Печаль будет длиться вечно

Тело ужасно болело. Несомненно, это больно, когда в тебя стреляют. Но сейчас болело сильнее. Болело так сильно, что хотелось умереть прямо сейчас, на месте. Невыносимая боль разливалась по телу, и Винсент уже не разделял её на моральную и физическую. Он осел на кровать. Напротив него в гостиничном номере с пистолетом в руке стоял Гоген. Его любимый Поль, его родной и добрый друг, единственный луч света в его жизни. — Анри... — только и прохрипел Винсент. Слова тут были не особо и нужны. Поль покачал головой. — Прощай, Винсент... — он развернулся и медленно пошёл к выходу, оставив художника на кровати с пулевым ранением. Ван Гог, естественно, не мог видеть, как по щекам Гогена горячими ручьями лились слёзы. Сомкнув зубы, чтобы не закричать от раздирающей сердце боли, он прокручивал все моменты своей жизни, начиная от рождения. Но ничего не привлекало его внимание, не оставляло такого следа в памяти, как время, прожитое с Полем в Арле. Долгое время он находился в поисках себя, долгое время страдал от пожирающего его душу одиночества. Оно убивало его день за днём. Винсент пытался высказать всё душевное состояние в письмах к брату. Тот в свою очередь изо всех сил старался помочь. Но ни один человек не был нужен ему так сильно, как Гоген. И вот, он наконец-то приехал в Арль. Ван Гог с тех пор так и не смог забыть те тёплые воспоминания. Каждый день с тех пор для него был наполнен жизнью. Он стал по-новому видеть мир, словно кто-то открыл ему глаза. Этим кем-то, как в последствии понял Винсент, был Анри. Золотые пшеничные поля, могучие кипарисы, бескрайние океаны лаванды, россыпь бриллиантовых звёзд на небе — и только один Поль сиял ярче них и согревал душу лучше, чем палящее солнце Арля. Винсент открыл глаза и увидел над собой обеспокоенного Раву. Он настойчиво расспрашивал его о том, что случилось. — Я, я стрелял в себя из пистолета... Не говори брату, прошу, он не должен приезжать. Вообще ничего не говори, это не его дело. Он не поможет, он тут ни при чём, Раву... Дальше всё было как в тумане: сначала пришёл врач, но после долгих и мучительных попыток так и не смог вытащить пулю. Затем приехал Тео. О, как же он был обеспокоен, он места себе не находил! Сидел у кровати брата, не вставая и не отрывая от него взгляда ни на минуту. Он даже пытался ещё раз вызвать врача, но тот лишь разводил руками. Время для Винсента тянулось бесконечно долго. Время от времени он то приходил в сознание и всё извинялся перед Тео, то снова впадал в беспамятство и видел перед собой лишь ярко-желтые поля подсолнухов, ясное небо Арля и такие знакомые, такие любимые глаза своего единственного настоящего друга. Сердце ужасно болело, в голове не укладывалась мысль о том, что Поль и правда это сделал. Но Винсент не винил его. Он винил лишь себя. Во всём, что было в его жизни, он теперь винил только себя. Для него больше не существовало никого, кто действительно что-то значил в его такой недолгой и такой ужасно трагичной и несчастной жизни. Были лишь эти до боли знакомые глаза Гогена и бескрайние просторы Арля. — Прощай, Анри. Печаль будет длиться вечно... — прошептал великий художник перед смертью. Это были последние слова умирающей истории. Но и Тео, и семья Раву сочли эти слова за приступ беспамятства. Гоген впоследствии так и не смог смириться с содеянным и пытался покончить с собой, в надежде, что там, на том свете, они с Винсентом снова обретут покой на бескрайних Арльских землях.