Первый шаг на пути к концу.

      Когда-то давно в одном очень далеко от центральной части России городе родилась я. Всем всегда охота знать при знакомстве имя, дату рождения и его место, где работает или чем занимается. Сперва нужно начать с того, что у человека есть в мечтах. Если человек не мечтает ни о чем, то следует насторожиться. Поискав в памяти пару фрагментов из детства могу сделать вывод, что моей мечтой было вернуться домой на небо. Небо — то, что выше облаков, а облака — картины и слова, что дают нам души сверху. Мне кажется порой, что я что-то наподобие ангела, а может и в прошлой жизни была им. Но мне бы улететь туда не через смерть, понимаете? Ах. Может просто проснуться и этот сон под названием «жизнь» закончится? Уставшая от эмоций, лиц я ищу выход, наверно всё то время, что себя помню. Недавно произошло еще одно событие, что и побудило собственно меня вспомнить о мечте, и повлекло череду странных поворотов души.       Восемнадцатого декабря прошлого года умер автор и исполнитель Ким Джонхён. Я особо не знала его, просто слушала группу, в которой он состоял, но именно такие события заставляют мир всколыхнуться и ужаснуться, встретившись лицом к лицу с тем монстром, которого большинство так тщетно пытается скрыть или даже не догадывается о нем, не понимая, откуда у него проблемы. Его история тронула душу и даже рассудок в какой-то мере. Глубже скорби, глубже печали меня пронзили эти чувства. И в тот же вечер возник Айон, но о нем позже.       Я не буду поднимать проблему суицида или депрессии, проблему одиночества в той мере, как это понимают те, с кем мне удавалось общаться. В первую очередь я обратила внимание на одну из песен — «Elevator». Здесь и родилась теория о том, что он заключил сделку с дьяволом, который постоянно был рядом, ограничивая его в любви и дарую ему вдохновение. Это уже изъеденный сюжет Фауста. Если учитывать это состояние, когда рассудок будто ходил на краю пропасти и ничего не воспринимал вовсе, то вполне реальны всякие банальные вещи. Затем, месяц спустя, слушая постоянно и вычитывая новые факты я поняла, что эта теория провальная и с удовольствием посмеялась над ней. Ему было 22. И всю жизнь до этого момента, он медленно пытался свести два края трещины глубокой и широкой в его сознании. Затем в его жизни появилась любовь. Девушка, которая показала ему его крылья в отражении своей доброй души. Но она иссякла, её огонь, предназначенный для него потух, одна из её целей, с которыми она была в этом мире, исполнена. Покинутый и не способный использовать свои крылья вновь, он начал медленно сходить с ума. Его швыряло от одного края к другому. Он был со своими образами далеко на том берегу сознания и иногда его вырывали в реальность. Он думал, что болен, ходил к психотерапевту. Но безуспешно. В своих снах он жил еще много жизней, отсюда вытекла бессонница. Как пустой сосуд внешне, он бродил в своем сознании по другим дорогам и с другими лицами общался. Он искал в ней спасения, но так и не смог понять, что любое спасение — временная мера, до тех пор, пока человек не придет «в порядок». Затем пришла на ум другая идея: «Он отделился от себя и стал наблюдать сам за собой. Часть его духа витала около оставшейся части и тела. Он часто говорил с собой, как с другим человеком, мало знакомым. Он не узнавал в себе себя и старался спасти ту часть, что умирала. Когда он смог вернуться в оболочку, то почувствовал себя некомфортно рядом с умирающей частью, которой не знал, как помочь. Он решил, что в следующий раз он будет уже без этой части в новом теле». Вполне реально? Как та, так и эта идеи были мне близки, иначе откуда бы я это взяла? В целом с этой песней разобралась таким образом. После нового года я вставала и засыпала с этим словом в голове «안녕» («Аньён» с корейского «привет»), поскольку оно веяло запредельной глубиной, изнанкой морского дня и самой смертью. Следующей отмычкой шкатулки под названием «Джонхён» стала песня «Let me out». Вроде бы всё прозрачно до нельзя, но? Да, это всё так, он самыми простыми словами объяснил, что страдает и можно понять источник всей этой боли — остаток чувств к девушке, с которой они встречались. Это слово совсем грязное по отношению к тому, что между ними было, поскольку об этом до сих пор слагают стихи.       Третьей можно назвать, насколько я помню, «Crazy». Эту песню я слушала зимой 2015 года, но особо внимания не придавала ей, а именно самой съемке клипа на нее — да. Но прочувствовать ее можно было только уже в 2018 году. Это было красиво, чувственно без преувеличения и безнадежно правдой, так что я лучше стала ориентироваться в мире Джонга. (Песни и стихи передадут больше, чем просто поток слов, что я сейчас произвожу. Поэтому не подвергайте скептицизму мою «чувствительность и фантазерство».) В то же время, когда всё стало понятно: парень не смог перенести одиночество, расставание с любимой, которая была для него словно Богиня, в которой он находил любовницу, сестру, мать и само воплощение волшебства любви. Но на этом я не останавливаюсь, потому что в таких историях никогда не бывает просто.       С того дня Ким Джонхён перевелся на небо. Я просила у него помощи, я его благодарила и разговаривала с ним. Небо — мой главный друг. Я не понимала, что стоит разграничивать небо и его. Ведь небо — это место, а он — душа, ангел. Говорят, если люди мучаются сильно при жизни, душевно, и кончают жизнь самоубийством, стараясь освободить свою душу, то они попадут на небо, а не в ад. Хочу полностью собрать пазл, но пока я в тупике.       Давайте вернемся тогда к другому: Айон — мальчик лет десяти, с чуть отросшими волосиками, длинными и темно-коричневыми. Этот малыш появился в тот день: он был моим видением. Имени изначально не было, и я решила его сочинить («А» + «Jon»: первая буква от «Angel» и второе от начала имени «Jonghyun»). Он сидел спиной ко мне на табуретке и молча плакал. Было слышно, что в его голове — этот ужас было бы не вынести обычному мальчишке десяти лет, но этот ребенок — порождение боли и смерти, он — воплощение тишины, и поэтому он самый сильный. Дитя тишины. Хороводы мыслей в его голове никому не слышны. Нет покоя, сознание не спит. Он душу свою заживо хоронит.       Не знаю, как помочь Айону. Не могу увидеть его лицо, не могу коснуться. Моя татуировка с его именем — та непрочная связь, установленная с ним, чтобы облегчить его страдания.       И недавно был сон, но будто всё происходило в жизни. В незнакомом месте в земле было вырыто несколько сантиментов в глубину и залито водой, а в этом углублении лежал мертвый Джонхён. Я была далеко и побежала к нему с криками «Джонхён, очнись, очнись!». Я трясла его слегка за грудь. На нем был синий костюм в клетку и бардовый свитер, волосы русого цвета и умиротворенное лицо. Он не подавал признаков жизни. Тогда я встала с колен и отошла от него, отвернулась и смотрев в землю, думала, как его оживить. Ничего нового не пришло в голову, поэтому я вновь подошла к нему и села на колени. «Джонхён, очнись, прошу» — в слезах произнесла я и положила руку справа на груди. И, о, чудо! Он очнулся! Меня просто переполняла радость. Он посмотрел на меня с удивлением, и затем я обняла его. Под конец он сказал «спасибо» на корейском.