крыша

Город светел и расстилается дорогой стеклянных окон-башен в низине под ногой — у Уинн же платье тонкое-тонкое складками шебуршит под холодными потоками ветра. Сорок этажей к земле, а Уинн на самой верхотуре под облаками белыми стоит, руками худые плечи обхватив; улыбается она легко, потому что, оказывается ведь, любовь все-таки можно высчитать алгоритмом, сложным таким правда, скрытым, защищенным собственным электрическим сердцем. Любовь в младшей-Шотт прорастает медленно после того, как девушка-недоразумение в своей юбке-тюльпане и с очками, скошенными на носу, врезается внезапно в бок. — Я Кара. Кара Денверс. Сейчас же Уинн называет ее гордо Супергерл, и знание это обжигает иногда по ночам плечи — блондинка ведь управляет огромной силой, носит долго, запечатав ту в подреберье на тысячи печатей, как бесценный клад и ужасный груз, а после высвобождает буйством цветных бурь, сродни ударной волне, прошибающей сиюминутно мозг. Шотт помнит, словно назло, как Кара волновалась, кусая клубничные губы, твердила «я хочу тебе кое-что рассказать. об этом знают только три человека», а через стекла очков ее на Уинн глядели сами чистейшие небеса: — Я могу тебе доверять? — Что? Конечно. — ты можешь делать со мной все, что пожелаешь, прошу лишь, не бросай меня; будь со мной; дыши со мной; не отпускай моей руки; верь мне, Денверс, только верь; для тебя я вся насквозь. Затем был внезапный прыжок в никуда через преграду на краю, и сердце, заходящееся в бреду, что, казалось, за секунду обратится в прах. Уинн забыла, как вообще возможно дышать, прижимая трясущиеся ладони к беспокойной груди — Кара Денверс взмыла в воздухе, будто рождена была среди теплых зефиров; такая яркая, безо всяких примесей, наконец точно сложившаяся в голове. Брюнетка смотрела и удивленно, и испуганно, и благоговейно, словно увидела того самого исключительного героя со страниц любимых комиксов, но в первую очередь отчего-то все равно видела только Кару — в розовом свитере с копной пшеничных локонов, вечно смущенную и единственную, ради кого внутри надломилось царство микросхем. Шотт, стоя, как в тот день, на крыше в тонком платье, сильнее всего боится чудную инопланетянку однажды в одно мгновение потерять, не спасти от очередных злодеев, потому что в арсенале девочки-гика лишь говорящий с ней компьютер, бесконечная сеть и щемящее чувство защитить, умолять, чтобы цвела и распускалась желто-солнечными цветами любовь; чтобы не уходила никуда. А под ногой вниз — десятки метров звенящей машинами и переговаривающейся людскими голосами пустоты, впереди — дома-стекляшки, прямоугольными шпилями впивающиеся в пространство небосвода. Уинн сжимает руками плечи продрогшие посильнее, ветер волосы ее длинные гоняет по спине — за границей цементовой почвы висит красно-синим пятном прекраснейшая Супергерл. Младшая-Шотт же ей улыбается настолько ласково и правдиво, насколько только способна девочка-айтишник, ведь любовь — не просто обычный алгоритм, нет; желание отдать себя без остатка, бросаясь с высоты каменной птицей, если это спасет ее. Уинн на самом деле-то надо совсем немного; глядеть вот так на Кару Денверс ей надо, носящую «S» на груди и знать, что она в безопасности. Рядом. Красивая, как карибский рассвет.