Сквозь века

      Солнце, пробираясь сквозь курчавую ракитовую листву, играло тонкими лучиками, прыгая зайчиками по траве вокруг, робко скользя по загорелой коже и иногда, совсем бегло, касаясь закрытых век, словно пытаясь разбудить задремавшего человека. Теплый бесшумный ветер слегка ворошил волосы, напоминая о нежных руках любимой. Тишина казалась почти оглушающей, но язык не поворачивался назвать ее мертвой. Ведь если очень захотеть или просто лучше прислушаться, то можно было уловить тихий шепот деревьев. То тут, то там чудилось пение соловья или свиристеля. Изредка доносились всплески воды, и тогда отчетливо веяло речной свежестью. Дивное было место. Волшебное. И значимое. Здесь они признались друг другу в любви и принесли клятвы верности.       Верен чувствовал умиротворение в душе. Оно отражалось и на его лице. Он сидел не шевелясь, расслабленно сложив руки на коленях. Наслаждался снизошедшим на него покоем. Дивился ощущениям, которые испытывал. Будучи невесомым и бестелесным, он острее, чем при жизни, чувствовал особенное единение с природой. Не хватало только ее. Агнии. И потому он ждал. Не ведал как долго, но судя по тому, сколько поколений его потомков уже последовало сюда за ним, наверное, прошло уже много времени. Верен старался не придавать этому значения, потому что верил, что в конечном итоге они воссоединятся. С Агнией он научился верить в чудеса. А значит, ожидание, сколь длительным бы оно ни было, не напрасно.       — Который век ты уже протираешь тут штаны? — раздался голос, который раньше бы показался язвительным и ядовитым, но сейчас звучал скорее с сочувствием, по-дружески.       — Я не знаю, — ответил Верен, не открывая глаз.       Иногда Стиг навещал его, пытаясь в свойственной ему манере разговорить и заставить покинуть насиженное веками место. Порой Верен просто ощущал его присутствие где-то рядом. И не только его, а многих других, отчего на душе было тепло и спокойно. Он не интересовался, как Стиг проводит свое посмертие, но был уверен, что тот, найдя свое место, наконец-то перестал чувствовать себя одиноким. Сожалел Стиг только об одном — что тайну свою он, сам того не желая, унес с собой в могилу, оставив внучку в неведении. Но это лишь иногда читалось в его глазах.       — Зато я знаю, — с упреком в голосе произнес Стиг.       Верен посмотрел на него — кое-что не меняется: руки скрещены на груди, бровь приподнята в изгибе, взгляд насквозь.       — Чего ты от меня хочешь? — спросил Верен, наперед зная все ответы.       — Вопрос в том, чего хочешь ты, — парировал его слова собеседник.       — Ты знаешь.       Стиг лишь фыркнул в ответ и закатил глаза.       — А ты прекрасно знаешь, что она не оставит свои обязанности. Даже если бы было кому их передать.       Верен вздохнул. Стиг был прав. Как всегда. В их роду давно не осталось практикующих ведьм, знающих о своих предках и силах, таящихся в крови. А Агния не повторит ошибок прошлого, не позволит кого-либо еще обречь на то, через что пришлось пройти им с бабкой. Встреча с любимой казалась почти невозможной. Но даже это не стало поводом для того, чтобы вовсе лишиться веры.       — Я бы тоже хотел с ней повидаться, — грустно усмехнулся Стиг, подтвердив то, что и так знал Верен, — но боюсь, ей не суждено сюда попасть, пока в Навьем царстве правит Кощей.       Он тронул его за плечо и растворился в воздухе, словно его здесь и не было. Верен снова остался один. Он оглянулся туда, где когда-то стояла родная кузница. Бросил короткий взгляд на речку, прозрачные и спокойные воды которой давно смыли все следы произошедших тут событий. Посмотрел наверх, в чистое голубое небо, как раньше, в надежде увидеть летящую к нему в объятья супругу. Но не увидел. Вместо этого небо начало темнеть и мрачнеть. Задул ветер, какого никогда в этом мире не бывало, загудел ветвями деревьев, посрывал листья с раскидистых ракит на берегу и тонких березок в роще, закружил в круговороте.       А Верен вдруг сделался тяжелым и неповоротливым и словно прирос к земле, не в силах двинуться c места. Мелькнула мысль о Кощее, так некстати упомянутом Стигом, прежде чем ветряной столб поглотил его. И Верен потерял ощущение не только времени, но и пространства. Все вокруг заволокло темной мутной завесой, закружилось и завертелось, и ничего не было видно дальше собственного носа. Верена куда-то несло, или ему это мерещилось. И впервые за все время, проведенное здесь, его сковал незнакомый доселе страх. Пошатнулась уверенность в том, что он когда-нибудь свидится с любимой.       Верен и сам не понял, как оказался на коленях. Ладони упирались в дощатый пол. Перед глазами плыли темные круги, в ушах звенело, в виски словно били молоточками. А в нос внезапно ударил резкий запах трав, каких именно — он сообразить не мог, потому что воздух пролез ему в горло, наполнил легкие, и Верен закашлялся. Что с ним творилось, задуматься он тоже не успел, так как живот пронзила жгучая боль, внутренности словно скрутило в тугой комок, и Верен, скорчившись и зажмурив глаза, упал на бок. Мертвые, такие как он — уж точно, подобными недугами не страдали. Он открыл глаза, и представшая его взгляду картина заставила на время забыть о поглотивших его ощущениях. В нем боролись крайне противоречивые чувства: удивление, радость, ликование — от того, что перед ним сидела Агния, молодая и прекрасная, как в первые годы их супружества, и потрясение, непонимание и даже возмущение — от совершаемого ею обряда.       Она распростерла широко раскрытые ладони над телом человека — мужчины средних лет. Если он и был еще жив, то едва дышал. Агния, словно в трансе, бормотала что-то почти беззвучно, невидящим взглядом уставившись сквозь свои пальцы, под которыми из жертвы поднималась, будто дым, некая полупрозрачная сущность — душа ли то была или жизнь — и медленно перетекала в Верена, заставляя его испытывать невероятные мучения. Он стиснул зубы, чтобы не закричать. Но внезапно боль прекратилась и струящийся в него ирреальный поток иссяк. Мужчина резко дернулся, криво раззявив рот в попытке сделать последний вдох, и замер. Взор Агнии прояснился.       Верен медленно приподнялся и уселся на пол, все еще не совсем понимая свое состояние. И тогда Агния, заметив движение, повернула к нему голову и обомлела. Чего она ожидала от своего ритуала, Верен не знал. Но она молчала, глядя на него удивленными, широко распахнутыми синими глазами, готовыми пролиться слезами радости. И он тоже ждал. Наконец она встрепенулась и, не вставая с колен, осторожно подползла к нему, протянула ладонь к его лицу и дотронулась до щеки. И только ощутив прикосновение к пылающей, вполне осязаемой коже — и, о боги, Верен тоже его почувствовал! — она заключила его в объятия и со всхлипом прошептала:       — Свет мой.       Верен никогда не забывал это давно утраченное ощущение человеческого тепла, тепла любимой женщины, но уже и не надеялся снова испытать его. Ответив на ее объятия, он крепко прижал к себе Агнию, зарывшись носом в рыжие кудри. Как же долго он был лишен этой радости! Сердце колотилось как бешеное — того и гляди выскочит из груди. Столько слов любви хотелось сказать, столько поцелуев оставить на любимых устах, но, покосившись на мертвеца, Верен вздохнул и печально промолвил:       — Зачем ты вернула меня, душа моя?       Агния тут же отстранилась и, вцепившись руками в его плечи, заговорила. Взгляд был отчаянный.       — Потому что я больше не вынесу разлуки. Потому что я осталась совсем одна. Никого, — она снова всхлипнула, — никого больше не осталось. Род закончился.       Этого Верен не знал. Агния снова обняла его, уткнувшись носом куда-то в шею. И он сполна почувствовал ее боль. Хотел бы он забрать ее. Хотел бы освободить любимую от тяжкого бремени. Хотел бы быть рядом вечно и поддерживать в трудную минуту. Боги ведают, как он жаждал этого момента — когда их не будет разделять грань миров. Но обстоятельства, в которых это произошло, омрачали счастье от воссоединения. Верен не решился спросить, как она могла пойти на такой грех ради него, и задал другой вопрос:       — Кем он был?       Агния оглянулась на мертвеца и, поведя плечами, неохотно ответила:       — Нехорошим человеком, — сделав паузу, она неуверенно продолжила: — Возможно, я даже сохранила чью-то жизнь, забрав эту. И вернула тебя.       Вот только кого больше она пыталась убедить в своей правоте — его или себя?       — Но ведь не тебе решать, кому жить, а кому умирать, — возразил Верен, мысленно кляня себя за это. Она нуждалась в нем так же, как он в ней. И вызволила его не для того, чтобы ругаться.       — Не тебе меня судить! — вспыхнула Агния. — Хватает осуждающих…       Она осеклась, когда Верен прямо перед ней начал таять, снова становясь бесплотным призраком. Он озадаченно посмотрел на свои полупрозрачные ладони, сквозь которые прошли руки Агнии в попытке ухватиться. Встретил ее испуганный, растерянный взгляд. И попытался сосредоточиться. Спустя несколько мгновений, показавшихся бесконечными, он вновь обрел плоть и взял дрожащие руки Агнии в свои.       — Кто я теперь? — как можно спокойнее спросил Верен. Так или иначе, он примет любую судьбу, лишь бы больше не расставаться. Правда, вспоминая опыт Стига, он опасался, не окажется ли кровь необходимым условием его существования и источником силы.       — Я не знаю, — тихо ответила Агния, переплетая свои пальцы с его. Ей, как и ему, сейчас жизненно важно было ощущать физическое присутствие любимого. — Но только жизнью возможно заплатить за жизнь, ты и сам это знаешь. Я все перепробовала. Я почти десять лет билась в поисках способа вернуть тебя, но не нашла. И решилась на крайние меры, не зная, ждет ли меня успех. Не суди меня, пожалуйста.       Впервые с момента своего возвращения Верен улыбнулся, тепло глядя на супругу. Судить — как можно? Нет, он был ей благодарен.