***
На очертания Какьёина падал свет, загораясь свечением. То, как поздний закат дрожал на его локонах, то, как свет отражался в его глазах цвета зелёного стекла; он смеялся. Когда он повернулся к парню с тайной улыбкой на губах, которую он хранил только для старшего, Джотаро не мог удержаться, чтобы не поцеловать его. Но он лишь ухмыльнулся в ответ и натянул козырёк фуражки пониже, к глазам, обращаясь Богу с надеждой, что это помогло ему скрыть быстро расцветающий румянец на отрешённом лице. Когда он почувствовал, как небольшая ладонь легла на его собственную, приближаясь другой к подбородку, чтобы нежно приподнять пальцами его за лицо, он осознал, что он лишь пытался обвести вокруг пальца самого себя.***
Джотаро тяжело вздохнул, погрузившись в воспоминания, выдыхая полупрозрачную ленточку дыма. Прохладный ветерок, навеваемый в ночное время, почти всегда творил нечто чудесное, помогая освободиться от мыслей, но в эту ночь он чувствовал себя… не по себе. Это было не самое лучшее ощущение, и определённо не то, в котором он хотел бы долго пребывать. Какьёин всегда знал его лучше, чем кто-либо другой, и Джотаро понял, что тот был намного ближе, чем остальные, отметая факт того, что они знали друг друга чуть меньше двух месяцев. Даже не глядя на это, они быстро сдружились. Вопреки этому всему… Джотаро осознал, как легко он влюбился в парня. Невзирая на это, он никогда не знал, чувствовал ли Какьёин то же самое. Потушив головку сигареты каблуком, мужчина опёрся о стену, заснув руки поглубже в карманы и закрыв глаза. Он не мог представить более раннюю картинку, представшую в его мыслях, что беспокоило его. Всё это заставило скакать его чуть ли не через всю планету, вызвать тонну эмоций, которые он даже не просил и принять убойную дозу медикаментов, достаточную, чтобы слона схватил сердечный приступ, до того как он снова начал чувствовать себя как раньше. Или, в конце концов, как снова мог себя чувствовать семнадцатилетний старшеклассник, который только что потерял трёх самых важных людей в его жизни. Одним из них был парень, которого он полюбил. Джотаро вытащил ещё одну сигарету из пачки.***
— Джотаро. Он приподнял голову, чтобы увидеть, как Какьёин сердито сверлит его взглядом, скрестив руки на груди. Парень лишь ворчливо пробормотал: — Дай блять передохнуть, Как, я же только одну. Невзирая на выражение лица Нориаки, он поджёг кончик сигареты и затянулся, прикрыв веки. В тот же миг сигарета была вырвана из его уст. Джотаро тут же распахнул глаза, уставившись в немом удивлении на друга. — Ты чё сейчас…? Прижавшись руками по обе стороны кресла Куджо, парень наклонился, прилагая усилия, чтобы выглядеть угрожающе. — Только попробуй поджечь ещё одну и, клянусь Богом, ты будешь следующим после этой сигары. Какьёин отошёл от него, и Джотаро проводил того взглядом, видя, как он отлучился в свою часть комнаты и плюхнулся на кровать. Последний фыркнул. — Говоришь так, словно смог бы меня поднять. Я бы удивился, если бы ты смог делать такое, в том числе и стянуть меня с этого кресла. Угрожающе сужая глаза, рыжий парень подпер голову, упёршись локтём в кровать и сверлил того взглядом. — …Это что, вызов? Куджо поджёг ещё одну сигарету и пожал плечами. — Как пожелаешь. В следующий миг Джотаро оказался прижатым к полу, что от удара выбило воздух из лёгких. Какьёин расставил ноги, прижав одну из рук парня двумя ладонями, в то время как коленом он удерживал другую. Сигарета, всё ещё тлеющая, лежала неподалёку, и Джотаро наклонил голову назад настолько, насколько он мог её хоть как-то видеть. — Какьёин, из-за этой блядской сигареты сейчас ковёр загорится. Хватка меньшего парниши стала только сильнее. — И чья это, по-твоему, будет вина? Джотаро резко запрокинул голову вперёд, чтобы впериться взгядом в него. — Твоя, конченный кретин. А теперь закругляйся с этим цирком и слезай, чтобы я спокойно мог её убрать оттуда. Нориаки определённо не собирался сдаваться так просто. Джотаро вздохнул и легко перевернулся на бок, сменив положение. Теперь уже он нависал сверху. Глаза бывшего в этой позиции расширились, лёгкий оттенок румянца залил его щёки. Куджо ухмыльнулся. — Так вот что тебе нравится, хм. Какьёин приоткрыл рот, чтобы ответить, но тут же закрыл, покачивая головой. — Завали свою хлеборезку и слезь с меня, ДжоДжо. Ухмылка только расползлась по лицу Джотаро, когда он поднялся. Он никогда не признается никому в этом, но ему нравилось, как звучало его прозвище от рыжего. Он потушил сигарету под каблуком, разглядывая маленькое отверстие, которое та оставила в ковре. Спасибо Богу за маленькие чудеса в жизни. Вздыхая, парень подхватил пальцами сигарету, засовывая вторую руку в карман. Он обыскал оба кармана перед тем как замереть, и… Последний раз он увидел пачку дерьмовых сигарет, которые стоили втридорога, подожжёной и выкинутой из окна, зажигалку же постигла та же, но не менее печальная участь. Джотаро лишь натянул фуражку и промолвил просто «яре яре» перед тем как отвернуться. Тогда, в Дубае, Джотаро осознал, как влюбился в своего друга.***
Нью Йорк был холодным. Ёжась, крупный мужчина лишь посильнее укутался в пальто, пуская белые облачка при выдохе. Он с нетерпением ждал окончания своей работы в этом месте, чтобы вернуться домой, во Флориду, где царит солнце и тепло, но… глядя на нежно падающие снежинки, Джотаро не мог сдержать маленькой улыбки, подрагивающей на уголках его губ. Какьёин был бы в восхищении от здешнего города. Он бы полюбил здешний свет фонарей, шум кипящей жизни и падающий снег. Но самое главное, хотелось бы Джотаро думать, он бы полюбил его.***
— Джотаро? А, да, он довольно привлекательный, но тебе не кажется, что у него немного… не все дома? Хихиканье. Они все думают, что это грёбанная шутка, не так ли? — А я слышала от Юки, что он начал встречаться с переведёнкой, и, наверное, у них были отличные выходные, да? Они были вдвоём, и больше никого? — Боже мой! Быть того не может? А она милашка? — Не «она». «Он». Послышался групповой вдох. Джотаро наслушался уже по горло. Девушки всегда были проклятием его существования, и, ей-богу, если он услышит ещё одно слово от них… — Нет, я имею в виду, что ничего такого, он должен жить и пусть живёт так, как захочет, но он, гм, всё лишь себе усложняет. Он бы тоже мог быть довольно популярным. В том смысле, что люди могут спокойно опустить факт того, что он наполовину белый, так ещё и гей, если бы он приложил немного усилий, правда ведь? У него есть всё для этого, в том числе и высокий рост, так что для него не будет помехой стать выдающейся личностью… но он просто этого не делает. Он не ходит на свидания, ни с кем и словом никогда не перекинется, даже и улыбнуться не может, что и говорить о том, чтобы он на других-то поглядел? Он просто прячется под этим дурацким козырьком фуражки, курит и ширяется- вы же видели это сами, да? Так ещё и в школе! Это так мерзко… Он больше не прислушивался. Никто не мог его понять. Да и как могли-то, когда они даже и представить не сумеют, через что он прошёл, не говоря о пребывании в его шкуре? Прочувствовать то, чего он никогда бы не хотел, не имея выбора? Да, он мог бы попробовать объяснится, но ему-то что с этого будет? Он лишь получит тонну сочувствия, но на самом деле это будет ложью в надежде на то, что им в конце концов быстро и без какого-либо смысла присунут, и это было только от девушек. Парни обходили его стороной, как заразу. Не то чтобы они не поняли бы его, им бы было просто плевать. Он знал, что слухи, окружающие его отовсюду, должны были причинять ему некую боль, но, на самом деле, парню было по барабану. Он не мог заставить себя беспокоиться о чём-то настолько мелком. Он не будет.***
Джотаро вытер ноги об коврик, войдя в квартиру. Это была одна единственная спальня, довольно скудно обустроенная — в самый раз для того чтобы Куджо мог спокойно пройти. Он преодолел расстояние в пару шагов к деревцу сакуры на подоконнике; одно из тех самых ценных вещей, о котором мужчина заботился даже больше, чем о собственной жизни. Он прикоснулся подушечками пальцев к цветкам и вздрогнул, но в этот раз уже не от холода. Сакура. Вишнёвое цветение.***
Решётка кладбища заскрипела, когда Джотаро приложил усилия, чтобы открыть её. Его ноги сами вели его, разум в тысяче миль отсюда, к местечку, что было ему так знакомо. Три надгробия трёх героев, чьи жизни угасли в мгновение ока. Куджо пригнулся к земле, садясь, когда осторожно положил три разных букета для каждой могилы. Огненные тигровые лилии для Абдула, белоснежные ромашки для Игги… вишнёвый цвет для Какьёина. Он протянул руку к могильному камню, перед которым сидел, пробегаясь пальцами по резьбе букв.Нориаки Какьёин Рождён 1971 Дата смерти 1989
Он окинул взглядом два других надгробия. Со слов Польнареффа, смерть Игги была ужасающей. Джотаро думал, что факт того, что пёс перенёс всё, что мог, чтобы спасти Жан-Пьера, был ещё ужаснее. Но, как ни крути, щенок в душе был гордым мелким говнюком до самого конца. На счёт Абдула… он помнил, как француз всхлипывал, говоря отрывками, когда пытался рассказать о том проишествии, и Джотаро еле сдерживался, чтобы не сорваться на крик в отчаянии. Из-за несправедливости этого всего. Из-за того, что их сроки поджимали, что жизни других до сих пор висели на волоске. Тогда он посмотрел на Какьёина чтобы успокоиться. Низкий парниша скользнул своей ладонью по ладони Куджо и сжал её, и тот мог думать лишь о том, как хорошо он себя чувствовал, как просто хотел держать его за руку целую вечность и никогда не отпускать. — Я не умру, как и ты, поверь. Мы справимся с этим, — остаток группы двинулся вперёд, оставляя парней в самом низу лестницы. Нориаки внимательно посмотрел ему в глаза, вглядываясь, и тогда Джотаро увидел в них страх, — я обещаю, Джотаро. Именно тогда Какьёин поцеловал его, и ему больше ничего не нужно было в этой ситуации. Это было тем, что сподвигло его идти дальше, невзирая на неуверенность в чувствах другого парня. В то время это не имело значения. Тогда он был уверен, что всё будет в порядке.***
— Ты солгал. Ты нагло солгал мне и покинул. Чёрт побери, Какьёин… я любил тебя. Я… люблю тебя. Голос Джотаро надломился, когда полил дождь, падая и разбиваясь на мелкие осколки, забарабанив по земле. — …Мне так тебя не хватает. Его мать практически затащила его, когда он вернулся домой в эту ночь. Беспокойство исходило от неё волнами. Она бранила его за то, что он пришёл промокшим до последней нитки, но она не сердилась по-настоящему. Парню, в любом случае, было безразлично. По крайней мере, она всё равно не могла узнать, сколько сегодня он пролил слёз.