Вдребезги

Жаркое вечернее солнце, которое бы обязательно закатило глаза от усталости, если бы, конечно, могло да и вообще имело глаза, людная улица, веселая музыка, сияние витрин, я и ты – неожиданно, правда? Никакой загадочной ночи, никакой тишины, давящейся костями собственного напряжения, никакого одиночества: наша игра перешла на новый уровень, но правил мне пока не выдали, а это значительно затрудняет прохождение. И все-таки, это не шутки, ты идешь со мной по центральным улицам столицы, спрятавшись от вездесущего солнца за огромными темными очками, иногда ты даже разговариваешь, а я тебе отвечаю. Вот ведь как иногда выходит. Пахнет летом: такой особенный запах, который и описать-то нормально не выйдет – может быть, замысловатый коктейль из палящего солнца, какой-то уличной еды, чьих-то духов, робких ожиданий. Да неважно это все, в общем-то. По твоей задумке мы должны просто гулять, просто наслаждаться тем, что есть вокруг, но ты несешься так, что я едва за тобой успеваю, хотя из дома мы вышли еще утром: ноги начинают гудеть, но у тебя свои представления о прогулках. Смотреть на тебя в толпе достаточно интересно, ведь раньше мы были только вдвоем, поэтому иногда я так сильно выпадаю из реальности с этим вечерним сонным солнцем, что забываю отвечать на твои вопросы и иногда даже дышать. Ты уверенно, как на подиуме, идешь чуть впереди, на тебе черный брючный костюм, на согнутой руке болтается очередная новая сумка – во всяком случае, раньше я ее точно не видел. В толпе ты смотришься достаточно неплохо, разве что прячешь глаза за этими дурацкими огромными очками, хотя, наверное, я просто завидую тебе, потому что свои забыл дома, а теперь приходится морщиться. – Время несется, – задумчиво накручиваешь на палец светлую прядь и чуть замедляешь шаг, чтобы мы шли вровень. – Лето всегда идет особняком от всего остального года, даже обидно как-то. В смысле, за всякие там осени и весны, с зимой у меня индивидуальная непереносимость. – Как жаль, что мне похуй. Вот черт, это все усталость, жара и твое отрицательное влияние. Это дурацкое «мне похуй» я слышу от тебя по сто раз на дню, гораздо чаще, чем «люблю» или хотя бы «спасибо»; я так привык к этому набору звуков, что постоянно срываются с твоих наглых губ и царапают воздух, что иногда даже не задавал тебе вопросов, проигрывая твой ответ в голове. Случалось, ты даже просыпался с этой важной, глубокой фразой, и как-то я предложил тебе запатентовать это шедевральное творение, на что ты, конечно, ответил, что тебе похуй. Ну что ж, раз так, то будь готов делиться. Я знаю, что ты доволен моим ответом, потому что вижу, как ты ухмыляешься и косишься на меня из-под своих очков: от этой надменной улыбки где-то в ребрах начинает колоть, как будто их вырывают одно за другим – тебе можно отдать даже ребра. – Скучно с тобой, – морщишься и эффектно поправляешь пиджак, параллельно провожая любопытным взглядом ботинки мимо проходящего парня. – Закинуться бы. Я уже открываю рот, чтобы вновь использовать твой коронный ответ, но затем слышу конец твоей фразы и понимаю, что здесь простым «мне похуй» не обойтись: к этому моменту мы как раз сворачиваем на другую улицу, где ты начинаешь оценивать припаркованные машины – придурочный материалист. Здесь огоньков и гирлянд гораздо больше, и я начинаю замечать, что некоторые из них уже апатично загораются – солнце и правда клонится к горизонту и даже не пытается выцепить лишние секунды: так люди мчат домой с работы, забыв даже поужинать. – Тебе лишь бы закинуться или покурить, иначе уже не весело, – вспоминаю, что нужно продолжить диалог с тобой. – Так и появляется зависимость, кстати. – У меня нет зависимости, – жмешь плечами и зачем-то берешь меня за запястье той рукой, на которой не висит сумка, что ты так усердно пытаешься мне показать. – Просто стараюсь играть в нормальную жизнь, как ты хочешь, а это скучно. От твоего прикосновения внутри что-то сжимается, и, несмотря на вечерний зной, я вздрагиваю от холода и почему-то отвожу взгляд: наверное, потому что очень с тобой не согласен, но произнести это вслух не могу. Чуть замявшись, я освобождаю руку и на автомате поправляю волосы, после чего стираю с джинсов невидимые пылинки: ты растерян. Эта улица вокруг, эти люди, звуки, машины, мысли – все кажется игрушечным, нарисованным, ненастоящим, как если бы я снимался в идиотском сериале, где на каждом особенно тупом моменте за кадром смеются бездушным смехом потрепанные жизнью люди: быть может, тому виной успокоительное, что стало основой моего завтрака в последние недели. Кажется, скоро перейдет и на ужин. Тем временем, ты все еще находишься рядом и пристально наблюдаешь за мной из-под темных стекол. Помахиваешь своей сумкой, перекладываешь ее из руки в руку, случайно задеваешь мое бедро – делаешь все, чтобы я заметил новый аксессуар. Конечно, мне нравится играть с тобой, нравится видеть раздражение в твоих прищуренных глазах, нравится выводить тебя на слабо, но в конечном итоге ты всегда добиваешься своего. – Дьявол носит Прада? – киваю на твою сумку и чуть усмехаюсь, потому что от жары твои уложенные волосы растрепались, и две пряди на самой макушке правда торчат вверх наподобие рогов. – Что за дурацкие стереотипы? – тоже усмехаешься самыми кончиками губ и любовно оглядываешь сумку. – Дьявол давно перешел на Луи Виттон. Вот как, Луи Виттон. Ах да, мне же похуй. Пожимаешь плечами, что из-за строгого черного пиджака напоминают два квадрата – обязательно Малевича, ничего дешевого и простого у тебя нет – и, ускорив шаг, убегаешь вперед. Быстрой ухмылки на твоем надменном лице хватает, чтобы понять, что мой комплимент пришелся тебе по душе – черт, вечно забываю, что ее у тебя нет. Держусь от тебя на расстоянии, но не отстаю, умело лавирируя между незнакомых людей – сам факт того, что в толпе я нахожусь с тобой, вызывает приятное чувство в низу живота: что-то подобное я ощущаю, когда вспоминаю тебя перед сном. Однако еще сейчас я думаю о том, что кто-то из незнакомцев может врезаться в меня, мы случайно заговорим, и моя жизнь перевернется навсегда, а ты так и уйдешь вперед, после чего мы никогда не увидимся. Думаю об этом и чувствую странное облегчение, смешанное с раздражением оттого, что думать я стал слишком много. Живу-живу, а ни одного близкого друга так и не завел – зато есть один самый близкий мой враг... – Руки. Твое имя я случайно говорю вслух, едва размыкая губы, но ты все равно останавливаешься и ждешь, когда мы поравняемся. Мы выходим на длинную аллею, в конце которой прячется знакомая станция метро: там наши прогулки всегда заканчиваются. Ты ждешь продолжения, нервно постукивая пальцами по ручке своей сумки, и уже не пытаешься смотреть на меня, предпочитая сражать своим ядовитым взглядом проносящиеся мимо машины – готов поспорить на весь свой гардероб, что ты без труда выдашь стоимость каждой из них. – Ну что расскажешь? – твои пальцы тянутся к сигаретам, но затем замирают в несвойственной тебе нерешительности. Я тоже не откажусь от целой бутылки спасительного алкоголя, чтобы это напряжение хоть немного перестало покалывать все тело, но этот процесс уже не остановится: я вижу в твоих глазах бесконечный океан, а ты в моих – только битое стекло. Что я тебе расскажу? Руки, я могу рассказать, что такое любовь к тебе: любовь к тебе – это когда что-то отвратительное застревает в горле и царапает его так, что хочется выблевать это чувство до ощущения сосущей пустоты в желудке; любовь к тебе – это когда хочется кашлять так, чтобы легкие разорвались и забыли все эти обманчивые поцелуи; любовь к тебе – это когда губы трескаются до солоноватой крови, потому что сил кричать твое имя уже нет. Что я тебе расскажу? – Мы расстаемся. Вижу в твоих глазах непонимание и ощущаю, как картинка перед глазами темнеет от пьяного ликования: гораздо пьянее всяких там Аперолей и Сексов на пляже – из-за твоих выстрелов я потерял столько крови, но все никак не мог погибнуть, зато моя пуля сразу попала в цель. Я даже не хочу тебе ничего объяснять, ничего говорить, да ты ведь ничего и не спросишь – только будешь смотреть на меня своим потерянным взглядом и ждать, что все проблемы решатся сами по себе, как всегда. Руки, проблемы не решались сами по себе, их решал я: теперь мне надоело. Я не могу поверить, что теперь буду проводить дни без тебя, что теперь не буду просыпаться с мыслями о том, что же ты вытворишь сегодня, какого подвоха ждать от тебя. Ты был не готов к этому, я знаю, но мне… нет, мне не похуй, я предельно счастлив. Можешь обижаться, можешь смотреть на меня своим недовольным, непонимающим взглядом, можешь закинуться и обкуриться до такого состояния, что уже не сможешь стоять на ногах – меня рядом уже не будет. Я готов не зависеть от тебя, я готов жить свою жизнь без страха, что сегодня ты снова испортишь мне весь день своим чертовым эгоизмом, и я даже не хочу знать, что ты там придумаешь в свое оправдание. Чувствую слабое желание того, чтобы ты возразил, что-то мне сказал, да хотя бы снова схватил за руку: ты только стоишь и смотришь, разом став таким потерянным, сжавшимся. Руки, когда-нибудь кто-то полюбит тебя навсегда, а ты пообещай, что, когда я тебя забуду, ты забудешь меня в ответ. *** Открываю глаза так резко, что боль тупым молотком пульсирует в затылке и коварно пускает свои корни прямо в мозг: перед глазами синеватый от ночного полумрака потолок, по которому плывут какие-то пятна – возможно, плывет что-то в моем сознании. Лежу неподвижно и в беззвучном крике царапаю смятые простыни, пытаясь так побороть лихорадочную панику и странную тоску, что цепляется за грудную клетку откуда-то изнутри. В ушах раздается странное щелкание, и лишь спустя минуту я понимаю, что это щелчки клавиш ноутбука под твоими нервными пальцами: неожиданно и эти звуки растворяются в напряженной тишине – ты знаешь, что я проснулся. – Что-то не так? – спрашиваешь это таким будничным тоном, как будто мы снова выбираем, где бы поужинать после тяжелого дня. – Страшный сон, – голос хрипит после тревожных кошмаров. – Про что? – странный вопрос вместо привычного "мне похуй". Нахожу силы, чтобы приподняться на локтях и нащупать плавающим взглядом твои смутные очертания: ты сидишь ко мне спиной и жутковато светишься из-за монитора. Никакого пиджака, никаких растрепанных волос – светлые пряди зачесаны назад, одет ты в обычную толстовку и домашние брюки. Знаю, что если повернусь еще немного, то столкнусь с автоматной очередью твоего тяжелого взгляда, поэтому просто смотрю в стену без особого смысла: в какой-то момент ты стягиваешь толстовку и с пугающей осторожностью забираешься на кровать, задумчиво устраиваясь рядом со мной. Кладешь голову мне на плечо, а в это время твои пальцы уже ложатся поверх моей ладони, чуть поглаживая ее по выпирающим венам, но я непроизвольно отдергиваю руку – усмехаешься. – У тебя есть черная сумка Луи Виттон? – ухожу от твоего вопроса и задаю свой, вновь откидываясь на подушку с какой-то бесконечной усталостью. – Купил пару дней назад, – смотришь на меня сверху вниз, и в темноте твои глаза напоминают два маяка: пойдешь на свет и наткнешься на мель. – Хочешь позаимствовать? – Обязательно, – запутанный комок напряжения внутри вдруг разваливается, и я перехожу на нервный смех. – Давай спать? Ничего не отвечаешь и просто ложишься рядом: обычно ты жалуешься, что я занимаю слишком много места, а сегодня кладешь голову на мою грудь, как будто собираешься проломить ее своими мыслями – их так много, что мне кажется, я слышу, как они сталкиваются в твоем сознании. Ты теплый, абсолютно реальный, я ощущаю каждое твое движение, даже самый маленький вдох, а ты цепляешься за меня так, будто сила притяжения может утащить тебя на какую-то чужую планету. В комнате темно, ноутбук уже не гудит, через приоткрытое окно в комнату проникает полоска свежего воздуха летней ночи, утро где-то на горизонте уже готовит новые насмешки, пока весь мир разлетается вдребезги. Мир разлетается вдребезги, а ты все еще рядом. Обжигаешь меня своим ртутным дыханием. Листаешь каталоги с автомобилями. Глотаешь дрянь по вечерам. Все еще сводишь с ума.