сменившихся буквально пару недель назад. Над головой раскинулось темное ночное небо. Где-то далеко, в ледяном дворце, Владыка Йотунхейма сейчас тоже вглядывался в бездонную черноту, усыпанную искрами звезд. Ярких, как глаза его сына. - Как думаешь, сын Одина, если бы это было так, он простил бы меня? Смог бы простить? - Я не знаю. Но думаю, он бы попытался.