«Ни одной улыбки на их лицах… они с остервенением продираются сквозь транспортный поток, и на скорости девяносто миль в час выруливают вниз по центральной полосе, чудом избегая, казалось бы, неминуемых столкновений… подобно Чингиз-Хану на железной лошади, они восседают на своих монстрах-конях <…>, отрывая с мясом крышки пивных банок и успевая пощупать за ляжку твою дочь, не рассчитывая на хороший прием, не моля о пощаде и не щадя никого. <…> Ох, эти добродетельные, праведные парни — они обожают переворачивать все с ног на голову.»
Хантер Томпсон «Ангелы Ада»
Истина на дне бутылки, правильность философской мысли, спрятанной под слоем прозрачной, сродни отшлифованному янтарю жидкости, вязкие мысли, плывущие сквозь затуманенное сознание — всё представлялось Хэнку до отвращения верным в последние несколько лет жизни. После смерти сына и ухода жены это казалось единственным верным решением, способным хоть немного приглушить боль от потери близких. Во всяком случае, так было ровно до момента, пока мужчина не обрел видимость нужной ему компании в мотоклубе. Кажется, впервые эти объединения привлекли его внимание ещё на работе, когда туда поступали звонки о столкновениях между группировками и драках, спровоцированных людьми в косухах. Правда, тогда всё это казалось каким-то уж слишком нелогичным и, разумеется, аморальным. И лишь углубившись в своеобразный кодекс, узнав о том, какое спокойствие способна принести скорость, Хэнк принял решение. Тратить деньги на кого-то, кроме себя самого и сенбернара, каждый день терпеливо ожидающего дома, нужды не было, однако байк, купленный с рук, стоил достаточно дёшево. Андерсон сам для себя объяснял это тем, что всё движение байкеров в целом могло не оправдать его ожиданий, а следовательно, дорогостоящая покупка тоже. Но, несмотря на все опасения, вступление в новый коллектив оказалось для мужчины судьбоносным. Постепенно лейтенант втянулся в новую для себя сферу: нашёл необходимые вещи, которые подходили бы для скоростной езды, и доработал мотоцикл, модернизируя тот. Про себя Хэнк даже шутил, что для него внедрение оказалось несложным лишь потому, что характер у него испортился давно, а любовь к алкоголю стала неотъемлемой частью существования. Последние три года для Хэнка прошли всё в тех же барах, что и раньше, с той же выпивкой и услужливыми барменами, но теперь у него появилась куда более приятная компания, состоящая из таких же небритых мужиков, ищущих свободы от рамок, поставленных обществом. За этой суетой Андерсон даже не успел заметить, как ему перевалило за пятьдесят. Только вот возраст ничего не изменил — странные рубашки, темные джинсы, потертая коричневая кожаная куртка с кучей нашивок, многие из которых давно потеряли своё значение, и видавшие лучшее время берцы. Что-то из гардероба лейтенанта появилось у него относительно недавно, но совсем не противоречило прежнему стилю, поэтому многочисленные знакомые из прежних связей не замечали изменений. Жизнь превратилась в нечто нудное и до невозможности однообразное, и потому память услужливо сливала всё в один кадр, зацикливая, словно видео, длящееся не более секунды. Но один вечер Хэнк Андерсон запомнил точно и ярко, несмотря на то, что события в самом начале продолжали выстраиваться в ряд параллелей, готовящихся вновь слиться в единое целое, позже присоединённое к тому самому видео в одну секунду.***
— Чёртов дождь. Кости ломит так, будто несколько раз об асфальт приложился, — голос едва не утонул в чужих разговорах и музыке, играющей в помещении, но те, кому было адресовано сообщение, его отчетливо услышали, из-за чего по бару пронесся дружный мужской хохот, под который лейтенант и добирается до нужного ему столика, садясь на свободное место. С черной банданы, повязанной на отросшие седые волосы, чтобы те не попадали в глаза при движении, на спину постепенно скатывались капли, свидетельствуя о том, что тот самый чертов дождь застал мужчину в пути. Любой другой бы уже вернулся домой, где постарался отогреть свои замерзшие конечности, дабы избежать возможной простуды, но, как часто говорил сам байкер, ему на своё здоровье было наплевать. — Возраст, Хэнк. Сам понимаешь. Разваливаешься уже, старикан, — смеётся Бен, который сам старше Андерсона на пару лет, после чего заходится в сухом болезненном кашле. Его сосед, сидящий по правую руку, тут же с силой хлопает товарища по спине, прекрасно понимая, что это не поможет при прокуренных легких. В такие моменты Хэнк даже рад, что убивает себя только алкоголем и вредной пищей, не бросаясь во все тяжкие. Проблеваться после пьянки или в конце концов умереть от остановки сердца на его взгляд куда приятнее, чем стараться удержать свои легкие внутри. — На твоём месте я бы молчал, — в тон собеседнику отвечает лейтенант, а после делает несколько глотков из кружки с пивом, которую как раз успели предоставить, ведь в этом баре компания байкеров отдыхает далеко не в первый раз. На этом вся приветственная часть разговора заканчивается, уступая место рассказам о новых событиях в жизнях друг друга и обсуждению фотографий новой подружки Пола, которая с большим удовольствием согласилась позировать для него на фоне его же байка. Кто-то действительно вёл активную дискуссию, другие же обратились в зрение, смотря на небольшом телевизоре хоккейный матч. Но все хорошее рано или поздно заканчивается. — Здравствуйте, я Коннор. Мы договаривались о встрече, — на стол опустились две руки, кладя какие-то бумаги. Их хозяин явно старался не помешать чужим кружкам и фото, но разговоры тут же прекратились, а на молодого человека с удивлением и недовольством посмотрели несколько пар глаз. — Простите, если я помешал. Мне сказали, что необходимо заполнить эти формы для вступления. Я всё сделал и… — Садись, пацан. Первое удивление у всей компании сменилось новой вспышкой радости, подкреплённой алкоголем. Документы действительно забрал один из мужчин, положив те рядом с собой, чтобы после заархивировать, пускай это и считалось формальностью. На нового члена «стаи» фактически сразу посыпались вопросы, давая ему возможность быстрее найти человека со схожими интересами, чтобы как можно скорее влиться в коллектив. Всё, что помнит об этом вечере лейтенант, это то, как он дал Коннору щелбан за какой-то уж очень глупый и дотошный вопрос, а после, распрощавшись с товарищами, уехал домой.***
— Мы уже думали, что ты помер! Очередное не самое оригинальное приветствие настигает Хэнка лишь спустя две недели. Он был занят на работе настолько, что вырубался сразу по возвращении домой. Верный пес иногда оставался без ужина, что его ни разу не радовало, а потому утром лейтенанта будили холодным мокрым носом в лицо. — Да уж лучше бы так, — мужчина морщится, тем самым показывая свое недовольство по отношению к несбывшемуся факту. В этот раз дождя не было, небо даже можно было бы назвать чистым, если бы не дым, валящий из фабрики на окраине города. Все собрания, проходившие не в помещениях, привычно было проводить за чертой города, чтобы никого не смущать своим присутствием. К тому же именно за городом есть шоссе, где можно разогнаться, не боясь не успеть затормозить перед внезапно выскочившим человеком. — Здравствуйте, Хэнк, — перед лейтенантом возникает нечто, что его очень удивляет, однако вся реакция, что проявляется на немолодом лице — это седая бровь, приподнятая в скепсисе. Где-то глубоко внутри мелькает мысль о том, что, должно быть, не стоило принимать нового человека в свои ряды, предварительно не изучив его получше. Никого более странного — а среди байкеров таких немало — Андерсон не встречал. Если бы не шлем, находящийся в руке, он бы никогда не принял Коннора за своего. Что-то во всём его виде было отлично от устоявшихся канонов. И вроде такие же джинсы, рубашка и кожаный жилет с нашивкой «DEVIANT» на спине, вызывающей усмешку от своей двусмысленной интерпретации, но что-то было не так. И Хэнк понял, что именно, когда увидел спортивный байк, вместо привычного харлея. Разумеется, он знал о том, что новая волна ребят, вливающихся в культуру свободы, предпочитает более усовершенствованные модели, но сам себя мужчина всегда считал консерватором. Спрашивать Коннора о том, когда он успел ему представиться, было глупо, а потому в ответ на приветствие лишь кивнули, не удостоив иным ответом. Лейтенант прекрасно знал, что стоит быть более дружелюбным к новичкам, но в данном случае ничего поделать с собой не мог. Новое поколение не вызывало у него симпатии, несмотря на то, что спортбайкеров всё же признавали. — Вы забыли шлем, — Коннор настойчиво смотрит на бандану, прячущую под собой волосы, а после подходит ближе, чтобы точно завязать диалог. Хэнк не понимает, за какие грехи новичок выбрал в качестве объекта интереса его, но теперь с этим нужно как-то жить, ведь байкер никогда не обидит начинающего. — Нет, парень. Не забыл. Мне он ни к чему, — возражение получается достаточно спокойным, что удивляет не только лейтенанта, но и его товарищей. Те уже поняли, что представление должно быть достаточно забавным, а потому некоторые из них начали ухмыляться уже сейчас. — Тогда стоит сказать, что мотоциклисты попадают в смертельные ДТП почти в тридцать раз чаще, чем автомобилисты. Не хочу напугать, но смертность среди тех, кто не носит шлем, в три раза выше, чем у тех, кто носит хотя бы частичную экипировку. По данным статистики этого года… — Стоп, стоп, стоп. Полегче, парень. Я ознакомлен с количественными данными и прочей хренью, которую ты сейчас пересказываешь. Мне это неинтересно. Спасибо, — Андерсон поднимает обе руки вверх, выставляя ладони вперед, стремясь обойти собеседника, но это у него не выходит. — Вы, очевидно, не понимаете всей опасности происходящего, — два карих глаза вновь маячат перед лицом, из-за чего детектив уже насильно отодвигает собеседника в сторону, даже немного приподнимая того над землей. — Послушай, Коннор. Я всё понимаю — голубая кровь, белая кость, но жизни меня учить не надо. Захочу, значит, стану нулём в статистике. Сам как-нибудь разберусь.***
— Хэнк! Это Коннор! — звонки в дверь символизируют, что покоя теперь не ждать даже дома. Полицейский матерится сквозь зубы, призывая пса отпугнуть незваного гостя, но сенбернар даже не думает пошевелиться. Скрепя сердце, Андерсон поднимается с дивана, едва не споткнувшись о бутылку, стоящую рядом. Затяжная депрессия и не думала прекращаться, а потому приступы желания забыться, а то и расстаться с жизнью, происходили с завидной регулярностью. Мужчина даже не знает, радоваться тому факту, что он отключился на диване, лежа на спине, или нет, ведь был вариант захлебнуться собственной рвотой, но, очевидно, прошло уже достаточно времени после употребления алкоголя, раз его смогли добудиться. Хэнк открывает дверь резко, надеясь, что у него получится зашибить гостя, а после свалить все на несчастный случай, но Коннор оказывается довольно ловким, поэтому дверь проносится рядом с его носом, но не попадает по тому. Из-за сумерек лейтенанту кажется, что его новый хвост пришел чуть ли не в смокинге, что вызывает у мужчины усмешку, но после, когда гость проходит в освещенный коридор, Андерсон понимает, что тот действительно явился в туфлях и черном костюме. Даже галстук не забыл. — Ну и чего ты припёрся? Заметь, я даже не спрашиваю, как ты нашёл мой адрес! Просто объясни, какого хрена ты забыл в моем доме? — Хэнк не замечает удивлённого взгляда, направленного на себя, но, должно быть, видеть в мятой футболке и домашних штанах кого-то, кого обычно встречаешь на байкерских собраниях, облаченного в тёмную грубую одежду, довольно странно. Но мужчине слишком не хочется разбираться в чём-либо, поэтому он вновь призывает пса выгнать постороннего, несмотря на то, что сам открыл ему дверь. Сенбернар действительно подходит к новому человеку, тыкается мордой в колено и лениво виляет хвостом. Коннор даже отставляет в сторону пакет, который принес с собой, чтобы присесть и погладить собаку. — Так у вас есть собака! Я люблю собак. Как зовут? — на хозяина дома поднимается восхищенный взгляд, а также яркая и отчётливая улыбка, но все это исчезает, когда начинающий байкер замечает чужое недовольство. Он поднимается обратно на ноги, пряча руки за спину. — Мне сказали, что вы заболели. Я пришел навестить. Адрес узнал у вашего друга. Он сказал, что для протеже, цитирую, «этого старикана Хэнка» ему ничего не жалко. Болезнь? Ах, да. Точно. Вот почему так хреново. Или это после попойки? Скорее всего, пошло наложение. Ну, это не самый худший вариант развития событий, поэтому лейтенант разводит руками, бурча под нос кличку пса. Желания общаться всё еще не прибавилось, но Коннор игнорирует это, протягивая тот самый пакет, который принёс с собой, и продолжает улыбаться уже уголками губ. Он и сам не понимает, почему из всех бородатых мужиков, сидящих тогда в баре, в качестве своеобразного учителя выбрал самого нелюдимого. Ему просто кажется это правильным, правильнее всего остального. — Это для вас. Выздоравливайте. До свидания, Хэнк. До свидания, Сумо! — Коннор приставляет ладонь козырьком к виску, а после резко отстраняет, изображая подобие армейского приветствия. Его взгляд падает на лацканы своего пиджака, который он тут же одергивает и поправляет, прежде чем выйти, не забыв прикрыть за собой дверь. Всё же, сегодня он не может себе позволить остаться в чужом доме дольше, ведь ему нужно успеть на автобус, да и мать велела вернуться домой пораньше, боясь, что Коннор, воспитанный без отца, может нахвататься дурных привычек в «компании каких-то пьяных, грязных и страшных мужиков, рассекающих на байках». Уже после ухода гостя, утром, Хэнк все же заглянет в пакет, чтобы найти там сладости, апельсины и… шлем с запиской внутри, где кто-то, хотя вполне понятно, кто именно, старательно выводил цифры статистик смертей и проценты опасности. Стоит ли упоминать, что в следующие разы детектив приезжал на все встречи в этой части экипировки?