Утешение

Накахара громко чихает — даже чужое пальто не спасает от зябкой сырости улиц. Он пытается идти быстрее, но ноги будто специально запинаются о бордюры, об асфальт, да, черт возьми, даже друг о друга, лишь бы парень навернулся и шмякнулся в лужу. Он злится. Злится той самой бессильной злостью, когда понимая, что ничего не изменить, понимая, что виноват-то, по сути, ты сам, чувств все равно не сдержать. Они хлещут откуда-то изнутри тупой обидой, сухими слезами и жалкой бессильной злостью. Хочется закричать, хочется рвать глотку, хочется просто раствориться в своем собственном крике, срывающемся на плач. Хочется сдохнуть. Хотя нет, — Чуя посмотрел на небольшой магазинчик, виднеющийся впереди, — хочется напиться до полусмерти. / / / Осаму уже давно привык к тому, насколько порой проблемным бывает его бывший напарник. Вот и теперь: не найдя в квартире Чуи, ровно как и своего любимого пальто, Дазай, тяжко вздохнув, собрался отправляться на его поиски. Мало ли, что может натворить пьяный обиженный ребенок. Однако мужчину, уже накидывающего на плечи легкий осенний плащ, остановил стук в дверь. Даже не стук, нет. Кто-то яростно барабанил в бедный кусок дерева, пытаясь сорвать его с петель.  — Тише, мне же потом платить, — Дазай открыл незапертую дверь и мягко перехватил руку Накахары.  — Да мне поебать! Осаму заметил в его руке бутылку коньяка. И, судя по состоянию рыжего, явно не первую за сегодняшнюю ночь. Н-да, Накахара и так милым характером не славился, а в сочетании с алкоголем и подавно… В общем, безопаснее было бы просто запереть его где-нибудь. Или запереться самому.  — Ты… — Чуя зло сверкнул глазами, — мудак.  — Я знаю.  — Тварь.  — Знаю.  — Подонок.  — Да.  — Сукин с… Мягкий поцелуй прервал поток ругательств. Дазай осторожно обхватил руку Накахары, другой забирая у него бутылку и отодвигая ее куда подальше. Рыжий хотел было возмутиться, но тут же вздрогнул, почувствовав, как под пальто пробирается чужая рука.  — Тише, — повторил Осаму в губы мужчине. Брюнет снова накрыл губы Чуи своими, теперь уже более жадно, проникая языком в его рот, ощупывая, легонько кусая чужие губы, заставляя рыжего вцепиться в бледные руки и тихонько, будто в нетерпении, заскулить.  — Ты слишком легко выходишь из себя, — шепот куда-то в уголок губ. Осаму спустился на шею, оставляя на нежной коже темные пошло-мокрые пятна. Накахара непроизвольно закусывал губы, вжимался в мужчину всем телом, беспорядочно хватал его руки и плечи. Алкоголь гонял кровь по телу, заставлял чувствовать себя странно и жарко. Осаму сбросил с плеч любовника мешающее пальто (его плащ давно уже валялся на полу) и начал расстегивать рубашку, когда Чуя вдруг перехватил его руку. Дазай вскинул на него несколько удивленный взгляд и тут же расслабился, услышав полусмущенное-полупьяное:  — Ты совсем? Не на пороге же… / / / Казалось, кровать пропиталась запахом алкоголя и возбуждения. Поцелуи Осаму из нежных медленно превращались в яростные, глубокие, собственнические. Чуя в хаотичном порядке сжимал то одеяло под собой, то спину человека сверху. Он не хотел показывать того, как сильно желает брюнета, ругал себя за громкие стоны в чужие губы и еле слышный хриплый шепот. Осаму усмехнулся куда-то в ключицу Накахаре и начал медленно освобождать рыжего от оставшейся одежды. На пол полетели штаны, рубашка, дурацкая шляпа, которая только занимала место на кровати — Накахара, конечно же, не снял ее, когда зашел. Дазай провел губами по животу мужчины, вновь заставляя того приглушенно всхлипнуть. Руки брюнета оглаживали чужую грудь, как будто бы случайно задевая соски, тем самым провоцируя Чую закусывать собственную руку — так сильно ему не хотелось стонать в голос. Дазай аккуратно оттянул резинку трусов Чуи, высвобождая твердый, сочащийся смазкой член. Накахара тихо всхлипнул, понимая: еще чуть-чуть и ему окончательно сорвет крышу. Так и произошло, когда Осаму сразу же обхватил ртом головку, поглаживая ее языком. Рыжий широко распахнул глаза, но алкоголь и возбуждение не давали сфокусировать взгляд. Руки сжимали простынь, а сам Накахара, не помня о гордости, блаженно стонал, забываясь в сладостных ощущениях. Понимая, что почти довел любовника до пика, Осаму отстранился от чужого члена и, пошло облизываясь, помог Накахаре перевернуться на живот. Чуя жалобно заскулил, оттопыривая зад. В его голове стояла белесая пелена, покрывающая все мысли и заставляющая чувствовать только бешеное возбуждение. Чуя уже начал в нетерпении помахивать задом, когда Осаму ввел в него палец, обильно покрытый смазкой. Накахара вздрогнул. Он чувствовал, как двигался в нем любовник (и плевать на то, что это всего лишь пальцы), чувствовал, как Осаму постепенно вставлял второй палец, а затем и третий, он чувствовал это и едва не трясся от возбуждения и какой-то странной нежности (?), испытываемой к своему любовнику-сопернику.  — Сейчас, потерпи еще немного, — отвечал Дазай на жаждущий скулеж Чуи. Он сам чувствовал себя так, будто бы был готов взорваться прямо сейчас из-за распирающих нутро чувств, но вид покорного, готового на все Накахары, так пошло скулящего, так откровенно желающего его, заставлял Дазая медлить и растягивать болезненное удовольствие. Наконец он смог справиться с презервативом и, нежно поглаживая рыжего по спине, медленно ввел в него член. Накахара судорожно вздохнул, тут же начиная двигать бедрами. Он будто говорил своими нетерпеливыми стонами — «ну же, давай, чего ты ждешь?». И Осаму начал двигаться. Медленно, в какой-то степени даже аккуратно, будто боясь навредить, но постепенно наращивая темп, с каждым толчком вдавливая Накахару в кровать все сильнее. Попутно брюнет оглаживал его ребра, то вжимаясь ногтями и оставляя розоватые полосы на бледной коже, то щекоча самыми кончиками пальцев. Чуя терялся в ощущениях, толкался бедрами и откровенно стенал под своим псевдо-врагом. Когда Дазай взял его член в руку — только несильно обхватил — в глазах будто заискрилось, Чуя мелко задрожал и кончил, вжимаясь в кровать и блаженно выдыхая куда-то в подушку. Осаму, сам уже приближающийся к пику, наклонился к шее любовника и оставил яркий собственнический след. Накахара под ним тихо всхлипнул и чуть повернул голову. На Дазая устремился затуманенный нежностью и возбуждением взгляд. Брюнет уткнулся носом в шею мужчины, и кончил, чуть прикусив чужую соленую кожу. / / /  — Ты все еще обижаешься? — Мужчины так и лежали на кровати — усталость не давала даже подняться и сходить в душ.  — Утром поговорим, — сонно пробормотал Накахара и придвинулся поближе к брюнету, прикрывая глаза и утыкаясь носом в чужую ключицу. Дазай легко улыбнулся, нежно целуя Чую в горячий лоб.  — Добрых снов, коротышка. Рыжий что-то недовольно буркнул и посильнее прижался к мужчине, окончательно проваливаясь в долгожданный сладкий сон.