Одна ночь, как новый стимул

Антон все еще находился в неком каматозном состоянии от прошедших нескольких дней. Все началось в тот момент, когда машинально ответив на очередной звонок, даже не глянув на вызывающего абонента, он услышал в трубке знакомый французский акцент: — «Привет, Антон.» Вот так, нежданно-негаданно Мартен нарисовался в его родном Екатеринбурге. Диалог вышел коротким и слегка скомканным. Один пытался скрыть свое смущение за слишком уж деланной веселостью и бравадой, а другой — недоумение и удивление от того, что слышал в трубке именно этот голос. — Я приехал посмотреть игру. — И сразу позвонил мне? — Конечно. У меня здесь кроме тебя больше знакомых нет. И, как гостеприимный хозяин, ты обязан устроить мне грандиозный прием. — Мартен как-то нервно засмеялся. — Ну, раз обязан, значит, будет тебе прием по высшему разряду. — Антон тоже невольно стал улыбаться. Все-таки француз своей бесцеремонностью сумел слегка снизить накал от первого шока. — Ты где остановился? — Да пока еще нигде. Вот заодно и посоветуешь… — А сейчас ты где? — В аэропорту. Встретишь? — Жди там. Скоро буду. Антон гнал в аэропорт и вспоминал свое недавнее интервью. Что он там ответил на провокационный вопрос очередного журналюги: — «…Конечно, знаю, что в Екатеринбург приезжает сборная Франции. Но Мартен Фуркад точно не планирует болеть на стадионе. У него уже вовсю идет подготовка к новому сезону. Думаю, он не готов рискнуть, бросить все и наведаться в гости…» Да уж, угадал так угадал. Вскоре Мартен уже сидел в машине Антона и внимательно слушал, как тот объясняет ему старые прописные истины: что отель бронировать нужно заранее — сейчас они вряд ли найдут, что-нибудь стоящее и по адекватной цене, и что Мартену очень повезло, что у него здесь есть такой замечательный приятель, как Антон Шипулин, у которого как раз, в данный момент, пустует его старая холостяцкая квартира… условия, конечно, спартанские, но ведь, привыкшему к постоянным сборам и переездам с места на место спортсмену не привыкать… — Да и вообще, не думал, что ты такой болельщик. — Усмехнулся Антон, выруливая на нужный курс. — Много ты про меня знаешь, Шипулин. — Огрызнулся Мартен, и немного понизив голос тихо добавил. — А может оно и к лучшему. И после этих слов Фуркад сразу же перешел в наступление, взяв с Шипулина клятвенное обещание, что тот на эти несколько дней станет его персональным гидом. И раз он решился и приехал, то просто обязан получить максимум эмоций и впечатлений от третьей столицы России. И Антон честно провел все это время бок о бок с французом и терпеливо возил его по всем достопримечательностям города. Первой по плану была «Плотинка» — главная пешеходная зона, где есть абсолютно все: летние кафе, уличные музыканты, фонтанчики, и пристань с прогулочными катерами. Что-то сродни московскому Арбату и парижскому Мон-Мартру. Про Мон-Мартр ему рассказал Мартен, когда они сидели и пили пиво в одной из вышеупомянутых кафешек, и клятвенно пообещал, что обязательно покажет Антону эту достопримечательность Парижа. Второй — смотровая площадка небоскреба «Высоцкий», откуда открывается вид на весь город, которую француз тут же окрестил местной Эйфелевой башней и, смеясь, добавил, что в принципе, все города чем-то немного похожи друг на друга. Он даже поводил его по некоторым злачным местам родного города, куда уважающий себя турист и не помыслит сунуться без сопровождения. Судя по реакции Мартена — он был в полном восторге от Екатеринбурга. Он не расставался с фотоаппаратом и постоянно что-то снимал, но если бы Шипулин хоть раз озадачился отснятыми кадрами, то непременно обратил бы внимание на то, что на каждом снимке был он сам. Еще одной достопримечательностью, конечно же, был сам стадион «Екатеринбург Арена», во время реконструкции которого сделали все, чтобы сохранить исторический фасад, о чем, с гордостью за родной город, не преминул упомянуть Антон. Но его Мартену еще предстояло увидеть и оценить. На матч Антон тоже попал — оказалось, что у Фуркада два билета, и, по мнению француза, Шипулин был просто обязан не просто смотреть игру, но и активно болеть за Францию, тем более, как выразился Мартен, цвета флага почти одинаковые, так что он быстро освоится. И вот, после всего этого, Антон стоял посреди своей же старой квартирки и растерянно смотрел, как Фуркад нервно бросает свои вещи в дорожную сумку. — Я завтра улетаю. — Зачем-то снова проговорил Мартен. Потом обернулся на Антона, пристально взглянув на него, продолжил. — Ты же понял, наверно, что я приезжал не на матч, а к тебе? — и, увидев недоумение в глазах Шипулина, сглотнул подступивший к горлу комок и быстро заговорил. — Антон, пожалуйста, просто выслушай меня сейчас. Я долго собирался, но никак не мог решиться… Только не перебивай меня, ладно? Мне, наверно, будет потом очень стыдно за свои слова, но если я сейчас не выскажусь, то… уж лучше пусть будет стыдно, чем больно… Антон… я люблю тебя. — Он поднял глаза и натолкнулся на удивленный и испуганный взгляд. — Да, ты правильно меня понял, именно так оно и есть. Подожди, дать мне в морду ты еще успеешь, но… я должен был тебе это сказать. Я хочу, чтобы ты знал… Ты не подумай — я не гей. Мне не нравятся мужчины, но ты… ты особенный. Я долго не мог и сам понять, почему так реагирую на тебя, и только когда в полной мере осознал, что все… что больше тебя не будет рядом… показалось, что мне словно перекрыли кислород, а я даже не хочу сопротивляться, потому что мне незачем больше жить… Шипулин во все глаза таращился на Мартена и не мог произнести ни слова. Услышанное им только что признание никак не вязалось с тем, как он привык воспринимать француза. А между тем, Фуркад, воспользовавшись замешательством Антона, продолжил: — Я не знаю, что ты решил делать дальше, но для меня это последний шанс объясниться. Я говорю тебе это в первый и последний раз, обещаю. Даже если ты решишь продолжить карьеру, и мы снова пересечемся на Кубке Мира, то клянусь тебе, что я никогда больше об этом не заговорю и никак тебе об этом не напомню. Просто… просто я хочу, чтоб ты был рядом, просто видеть тебя… — Мартен нервно дернулся и отвернулся от Антона. — А теперь можешь двинуть мне по роже, ну или послать куда подальше… я пойму. Мартен напряженно невидящим взглядом смотрел в окно и ждал чего угодно — русскую матерную ругань вперемешку с оскорблениями, злое молчание, громкий звук, захлопывающийся двери, но только не то, что теплые руки опустятся ему на плечи и мягко, но настойчиво развернут его к себе. — Мартен, я понял, что ты хотел, — серые глаза внимательно вглядывались в него, — А что ты хочешь сейчас? — Тебя… — почти шепотом, все еще не веря в происходящее, — Всего, целиком и полностью… Хочу все. Хочу взять тебя, сделать тебя своим. Хочу сам отдаться тебе… Хотя бы раз… Один раз, но я хочу чтоб мне было что помнить… — Мартен не сдержался и впился отчаянным поцелуем в губы, которые так давно не давали ему покоя. — Подари мне эту ночь, Антон, прошу тебя… — Она твоя, Марти… — прошептал Шипулин и уже сам прижался своими губами к губам француза. …Антон стоял под душем и с наслаждением ощущал, как теплые и нежные струи ласкают его усталое тело. В голове царил кавардак, и он тщетно пытался собрать все мысли воедино. Почему он согласился на эту авантюру? Ведь он никогда не думал о Мартене в этом ключе, он вообще никогда не думал о том, чтобы переспать с мужиком, а тут… вот так просто было взять и согласиться. И позволить Фуркаду делать с ним все, что только тому вздумается. И почему сейчас ему совершенно не стыдно за то, что он буквально несколько минут назад выгибался и стонал, получая какое-то дикое удовольствие от ласк Мартена? Почему-то все произошедшее казалось таким правильным и естественным. И руки, ласкающие его тело везде, где только можно, и губы, такие горячие, не оставившие на его теле ни одного не зацелованного сантиметра кожи, длинные пальцы, так уверенно и умело растягивающие, разминающие его вход, делающие все возможное, чтобы облегчить боль первого вторжения — все это было правильным. И даже когда пальцы заменил член, мимолетная боль очень быстро сменилась на совершенно другое чувство — чувство наполненности и завершенности его самого, как будто только теперь он, наконец, стал целым. И совершенно не стыдно за то, что он, как в горячке, метался по постели, сминая и скручивая простыни и совсем бессовестно и громко стонал, выгибаясь и подмахивая, как последняя шлюха, просил еще и еще, глубже, сильнее и думал только об одном, чтобы Мартен не останавливался и, чтобы все это продолжалось вечно… Обнаженное сильное тело, прижавшееся к нему сзади, вырвало Антона из его размышлений. И снова, единственно-правильным, что сейчас было — это откинуть голову на плечо француза и опять сдаться на его милость, позволяя его губам и рукам ласкать свое тело, и слушая сладкий шепот между поцелуями: — «Мой. Теперь ты мой.» — Ты же ведь не уйдешь прямо сейчас? — неуверенно спросил Мартен. Шипулин развернулся и внимательно посмотрел на Фуркада — он никогда раньше даже представить себе не смог бы, что в этих темных, почти черных, глазах может плескаться столько страха. — Нет, Марти. Тем более, что ночь еще не закончилась. — Антон практически выволок заметно расслабившегося Мартена из душа. — И что-то мне подсказывает, что нас ждет еще один раунд. Снова оказавшись в постели, уверенно лаская француза, Антон где-то на краю сознания все-таки успел удивиться тому, что ему нравится, даже очень нравится, ощущать под собой стальные мускулы крепкого мужского тела, чувствуя, как оно отзывается на каждое его прикосновение. Нравится слышать стоны, так похожие на те, что еще недавно издавал он сам. Нравится, как дрожит и выгибается Мартен, когда он ласкает его ртом. И Антону абсолютно не противно, ему даже по-кайфу чувствовать француза вот так. И уже совсем крышесносное удовольствие, когда, наконец, узкое колечко сфинктера медленно расступается и гладкие стенки ануса плотно обхватывают его член… Антон провожает Мартена до аэропорта. Там, как обычно, извечная суета и никому нет дела до двух обнимающихся мужчин — просто два друга прощаются перед длительной разлукой. — Антон, я все-таки не могу не спросить. — Мартен смотрит на Шипулина с огромной надеждой в глазах. — Ты уже решил, завяжешь со спортом или останешься? — Я еще пока не готов принять окончательное решение, но… — Антон хитро улыбается. — Мне кажется, что у меня появился отличный стимул продолжать…