Четвёртый закон Ньютона: тело, зажатое в угол, не сопротивляется.

Услышав приближающийся стук каблучков, я сильнее прижался к стенке, прячась в тени ниши с рыцарскими доспехами. Глубоко вдыхаю, чувствуя, как кровь во всём теле будто бурлит. Предвкушение ожидаемого неимоверно будоражит и, я сглатываю, потягивая воротник рубашки, делая посвободнее. — Ах, где же третья часть? — ужасается моя жертва, застыв прямо напротив меня. Перекопошив всю стопку листов, которую несла из класса зельеварения, она облегчённо вздыхает, обнаружив пропавшую часть. Видимо, снова решила перед сном поработать над составом зелья, которое мы вот уже три недели создаём. Поправив стопку и откинув мешающие пряди каштановых волос, она продолжает путь. Но не тут-то было! Бедная гриффиндорка даже вскрикнуть не успела, как была схвачена за локоть и одним рывком припечатана к стенке. Одной рукой удерживаю за плечо, второй закрываю рот. Я хохотнул, когда она что-то пробубнила и зло сощурила глаза. Наверное, матерится, негодница! — Всё ещё злишься на меня? — интересуюсь, заглядывая в карие глаза. Я радуюсь тому, что выбрал очень хорошее место. Стоя под настенным факелом, я могу хорошенько рассмотреть все эмоции на лице гриффиндорки. Девчонка что-то мычит и настойчиво пытается убрать мою руку с лица и оттолкнуть меня. Дабы остановить её бессмысленные попытки вырваться, прижимаюсь к ней всем телом, вдавливая в гладкую стенку и прекращая её бунт. — Злюка, — мягко шепчу я, поцеловав в висок и на мгновение зарывшись носом в её волосы. — Ты собираешься отвечать на мой вопрос, Гермиона? — отодвигаюсь, заглядывая в глаза, и вижу, что они полны слёз. Так не пойдёт! — Ну-ну, моя милая, — мягко целую в уголки глаз, собирая солоноватую влагу. Убрав руку, которая сжимала её ротик, поглаживаю по щекам. — Тише, моя хорошая... Скользнув пальцами по гладенькой скуле, цепляю подбородок и приподнимаю её голову, желая, чтобы она смотрела мне в глаза. — Всё ещё злишься на меня из-за Сэмюеля? — интересуюсь и замечаю, как её очаровательные глазки вновь сощурились. — Конечно, злюсь! Как ты мог его отравить? — негодует гриффиндорка и, мог бы поспорить, что если бы у неё была свобода действий, то она ещё бы уперла руки в бока. Забавная злючка! — А нечего ему было приезжать и крутиться возле тебя! — Он приехал, чтобы проведать меня. Мы не виделись с тех пор, как окончили колледж, — заявляет девчонка и, упершись руками в мою грудь, пытается меня отодвинуть. — О, конечно! Вы не виделись всего лишь четыре месяца, как же долго, Моргана его подери! — немного раздраженно отвечаю я. Эта гриффиндорка, которая так хорошо дружит с парнями, выведет из себя кого угодно! Как назло вспомнились её закадычные друзья Поттер и Уизли. Как её ещё не угораздило сразу после войны не выйти замуж за рыжее недоразумение? Видимо, ум пригодился этой девице! А ещё и этот СЭМЮЕЛЬ – студент по обмену, с которым она так хорошо сдружилась за период их годичных курсов для старшеклассников! Как же все они р-р-р-раздра-ажают! Рыкнув, сжимаю мешающиеся руки и прижимаю их к стенке на уровне головы. — Северус, — устало и как-то обреченно вздыхает гриффиндорка, — это не было поводом его травить. — Для меня — было! — упрямлюсь я. Да и чего отнекиваться? Дело уже сделано! — Да и не травил я его! Просто добавил в его сок зелье тошнотворного и слабительного действия. Всего-то! — ухмыляюсь я. — Зато он со скоростью «Молнии» удалился... от тебя, — последнее слово произношу чуть ли не шепотом, потому что только сейчас понимаю, что я нахожусь недопустимо близко к её разомкнутым губам. — Ты невозможен, — выдыхает она, а я, наоборот, на весь объём легких втягиваю воздух и ощущаю головокружительный аромат девушки. Лёгкий цветочный парфюм и её собственный непередаваемый... неповторимый... — Уже семь дней прошло, ты cобираешься отвечать? — вновь повторяю я. Семь дней я жду её ответа, семь дней я жду её. Честно сказать, я и подумать не мог, что могу настолько соскучиться по этой мисс недоразумение. Всё время причитающая и возмущающая, такая живая, гибкая и податливая. — Нет, не собираюсь! — гордо вздёрнув подбородок, она отводит взгляд в сторону, открывая мне вид на гладкий изгиб шеи и острые ключицы, которые видны под расстегнутыми верхними пуговицами её белой рубашки. Сдвинув брови, отпускаю её руки и крепко обнимаю, буквально вжимаю хрупкое тело в себя, желая впитать её полностью, стать одним целым. — Северус, ты решил выдушить из меня ответ? — недовольно ворчит, но тут же улыбается, чувствую. Я и сам улыбаюсь, ослабляя объятия, давая ей возможность дышать. — Ты ведь в младших классах проучилась в магловской школе, да? — Что? — удивляется девушка резкой смене темы. — И ты ведь изучала физику. И, наверняка, должна знать такого учёного, как Исаак Ньютон. — Физике учатся с пятого класса. Я в это время уже была в Хогвартсе, но о работах английского учёного знаю, — я киваю, радуясь тому, что моя девочка умница. — Так вот. Я совсем недавно ознакомился с его работами и меня очень заинтересовали его законы. Особенно четвёртый, — поясняю я, мягко поглаживая по спине и плечам девушки. — У Ньютона было три закона. Ты уверен, что есть четвёртый? — Да, уверен. В книге он был написан чернилами сразу после третьего. — Сев... — Четвёртый закон Ньютона: тело, зажатое в угол, не сопротивляется. И... — Что и? — немного вздрагиваю, поскольку её дыхание опаляет кожу на шее. — Мне вдруг очень захотелось проверить этот закон, — объясняю я, и прежде чем получить какой-либо протест со стороны девушки, я беру её под локоть и доставляю к ближайшему углу. Принимаюсь за расстановку, соблюдая данные закона. Взяв Гермиону за плечи, разворачиваю к себе лицом. Сам делаю шаг к ней, сжимая гриффиндорку в углу. — Северус! — с маской сосредоточия строго выговаривает моё имя Грейнджер. Ладошка упёрлась в грудь, создавая небольшую дистанцию между нами. Она действительно думает, что это ей поможет? Я усмехаюсь и трясу головой в разные стороны. Гермиона сводит бровки и обречённо вздыхает. Мягко беру её руку и опускаю себе на плечо, одним шагом стираю расстояние между нами. Прикрываю глаза, ощущая тепло её тела. Склоняю немного голову и прикасаюсь лбом к её лбу. Закрываю глаза. Так близко, так жарко. — Сев... — тяжелый вздох, — мы в школьном коридоре! Ты действительно думаешь, что... — закончить фразу я ей не даю. И даже не спорю. Я просто сминаю её губы поцелуем, давая понять, что я не только думаю, но и знаю. Ты сегодня будешь моей, сейчас, здесь. Чувствую твоё сопротивление, ты не хочешь впускать меня в свой горячий ротик, сжимаешь крепко зубки, но стоит мне сильнее прижать тебя к двум стенам, как ты, охнув, впускаешь меня. Умница! Тебе ведь нравится, я знаю. Чувствую, как ты дрожишь, когда я провожу языком по твоему нёбу, как ты стонешь, когда я играю с твоим язычком и хнычешь, когда я, оттягивая по очереди твои губки, нежно покусываю сладкую плоть. Знаю, тебе нравится! Поэтому не противься, моя девочка! Вытянув из юбки края твоей рубашки, проскальзываю рукой под белую ткань. Добравшись до чувствительных грудей, начинаю по очереди мять, поглаживать и пощипывать твои затвердевшие горошинки. Ты, оторвавшись от моих губ, откидываешь голову и сладко стонешь, сжимая мои плечи. Ты восхитительная, девочка! А твое тело так чувственно отзывается на мои ласки. Прекрасно! Припав губами к твоей шее, прижимаюсь к тебе всем телом, и ты тут же хнычешь, чувствуя моё желание. Твои руки скользят с плеч и принимаются расстёгивать пуговицы на моём сюртуке и рубашке. Твои дрожащие ручки хватаются за пояс моих брюк, но я не сдамся так легко, моя милая! Оставив в покое твои груди, прижимаюсь к тебе как можно плотнее и не даю возможности даже пошевелиться. — Северус! — хнычешь ты, но тут же смолкаешь, услышав моё шипение. Замираю на мгновение и могу поклясться, что слышу как твоё сердце отбивает бешеный ритм. Приблизившись, касаюсь щекой твоей щёчки, еле касаюсь носом ушка, губами оставляю поцелуи на шее, легкие, совсем невесомые. Один поцелуй, второй, третий... — Сев... — Ш-ш-ш, — вот нетерпеливая. Не нравится, да? Слишком медленно? Слишком сладко? А как я терпел семь дней? Усмехаюсь и провожу языком чуть выше голубой жилки и тут же дую на влажную дорожку. — Мать твою! — шипит бессовестная гриффиндорка, дрожа как осиновый лист на ветру. — Стоять! — удерживаю руки. Девчонка вновь попыталась стянуть с меня штаны, но деканы Слизерина так просто не сдаются. Прикусываю кожу на шее и тут же зализываю языком. Моя рука скользит под твою плиссированную юбку и, подцепив пальцем трусики, стягиваю вниз интимную часть твоего гардероба. Нежно поглаживаю внутреннюю часть твоих прелестных ножек, на что ты нетерпеливо ерзаешь бедрами. Дабы твои руки не хозяйничали на моём теле, ведь срываться мне ещё рано, беру твои шаловливые ручки и прижимаю к стенке над твоей головой. Ты не возмущаешься, поскольку свободной рукой я скольжу к твоему нежному бутону. — Мисс Грейнджер, да у вас здесь потоп! – усмехаюсь я, поглаживая влажные лепестки. — Козлина! – ворчит девчонка, но тут же протяжно стонет, когда два мои пальца погружаются во влажное естество. Хорошо, что я поставил обеззвучивающие и рассеивающие чары на этот коридор. Ты хнычешь, а я усмехаюсь, наслаждаясь властью над тобой, дерзкая девчонка! Да, да, моя девочка, мои движения ужасно, просто невыносимо медленные. Но я так хочу, Гермиона. Ты пытаешься сама взять этот сладкий процесс в свои руки — начинаешь двигать бёдрами мне навстречу. Но я не планировал пускать это дело по течению, поэтому, прижав тебя к стенке, не даю и пошевелиться. Рукой начинаю двигаться более резко и глубоко, на что ты моментально восхищенно охаешь. Хорошо, да? Усмехаюсь и замираю, вызвав у тебя хныканье. Усмехаюсь ещё раз и делаю движения не вверх-вниз, а по кругу, будто вытираю стенки очень тонкой мензурки. Ты реагируешь моментально и стонешь так сладко, что меня самого чуть ли не скручивает судорога. Поэтому, пожалев нас обоих, покидаю тебя на мгновение, чтобы справиться с брюками и вернуться. Взяв рукой под коленку и приподняв твою ножку, я резко вхожу в тебя, вдавливая в стенку и вызвав у тебя вскрик. То ли от боли, то ли от наслаждения. Замираю, заглядывая в твои глаза, ища ответ, и лишь сейчас чувствую пульсацию в тебе. Ты кончила, да, моя девочка? Нежно целую тебя, притихшую, даю насладиться, не двигаюсь. Не помню, говорил ли я тебе, что обожаю чувствовать, как ты доходишь до пика, но это так нереально! Мне кажется, что это даже более эротично, чем сам секс. Ощущать твоё удовольствие, делить его с тобой... — Моя девочка, — шепчу в самое ухо и, покрыв поцелуями твою тонкую шею, начинаю двигаться. Сначала медленно, давая тебе возможность присоединиться и продолжить наше удовольствие, а после резко и глубоко, приподняв за бёдра, буквально вдалбливая тебя в этот чертов угол. Ты не ожидала такого поворота событий, да, Гермиона? Напросившись ко мне на годовую практику в качестве ассистентки, ты была для меня такой же надоедливой, мешающей во всем, доводившей меня до белого каления своими дерзкими заявлениями, своим упрямством и святой уверенностью в то, что твоё мнение единое и правильное. Невыносимая всезнайка! Накал между нами собирался на протяжении трёх месяцев. Но однажды, готовя одно взрывоопасное зелье, взорвались мы вдвоём. Набросившись друг на друга, будто изголодавшиеся странники, мы сами начали этот абсурд. Не знаю, мечтала ли ты о том, что твой первый раз будет на столе твоего профессора с участием самого профессора, но я даже и не задумывался об этом, пока ты сладко стонала подо мной, прося не останавливаться. Как я мог такое допустить? Не знаю! Сожалел ли я об этом? Нет. Сожалела ли Гермиона? Не знаю. Потому что по окончании всего она просто ушла. Улыбаясь. С такой улыбкой она уходила после успешных экспериментов. А следующей ночью сама постучалась в дверь моих личных комнат и без каких-либо слов или объяснений осталась у меня. Той ночью, следующей и последующей. До тех пор пока не приехал Сэмюель. Потом я его опоил. И задал Гермионе вопрос. А потом — долгие семь дней. И вот, сегодня я добрался до тебя. Поймал, моя сладкая. — Северус, боже, да! — ты хнычешь от каждого толчка, от каждого глубокого выпада, извиваешься и просишь ещё и ещё! А разве я собирался останавливаться? Разве я могу прекратить это? Твоя рука скользит по моей шее, зарывается в волосы и немного массирует на затылке. По моему накаленному телу сразу же пробегают мурашки, и я, рыча, поддаюсь слишком мощно в тебя, на что ты, вскрикиваешь, сжав мои волосы в руке. Контраст удовольствия и небольшой боли ещё сильнее накаляют. Хочу, чтобы ты тоже это почувствовала, поэтому, сжимая пальцами, играю с твоим соском. И ты стонешь, откидываясь назад, наслаждаясь. Оставив груди в покое, крепче обхватываю твои бедра и делаю глубокие и резкие погружения в твое совершенство. И ты в благодарность взрываешься, давая мне возможность последовать за тобой. На одно мгновение мне показалось, что меня нет. Я испарился, просто исчез, растворился в этом густом удовольствии. И ты так близко, горячая, живая и этот чертов угол... — Так ты ответишь на мой вопрос? — не унимаюсь я, тяжело дыша и пытаясь привести нас обоих в порядок. Гермиона отчего-то начинает истерично смеяться, а я ничего не понимаю и хмурюсь. — Думаешь, что после такого я могу ответить отрицательно? — То есть? — Да, Северус. Я согласна выйти за тебя и стать миссис Снейп! — моя милая улыбается и, поцеловав в щёку, крепко обнимает. Хорошо, как же хорошо! Склонившись, подхватываю будущую миссис Снейп на плечо и несу в свои комнаты. — Где твои манеры, Снейп? — возмущается гриффиндорка, ущипнув меня ниже пояса. — Сейчас придём и я тебе покажу все свои манеры, — шлёпнув по попке, я довольно улыбаюсь, неся своё счастье в свою жизнь.