Он ненавидел не понимать

Кажется, назвав ночь до этого тяжелой, Маркус очень сильно приукрасил. Встреча была назначена на завтрашний вечер, и они не могли ничего ни оспорить, ни уточнить, особенно с учетом того, как именно получили записку. Саймон был не просто нервный — он был на взводе, он был зол и, кажется, за этим прятались самоненависть и чувство вины. Он нарезал круги по гостиной, неловко обхватывая себя. Не то, чтобы Маркус чувствовал себя иначе, но раз любимый не дает себя утешить, ему всего лишь оставалось быть сильным за них двоих. — Что, если… — начал было Саймон, но тут же остановился. Впрочем, Маркус понимал и так. Что, если Коннора действительно взломали? Действительно заменили? Что, если к ним в гости ходила подделка, а они, самые близкие ему среди андроидов, даже не заметили этого? Что, если лейтенант действительно не в себе, и единственными, на кого настоящий Коннор мог рассчитывать, — были они? Что, если это всецело их вина? Маркус все понимал и так, но крепко держался за надежду, что это все вздор и глупость. Держался изо всех сил. И Саймона старался держать, но пока что получалось не очень. Все его мысли были в завтрашнем дне, а сомнений достаточно, чтобы по-честному поделить на двоих. — Как думаешь, этот мужчина… — Маркус с легкой неприязнью вспомнил того, кто умудрился передать сообщение, толкая его. — Судя по описанию, похож на детектива Рида, — подтвердил его подозрения Саймон. Коннор упоминал эту персону пару раз и достаточно давно, однако никогда эти упоминания не были в пользу Гэвина. — Думаешь, это ловушка? — встрепенулся Саймон. — Пойдем вооруженными. На всякий случай. — Эти слова скорее пугают, чем утешают. — Просто для подстраховки. Пропал не только Коннор, но и Хэнк. Даже не очень дружелюбные по отношению к нам люди не посмели бы сделать нечто такое. Ситуация и так была не совсем радужной — мысль о том, что против них стоят вполне конкретные враги, не делала лучше. Маркус медленно прикрыл глаза и начал успокаивать себя. Коннор в порядке, и они его найдут и выяснят, что произошло. Вероятности, фоновые тревоги и неуверенность необходимо было затолкать поглубже. Сейчас их план поиска разбивался на маленькие ступени, этапы, квесты. Это не страшно. Это не сложно. Всего лишь подождать до завтра, это же вообще ничего не стоит. Приведя в порядок свои мысли и чувства, он наконец протянул руку Саймону. Тот вздрогнул и почти проигнорировал этот жест, но заметил, что Маркус обнажил руку от скина. Такое приглашение нельзя оставлять без внимания. Сначала они соприкоснулись лишь кончиками пальцев, но когда Маркус надавил, расправляя ладонь любимого, Саймон не удержался и переплел с ним пальцы. Сколько ни уклоняйся, было бессмысленно отрицать его потребность в подобных маленьких жестах. И когда контакт был установлен, Саймона захлестнуло Маркусом. Его уверенностью, его спокойствием, его силой. Всем тем, чего сейчас так не хватало. Собранность и вера пронизывали его целиком, и он пытался впитать все это, вобрать до последней капли, сделать эту внутреннюю силу своей. Маркус же оказался вскружен вихрем мыслей и переживаний Саймона. Его тревога за Коннора, страх чужой смерти, злость на себя, давление чувства возможной вины — пугающий коктейль бурных эмоций, который начался с… нежности? Страх потерять детектива невольно возвращал Саймона к тому, кем этот детектив для него был. Кем-то очень особенным. Кем-то очень важным. Не то, чтобы Маркусу стоило волноваться или ревновать — эта нежность имела совсем другой толк и природу. Что-то в их Конноре, который будто так до конца и не свыкся с природой девиации, гулко отзывалось в заархивированных воспоминаниях Саймона и в его программе опеки детей. То, что он помогает ему эмоционально только пока Кары нет — ложь, он делает это, потому что давно хотел, но никак не мог решиться. Он видел особое сродство между собой и Коннором, будто фундамент их систем был один, хотя это было не так. Саймона тянуло быть рядом с детективом особой формой родственных чувств, так непохожих на братство Коннора и Маркуса. Он хотел видеть их друга живым и здоровым, желательно счастливым, и все происходящее сильно подрывало эту возможность. Саймон вновь терял что-то дорогое ему. Кого-то дорогого. Он снова был беспомощен перед обстоятельствами. Но не рядом с Маркусом. С сильным, спокойным, уверенным Маркусом, который знает, что делать, знает, как достичь цели. Саймон только не знает, как под давлением его чувств тяжело было Маркусу сохранять это спокойствие.

***

Ошибка — системный сбой. Ошибка — разархивирование участка памяти. Вокруг кровь, красная, еще теплая человеческая кровь. Он видит свои руки, свое тело в этой крови, которую ни за что бы не стал анализировать — он прекрасно знал, чья она. Он ее и пролил. Его руки в крови, а еще в ведре с прохладной водой и разведенной в ней перекисью. В этом воспоминании он испытывает страх и ужас, но сильнее этих двух чувств был гнев. После этого он начал бояться еще и себя. Таймер отсчитал 15 минут, Коннор сменил позу. Снова оптимально на боку в позе эмбриона. Снова просчет скорости до пистолета в тумбочке и до комнаты Хэнка. Сегодня днем клевало еще хуже, чем вчера, поэтому напарник достал всех тех мелких рыбешек, что успел уложить в морозилку, и показывал андроиду, как их жарить. После откровений Хэнка за день до этого, Коннор глаз с него не спускал, был куда более внимателен и не смел, как говорит Хэнк, «выпадать из реальности». Он был благодарен напарнику за доверие, за честность, за дружбу, за силы, вложенные в него. Он стоял в комнате Хэнка с заряженным пистолетом. Он потерял контроль над ситуацией. Анализ территории по шумовому раздражению дал понять, что Сумо спит на коврике у входной двери, что птицы уже затянули предрассветную песнь, что где-то под полами на кухне живет мышь, что качество сна Хэнка оставляет желать лучшего с учетом его храпа. Ошибка — системный сбой. Коннор про себя согласился: вся его жизнь — это блядский системный сбой. Как же он устал от этого. Он упал на колени перед кроватью Хэнка — так анализировать его было проще. Хотя нет. Так было приятней разглядывать. Его морщинки. Его седеющие волосы. Его беспокойно движущиеся под веками глаза — лейтенант проходил через фазу быстрого сна. Его размеренное дыхание. Его вздымающаяся грудь. Его рука, лежащая так близко к Коннору. И Коннор не выдержал. Он уткнулся лицом в эту теплую грубую ладонь. Хэнк живой, Хэнк дышит, физически и психически он даже относительно здоров для своего возраста и прожитого опыта. Такой близкий. Такой родной. Какие могут быть ступени, какие отношения? Коннор имел все, чего желал и даже больше, почему никто не может этого понять? Почему этого не может понять даже Хэнк? Андроид прижался плотнее щекой, вздохнул — от руки пахнет шерстью, видимо, Сумо все-так приласкали перед сном. — Коннор?.. — Хэнк проснулся. Черт, ему стоило это предусмотреть. — Коннор, что ты… Лейтенант сел на кровати и все, что он увидел — это его напарник, сидящий на полу. Лежал головой на его ладони, смотрел на него взглядом больным, уставшим, затравленным — Хэнк видел такой взгляд в зеркале, и то только когда собирался пустить себе пулю в висок. Диод стабильно горел красным — механическая душа сгорала сама в себе. Не шевелился, не моргал — будто боялся, что его сейчас сгонят с насиженного места. Хэнк все-таки отнял у него свою руку, но только для того, чтобы поймать напарника за рукав и потянуть на себя. Коннор послушно сел на край кровати, и только теперь лейтенант увидел в его руках пистолет. Ситуация оказалась в разы серьезней, чем он предполагал. — Коннор, — тихо позвал Хэнк, подтягивая андроида за локоть и вынуждая сесть еще ближе. Робота затрясло — напряжение мышц было настолько колоссальным, что Хэнк готов поклясться, что где-то видел, как после такого отрываются конечности.* Парень старательно смотрел в пустоту расфокусированным взглядом, будто был еще хоть малейший шанс, что его состояние останется незамеченным. — Мальчик мой… — рука Хэнка проходит от локтя ниже и ласково обхватывает запястье. Коннор не дурак, он понял намек. Нужно отдать оружие, но он не мог. Руки свело, он больше не управлял ими. Перед глазами вспыхивало все больше сообщений об ошибках, все больше предупреждений о критическом состоянии биомышечной системы, тириумный насос вошел в стабильный режим работы на ста пятидесяти ударах в минуту. Беззащитен и беспомощен в собственном теле и собственном сознании. Второй рукой Хэнк провел его по спине, и Коннор ощутимо вздрогнул, словно пережил скачок напряжения. Другая рука легла на руку на пистолете, поглаживая запястье большим пальцем. — Коннор. — Хэнк почти шептал, так спокойно и ласково. Он не сомневался в том, что Коннор справится. Коннор не имел права сомневаться в себе. И сдаваться тоже. Тириумный насос разогнался до ста шестидесяти пяти ударов, и андроид, прикладывая максимальную силу воли, разжал руки. Выпавший на пол пистолет он тут же пинком со звоном загнал под кровать. Теперь он смотрел на свои одеревеневшие пальцы, над которыми вновь потерял контроль. И на руку Хэнка, которая гладила его предплечье. — Мой мальчик… — Хэнк взял лицо Коннора в свои руки и повернул к себе. На удивление, несмотря на напряжение во всей биомускулатуре, это движение далось легко, и теперь Коннор смотрел в глаза своему напарнику. Хэнк не мог взломать его, вычистить изнутри, починить системы. Но его взгляд делал гораздо больше. Словно щелкнуло что-то, что разгоняло андроида до такого состояния. Мышечный тонус немного спал, ритм остановился на ста тридцати восьми ударах. А Хэнк гладил его по лицу, всей душой верил в то, что его мальчик справится, и смотрел в глаза. И видя, как потихоньку расслабляется парнишка, он не удержался и, положив руку андроиду на затылок, потянул на себя, захватывая в объятия, укладывая голову растерянного девианта себе на плечо. Коннор еще некоторое время сидел, позволяя гладить себя, пока наконец не взял себя в руки. Он наконец смог обнять Хэнка в ответ. Сжать. Прижаться. Невольно вцепиться в майку у него на спине, да так, что затрещала ткань. Среди всего это хаоса и безумия. Среди океана неподконтрольных и порой весьма тяжелых чувств, среди сотни опасностей, окружавших их, среди тысяч исходов всех событий, которые Коннор был не способен просчитать. Среди той чудовищной бури, которая являлась их реальностью, среди ужасного шторма, которой была душа самого андроида. Среди всего, что сносит, пугает, выходит из-под контроля. Среди всего этого проклятого открытого девиантному взору мира Хэнк был его единственным якорем. И Коннор вцепился в него изо всех сил. Его сносило, его сдувало, его… Тело вдруг резко обмякло в руках лейтенанта. — Коннор? — Хэнк отстранил тело от себя за плечи. Он был полностью расслаблен, глаза закрыты, а потухший диод вспыхивал голубым раз в три секунды. Спящий режим? Ну и славно. Хэнк давно говорил, что парнише пора отоспаться по-человечески. Лейтенант снова прижал его к себе и откинулся назад на подушку. Стоит отметить заслугу засранца Камски, его андроиды по массе мало отличались от людей, поэтому Хэнк вполне сможет провести ночь в таком положении. Да, тушка напарника определенно давила на грудь, но так было спокойней. Не Коннору — в спящем режиме ему хоть бы что. Спокойней становилось самому Хэнку. Вот он, его мальчик, такой близкий, такой родной, отдыхает, а не бьется в агонии где-то в своей комнате, чтобы потом втирать ему, что андроидам сон не нужен. Вот он — живой, крепкий, красивый, отбывает с ним свой давно заслуженный отдых. И сжимая в руках Коннора, Хэнк имел все, о чем мог мечтать, и даже больше.