Такие разные

— Ну и противный же Вы сукин сын! — О, ma petite, как мне устоять, когда вы шепчете такие нежности?! И всё. Что ещё можно было сказать или поделать? Летали книги, вещи, стулья… но каждый раз в итоге Ленский упрямо поджимал губы, прислонялся спиной к стене и долго стоял в одиночестве — думал. А Онегин, подобрав ближайший к себе стул, присаживался на него, подбирал себе ещё и книгу и начинал читать. Со временем он прочитал около двадцати произведений таким образом. Владимир привычно-резко сдергивает рубашку, почти рвёт маленькие пуговицы. Но сначала падают пуговицы, а потом лента под шеей, заменяющая галстук. После обувь, брюки. Он ластится, забираясь под одеяло. Он ничего не может с собой поделать, потому что слишком легко возбуждается от поцелуев и прикосновений, от Онегина в целом. Сходит с ума, появляется эта лёгкость в теле, будто от бокала хорошего вина, принесённого однажды в поместье любовником. Ленский и подумать не мог когда-то, что есть на свете настолько хорошее вино. — Я так устал, — шепчет, подперев голову рукой и внимательно рассматривая возлюбленного, лежащего рядом. Сегодня Владимир пришёл под утро с очередного дня рождения или, может, свадьбы — Онегин давно перестал запоминать, а ходить туда уж тем более. О них и без того шли непозволительно правдоподобные слухи. Луч солнца падает на шею и скользит по подбородку Онегина. И Ленский в восторге от красоты этого мгновения. А Евгений лишь хмурится, морщится и поднимается немного вверх по кровати, и теперь солнце у него на груди. Владимир вздыхает и падает на свою подушку, тоскливо смотря в потолок. Как так могло случиться? Он ведь сейчас должен мирно спать в кровати с девушкой его возраста или чуть младше, поглаживая во сне её беременный живот. Или, может, встать и проверить их малышку дочку, которую обязательно назвали бы Александра. Но каждый день он обещает себе прервать эту порочную связь, каждый день он понимает, что они слишком разные люди. А после, вечером, они занимаются таким жарким сексом, что Владимир откладывает уход на следующее завтра. И так повторяется уже с пару лет. — Знаю, ты меня не любишь, — шепчет он вновь, прикрывая глаза рукой, потому что нестерпимо щиплет. Слабак! Нет, ещё хуже — влюблённый идиот. — В таком случае, ты знаешь больше меня, — сонно звучит со стороны. И Ленский поворачивает голову, удивлённо вскидывая бровь. А Онегин смотрит в ответ и протягивает руку, чтобы стереть предательски покатившуюся по щеке поэта слезу. И ещё одну за неё. Владимир не может остановить эту влагу, и Евгению приходится подняться. Думается — за платком. Но ещё бы он выбрался из-под тёплого одеяла в холод едва отопленного дома. А потому он просто сцеловывает солёные крупные капли, пока губы не начинает щипать и пока щеки Владимира не высыхают. О, этот взгляд больших глаз… Хочется надеяться, что даже годы, если они у них будут, не изменят его. Но Евгений не останавливается. Он опускается ниже, целуя под челюстью, шею, плечи… покрывая нежную кожу цепочками ласковых поцелуев. А Ленский открывает ему свое тело доверчиво, обнимает руками и томно вздыхает через приоткрытый рот. — Ты выпил? — негромко спрашивает Онегин, вдруг почуяв знакомый запах где-то в районе груди любовника. Виски? Не иначе. И кто спаивает?! И даром что тому уже двадцать лет. Ленский кивает и сглатывает. — Продолжай… — подталкивает он, нетерпеливо елозя по простыне, поджимая пальцы ног и сгибая ноги в коленях от удовольствия. Такие ласки, особенно когда он пьяный, доставляли неимоверно. — Ну же… И Евгений продолжает. Он перекидывает ногу через бедра Владимира и садится сверху, наклоняется, покрывая чувственными поцелуями грудь, обхватывает поочерёдно крохотные соски, сжимая меж губ, оттягивая, надавливая языком, пока Ленский заходится в стонах и вскриках, пока его колени так сгибаются, что он подталкивает Евгения повыше, а тому удаётся удержаться только благодаря упору на руки. К тому же, в бедро упирается твёрдый член, что определённо не может не радовать. Ленский вдруг притягивает любовника к себе, заставляя посмотреть в осоловевшие глаза, касается ладонями его щёк и коротко целует в губы. А после произносит так невероятно развязно: — Хочу тебя. …что определённая часть тела Евгения тут же напрягается, словно по команде. Кто бы мог подумать, но на деле Ленского возбуждает чувство распирания и натяжения, лёгкая боль, катастрофическая наполненность, которая бывает только после плохой подготовки. Полупустой бутылёк масла всегда находится где-то возле кровати. Только в этот раз капризная склянка укатилась чуть дальше и Евгению приходится-таки вылезти на холодный пол босыми ступнями, чтобы достать её. Но его «жертва» была тут же вознаграждена великолепным видом: пока любовник ползал, Владимир, все ещё чуть пьяный и безоговорочно возбуждённый (а когда вдруг сочетаются и то, и другое, ведёт он себя немногим лучше куртизанки, разве что деньги не берет), перевернулся на живот и поднял ягодицы, широко разведя колени. Его лицо было опущено вниз и можно было заметить как лихорадочно краснеют скулы и как блестят облизанные не раз пухлые губы. Но вот он ведёт бёдрами нетерпеливо, будто кошка. И это контрольный выстрел. Возбудить сильнее просто невозможно. Онегин устраивается сзади и открывает бутылёк. Но Ленский заводит одну руку за спину, протягивая, а Евгений удивлённо смотрит. Владимиру приходится повернуть голову. — Я сам, — шипит он и потрясает кистью, чтобы ему наконец дали масло. И Онегин делает это, он покрывает пальцы юноши щедрым слоем, а после, задержав дыхание и обхватив крепко основание своего члена рукой (потому что определённо можно кончить от этого зрелища), наблюдает как тонкие пальчики легко проникают в узкое кольцо мышц, разводя в стороны, обводя по кругу, от чего покрасневшая кожа вокруг начинает масляно блестеть. Ленский двигает бёдрами, покачивается назад-вперёд немного, сжимает собственные пальцы мышцами и вводит их медленно. А Евгений вновь учится дышать, потому что наблюдать такое выше даже его сил. И когда любовник протрезвеет, то, скорее всего, будет пылать смущением и кидаться вещами от любых комплиментов. Но не сейчас. Сегодня у него ещё есть время. — Достаточно, — Владимир вынимает пальцы и вновь опирается на оба локтя. Его бедра подрагивают, он смазан и готов. И его тело уже вздрагивает от ожидания удовольствия. И Евгений даёт это удовольствие. Придерживая свой член ладонью, покрыв его предварительно остатками масла, Онегин толкается в узкую глубину. И тут же стонет. Потому что как только проскальзывает головка, мышцы так плотно обхватывают член, что перед глазами скачут разноцветные всполохи. И Ленский подаётся назад, сжимается весь, самостоятельно насаживаясь. — О боги… — шепчет он, ударяя кулаком по кровати, закрывает глаза и до боли закусывает губу. Не потому, что неприятно. А настолько горячо и приятно, что его член ноет, что внизу живота завязывается и тянет тугой узел. — Двигайся же! Но едва ли нужно было просить дважды, ведь как только пришёл в себя, Евгений тут же делает второй толчок, на этот раз до основания, до шлепка кожи о кожу. Ленский от того, чуть качнувшись вперёд и вцепляется в простыни и ещё немного разводит подрагивающие колени. И стонет. Потому что Онегин сжимает его поясницу руками и начинает двигаться, буквально натягивая молодое тело, вжимаясь бёдрами в бёдра каждый раз. А Ленский сначала не знает куда деть руки, но потом становится совершенно всё равно и он просто распластывается грудью на кровати, зарываясь в собственные волосы пальцами, оттягивая в неконтролируемом удовольствии. И заметив это, Евгений перехватывает юношу поперёк груди и тянет вверх, а Владимир вскрикивает, потому что он буквально садится на колени к любовнику, а его член полностью заполняет его, до основания. Он ёрзает и покачивается, желая больше трения, пока Онегин имеет его в рот языком, сминая распухшие губы своими. И вновь толкает Ленского на кровать, резко начиная двигаться. Тот вновь елозит грудью по простыне, пока, наконец, не кричит, сжимаясь весь, зажмурив глаза, так, что все в доме вздрагивают. С таким удовольствием в голосе, что вся прислуга в доме понимает, чем заняты господа. И напрягается вновь, когда тугая горячая струя семени разливается прямо внутри, наполняя. А Онегин сжимает его поясницу руками, пока кончает. Беззвучно, но вжавшись бёдрами в бёдра, кожей к коже, будто желая слиться. И они оба падают в объятья смятой простыни. Онегин неспеша вынимает опавший член, наблюдает как вытекает белёсое семя, которое стекает по ягодицам юноши и впитывается в хлопок ткани. Сколько ещё они в своих жизнях испачкают белья и простыней? А после ложится рядом на спину, и закинув руки за голову и просто догоняет отголоски оргазма. Невероятно клонит в сон. Ленский где-то тут же, ворочается из-за скользкого ощущения меж ягодицами, но вскоре устраивается под боком любовника, укрывшись по пояс одеялом и выпрямив свои длинные ноги. Он подбирается к Онегину поближе, устраивает голову на его подушке, а руку на его груди. — Мы занялись этим не вечером, а утром, — произносит вдруг он, прикрывая устало глаза. А Онегин лишь что-то мычит в согласие. И Ленский вздыхает под сопение уснувшего Евгения. Такие разные.