любовь с привкусом боли

Неделя. Чёртова неделя прошла с того момента, когда Даня последний раз посетил Лизу в той комнатке. Он ни разу за эти семь дней не заходил в это помещение, когда девушка не спала. Каждую день она просыпалась, а на столе стояла свежая еда. Кашин явно не хотел, чтобы его «игрушка» умерла с голоду или от жажды, поэтому заботился о ней, в самом странном смысле этого слова, ведь забота от насильника — это что-то сомнительное. Неред же испытывала смешанные чувства: вроде столько дней ей не делают больно, не заставляют сгорать от стыда и отвращения к самой себе, но это долгое отсутствие юноши заставляло ожидать чего-то поистине плохого. Будто бы в квартире проживает не человек, а хищник, который выжидает и держит свою жертву в заблуждении. Даня всё же метался в сомнениях. Месяцы раздумий насчёт похищения Лизы пошли насмарку. Он не ожидал, что будет так сложно, что его будет терзать совесть. Тот роковой для девушки вечер, когда Кашин её похитил, оказался самым лёгким для Данилы, тогда им двигали лишь инстинкты, так что задуматься о правильности своих действий было невозможно. Даже сейчас, сидя в своей комнате, он знал, что буквально одна гостиная отлучает его от прекрасной девушки, ставшей практически его собственностью. Он может делать всё, что захочет и как захочет, но в тоже время было невыносимо гадко от своих же поступков. Сколько же подлостей парень совершил за свою недолгую жизнь, но это ни в какое сравнение с ранними деяниями не идёт. До Дани постепенно доходит, зачем ему это. Он осознаёт, что влюблён в Лизу, своеобразной, можно сказать, зверской любовью, но по-другому описать его сложные чувства, запрятанные в глубине чёрной души, невозможно. Парень столько времени следил за девушкой, наблюдал за ней при каждой их встрече и невольно, сам того не осознавая, сходил с ума от любви. Его неспособность нормально выражать свои чувства и скрытность сыграли с юношей злую шутку. В рвении быть с Лизой он пошёл на самый ужасный поступок, оправдания которому не найти, даже если очень сильно постараться. Какая к чёрту взаимность после этого?! Кашин умудрился разрушить и свою жизнь, и жизнь несчастной девушке, что сейчас больше всего на свете желает покинуть эту квартиру и забыть всё, что с ней происходило в последние дни, как страшный сон. Ей больно, отвратительно и страшно, каждый шорох или звук отдавались больным ударом по сердцу и мыслью, что вот-вот зайдёт Данила, дабы снова удовлетворить свои зверские желания с её телом. Поддаваться ему не хотелось ни в коем разе, но страх брал вверх. Теперь от мыслей, что она в последний раз получила удовольствие от этих извращений, становилось больно и тошно, хоть сжигай себя заживо, чтобы как-нибудь спасти себя от этого позора и унижения. Кашин медленно убивал себя, морально топясь в пучине раздумий и отвращения к себе, а физически алкоголем, наркотиками, что по счастливой для него и не счастливой для его организма случайности, были найдены в том самом тайнике в полу. Может, так юноша старался отвлечь себя, хоть это было эгоистично и подло, от мыслей о Лизе. Почему же лишь сейчас он решил отвлечься? Слишком сложный вопрос. Тут уже можно было точно сказать: Кашин слетел с катушек. За несколько месяцев и последние дни его сознание повернулось окончательно, только стоило появиться Лизе в его жизни, как всё пошло по наклонной. Если до этого странности в его психике ограничивались биполярным расстройством, то теперь ему прямая дорога в психиатрическую больницу, где подобным душевно больным толком-то и не помогают, а просто изолируют подальше от общества. Именно сейчас казалось, что смерть — единственный, наилучший выход, к тому же только этого юноша заслуживает после своего поступка.

***

Ноги, как и всё тело с головой, гудят от неприятной боли, пока Кашин передвигается в сторону дома после продолжительного мучения в институте. Отстраненное выражение лица парня и его походка живого мертвеца заставляют прохожих невольно шугаться юноши. Как обычно, его внешний вид не отображал никаких эмоций. Совершенная пустота и похуистичное отношение ко всему происходящему. Сейчас парень передвигался по знакомой улице, уже предвещая очередной вечер в обнимку с бутылкой алкоголя. За последнюю неделю это стало слишком привычно для него. Резкий скрежет колёс и чей-то вскрик заставили Кашина повернуть голову в сторону, разглядев перед глазами ужасную картину, развернувшуюся на дороге: чёрный мерседес застыл на пешеходном переходе, как и многие автомобили вокруг, а в метрах двух от виновника аварии лежит парень, лет двадцати на вид, в луже собственной крови и с неестественно подвёрнутой ногой. Крики прохожих, звуки открывающихся дверей машин и тихий чуть слышный рингтон телефона сбитого парнишки. Все суетятся вокруг него, водитель мерседеса, оказавшийся человеком в возрасте, и пара других мужчин пытались оказать первую помощь пострадавшему, а какая-то женщина звонила в «Скорую», нервно лопоча в трубку. Даня сглотнул ком в горле, развернулся всё с тем же отстранённым видом и продолжил путь. Несколько прохожих, которые не были увлечены помощью сбитого или наблюдением за происходящим, удивлённо глядели на парня, который будто и не видел ничего. Он не был похож на равнодушных прохожих, в чьих глазах всё равно прослеживался страх и шок от увиденного, он просто шёл дальше, как ни в чём ни бывало, а глаза отражали пустоту. Такую гадкую, разъедающую изнутри тело, напоминающую или предсказывающую пустоту в жизнях каждого из людей, что находятся здесь, на улице, как и во всём мире. Этот парень наверняка умрёт, может, уже умер. Водителя мерседеса посадят, несмотря на его помощь и непреднамеренное убийство. Мальчик, что сейчас плачет от увиденного, несмотря на успокоения матери, лишится нормальной психики. Судьба каждого, кто стал свидетелем этой аварии, как-то поменяется, как бы странно это не звучало. Кто-то получит травму на весь остаток жизни, кто-то просто будет всем знакомым рассказывать этот случай, иногда даже приукрашивая его, кто-то с пофигистичным выражением лица будет сетовать «Мы все умрём. Нечего из-за этого пацана переживать» и так далее. Можно долго нудить на эту тему, но однако лишь Даня из этих прохожих никак не реагирует на это, даже в своей голове. На нём это не отразиться ни в каком виде. Теперь единственное, что может на него влиять — это собственные поступки и внутренние демоны, рвущиеся наружу. К тому же за психику можно не переживать, сломанное однажды не сломаешь дважды.

***

Лиза, где бы она могла быть, лежит на кровати, смотря в потолок. Было слишком обидно, что с ней это происходит. Вопрос «Почему я?» стал слишком уж привычным для девушки за последнее время. Она снова была наедине с самой собой, что было ужасной ошибкой, ведь теперь единственное, что забивало её голову — это рой скверных мыслей, которые заставляли медленно сходить с ума. Она могла понять даже, если бы её убили после первого истязания, но содержание её, будто она животное, заставляло чувствовать себя самым беспомощным и безвольным человеком на Земле. Человеком, который, а скорее которая, может только служить телом для удовлетворения желаний этого рыжего хуесоса, а потом существовать за счёт того, что Кашин хочет продлить жизнь своей игрушки. Это было мерзко, отвратительно. Неприемлемо. Лиза была готова хоть в петлю сейчас лезть из-за той самой атмосферы, которую навевал этот чертов рой мыслей, что как маленький дьявол на плече заставлял забыть о всей своей человечности, заставлял забыть о всем хорошем в её жизни. Но не стоило забывать и о так называемом втором плече, где свесив ножки восседал маленький, по сравнению с дьяволом, ангел, который нашептывал приятные воспоминания, воспоминания до того злополучного вечера. Посиделки с её лучшими подружками, Дашей и Светой, то время, когда она с друзьями на шумных и весёлых тусовках спорила, кто же выпьет больше пива, а потом, после выключения Дейдример, пила на скорость. Замечательные ламповые домашние посиделки, что, как отдельные эпохи истории, были высечены в коридоре воспоминаний Лизы, и из каждого периода можно было вспомнить сотню смешных и не очень моментов, что так приятно грели душу. Эти небольшие отрезки воспоминаний из жизни до этого похищения и заточения в комнате заставляли думать о хорошем, а яркие флэшбэки аж заставляли забыть обо всём. То Юлик бежит по набережной и кричит про попугаев под громких смех друзей, то Света с Мишей устраивают бой подушками, что так забавно смотрелось со стороны, то девушка вместе с Настей и Мирной лихо зажигают на столе под Лободу, и много-много других счастливых моментов жизни. Тут, сама не заметив, Лиза начала улыбаться, позабыв о месте, в котором сейчас находилась, ведь разум её хоть и недолго, но хорошенько походил по этому коридору воспоминаний и заставил понять одну истину. Она никогда не сдастся, она всегда будет бороться, несмотря ни на что, даже если ей придется потакать этому рыжему ублюдку и выполнять его мерзкие пожелания и мысли. Она, Елизавета Неред, и она выберется из этой ебучей квартиры, чего бы ей это не стоило. Девушка резко встала с кровати, обводя взглядом комнату. Небольшой план созрел в голове, хоть он и скорее всего будет провальным. Русая направилась в ванную в надежде найти что-нибудь, чем можно открыть дверь. За всё время нахождения в этом помещении Лиза пыталась найти способ открыть дверь и наконец сбежать отсюда. Лишь ванную она не осмотрела вдоль и поперёк, поэтому именно сейчас хотела это сделать. Через пятнадцать минут поисков возможного выхода девушка нашла только пару тараканов и суровый шиш от реальности. От безысходности она без сил села на пол. Глаза сами собой закрылись, а голова начала гудеть от потока мыслей и страха, что вот-вот сюда зайдёт Даня. Хоть сиди и плачь, а не решай, как дальше. Резко до Лизы дошло, что возможно под самой ванной может что-то заваляться. Неред опустилась на четвереньки, заглянув в темноту под интерьером уборной. Прямо у стены что-то сверкнуло. Этот мимолётный свет заставил сердце девушки сделать сальто, а рука сама собой, будто перестав слушаться хозяйку, потянулась к предмету. После пары секунд, казавшихся вечностью, ладонь, сжимающая отвёртку, показалась на свет. Губы Лизы растянулись в улыбке, хотелось радостно закричать на весь район, настолько эмоции заполняли её. Этот инструмент, как ни странно, был забыт здесь Кашиным, когда он устанавливал сантехнику в уборной. Отвёртка однажды закатилась под ванну и осталась там. Именно этот предмет сейчас был единственным возможным путём к выходу Неред. Она буквально подлетела к двери, падая около неё на колени, чтобы было удобней видеть замочную скважину. Отвёртка была плоской, поэтому легко могла протиснуться в отверстие для ключа. Несколько минут толком ничего не выходило, как бы Лиза не вертела инструмент в скважине. Однако, после очередной попытки повернуть отвёртку, раздался щелчок. Девушка замерла, она почти открыла дверь. Почти на свободе. Огонёк надежды разгорелся в костёр, который своим жаром сжигал Неред. Но костёр тут же потух, лишь дверь в квартиру открылась, а из коридора донёсся звук шагов. Снова захотелось кричать, но теперь не от радости, а от рухнувших надежд освободиться сегодня и новой волны страха. Лиза быстро поднялась и снова вернулась в кровать, спрятав отвёртку под одеяло. Изучая взглядом стену, она вслушивалась в каждый шорох, надеясь, что Даня уйдёт. Однако парень никуда не планировал уходить. На кухне тем временем на стол около окна приземлился стакан и тут наполнился янтарной жидкостью. Данила посмотрел на вид из окна, вновь оценивая своим взором пейзаж любимого города, уже ставшего родным. Лизу уже давно пытаются найти, возможно скоро выйдут на его след, и это пугало. Кашин понимал, что ему прямая дорога в тюрьму после такого, но всё же торчать там совсем не хотелось. По улицам висят объявления с пропажей, по новостям каждый день мелькает девичье лицо с пухлыми щёчками и русыми волосами, всё окружение Дани только об этом и говорит. А ему остаётся только делать вид, что он тоже переживает насчёт пропажи девушки. Пока что успешно, хотя глаза и выражаемые в них эмоции, наверное, иногда его выдают. Честно, Кашину уже хотелось либо отпустить Лизу и забыть про эти дни, когда он был так близок к ней, либо изобрести машину времени, вернуться назад и никогда не совершать этот поступок. К сожалению, реальным выходом было только первое. Алкоголь медленно начинал брать верх над разумом. Данила всё сидел и думал, старался по крайней мере. Он не может отпустить девушку. Она обязательно его сдаст полиции, хоть Кашин сам понимал, что заслуживает наказания. Да и к тому же, юноша не хотел её отпускать. Вроде он и испытывал душевные терзания, но всё-таки не просто же так ему пришлось решаться на сие деяние. Лиза была его желанием, его одержимостью, а теперь она рядом. Это сводит с ума. Парень отставляет стакан и медленно идёт в гостиную. Дверь в комнатку девушки, будто врата в ад, будто чёрная дыра, куда его может засосать навсегда. Кашин идёт в собственную спальню, берёт ключи и уже более уверенно возвращается обратно. Почему-то сейчас вместо угрызений он испытывал желание. Мысли о Лизе, её образ в голове прошибали тело электрическим разрядом. Данила и не заметил, что вместо трёх щелчков раздалось лишь два. Возможно, это лишь из-за опьянения. Неред, сжалась на кровати, проклиная, что не успела раньше найти эту чёртову отвёртку и не открыть эту чёртову дверь. Веснушчатое лицо парня скрывает полумрак комнатушки. Дверь медленно закрывается, отрезая Лизу от остальной части квартиры. Девушка сжала пластмассовую рукоятку инструмента, спрятанного под одеялом. Голубые глаза юноши не выражали совершенно ничего, но эта отстранённость только больше пугала девушку. Данила резко выключил светильник на тумбочке, комнатка погрузилась во тьму. Русая вздрагивает, глаза пытаются привыкнуть к темноте, а на кровать тем временем резко опускается Кашин, нависая над Лизой. Та не успевает и пискнуть, как её запястья оказываются плотно сжаты в ладони парня. Отвёртка выскользнула из ладони и осталась где-то под одеялом. Неред вновь вырывается, дергает руками и пытается оттолкнуть от себя тяжёлого парня. Тот будто и не замечает сопротивления русой. Он резко накрывает её губы своими и, превеликому удивлению Лизы, нежно её целует. Тело девушки покрывается мурашками. Что этот рыжий вновь задумал? Мысли постепенно растворялись, а нежность Дани не сходила на нет, будто бы он хотел доставить удовольствие не только себе, но и Лизе. И страшно, и приятно одновременно.