Часть 1
16 июня 2018 г. в 01:24
Санса стояла на маленьком балкончике и вглядывалась в темноту. За ее спиной Уиллас негромко похрапывал в постели. Стоял самый глубокий, самый глухой час ночи — час волка, и ей не спалось: огромная спальня казалась слишком душной, перина, под которой они спали, жаркой, льняная рубашка мешалась, стягивала горло и заставляла зудеть тело. Поэтому она выбралась из огромной кровати, натянула ночные туфельки из тонкой мягкой кожи и вышла сюда.
Несмотря на то, что уже стояла осень, дни стояли жаркие и душные. Леди Алерия объяснила Сансе, что так бывает иногда перед тем, как станет совсем холодно — с Дорна дуют горячие ветры и приносят с собой кратковременную жару вместе с пылью, а потом она спадает, как не бывало. Стоял один из таких дней — днем дуло, не переставая, а сейчас все затихло, и воздух казался густым и неподвижным, как молоко, в которое налили чернил.
Положив руки на каменный парапет и бездумно глядя вдаль, она вдруг вспомнила Север — впервые не с раздражением или со скорбью, а с острой тоской по родному дому. Там ей никогда не было жарко. Санса знала, что, стоит ей закрыть глаза, она увидит все это как воочию — Винтерфелл, богорощу, горячие пруды, над которыми вечно стоит пар, большой чертог, Ходора, Старую Нэн, матушку… о, нет, нельзя думать о них, иначе она начнет плакать, да что там — рыдать в голос, разбудит Уилласа, а она не хочет, чтобы он видел ее слезы. Не сейчас. Санса оглянулась назад — в прямоугольник тусклого душного полумрака. Уиллас все так же ровно дышал и ритмично похрапывал, не заметив, что его молодая жена не лежит рядом с ним. Санса отвернулась и снова уставилась в ночь. Спит, и хорошо. Ей так необходимо побыть одной.
Она грустно усмехнулась — за последние три луны она ощущала себя гораздо старше своих тринадцати, чуть ли не старухой. Любопытно, это со всеми женщинами так бывает — наступает час, когда неотвратимость произошедшего обрушивается на тебя всей твоей тяжестью, и ты понимаешь, что, что бы ты ни сделала в будущем, ничего и никогда уже не изменится? И необратимость эта наступила не тогда, когда она произнесла брачные обеты в септе, и не тогда, когда разделила ложе с мужем, а неуловимо, незаметно, тихо — точно осень, которую ничто не в силах остановить или предотвратить.
Брачная ночь — Санса все это время невольно избегала вспоминать о ней, но в этой тьме было что-то такое, что подтолкнуло ее к обратному. Нет, все было далеко не так плохо, как она успела себе навообразить. Да, Уилласу не досталось ничего от фамильной красоты братьев и сестры, но, когда он снял рубашку и исподнее, Санса не нашла в его виде ничего уродливого или отталкивающего, даже покалеченная нога его не портила. И в постели он вел себя, как она теперь понимала, весьма достойно — не только исполнил свой долг, но и подготовил ее к тому, чтобы первый раз был для нее не таким болезненным, а позднее пообещал не касаться ее, пока она не созреет для беременности и родов. Вот только почему после того, как все кончилось, и она, тщательно вытерев между ног смоченной в ароматной воде тряпицей, готовилась заснуть, почувствовала такое острое разочарование? Чего, она, собственно, ждала? Что он проявит еще большее благородство и откажется скреплять брак в виду ее слишком юного возраста и того, что они совсем друг друга не знают? Или что ее брачная ночь будет похожа на любовную балладу о рыцаре и красавице, которые от любви не замечают ничего вокруг себя?
Не этого — прозвучал внутри нее горький ответ.
Все произошло довольно быстро, и как-то слишком приземленно и скучно, точно мытье рук перед обедом. Казалось, ее муж не замечает ее красоты и не придает значения тому, что она в первый раз лежит в его объятиях, а исполняет некую навязанную ему и не очень приятную обязанность. Он не был с ней намеренно жесток, как мог бы быть Джоффри, выйди она за него — или равнодушен и груб, как какой-нибудь незнакомец, женившийся на ней ради ее имени и приданого. О, нет. Он был безукоризненно вежлив, мягок, деликатен, но в каждом его взгляде Санса ловила странный холодок и нечто, похожее на раздражение. Ей помнилась боль — не острая, как от укола или пореза, а скорее тупая и пульсирующая, как в подвернутой лодыжке, и легкие шлепки, когда их тела соприкасались, и капельки пота над его верхней губой, и то, что он ни разу не посмотрел ей в глаза. Совесть требовала от нее быть благодарной Уилласу, но она не чувствовала в себе никакой благодарности, только вину и неловкость за ее отсутствие.
Неожиданно ей подумалось — а каким мог бы быть этот первый раз с другим мужчиной — с тем, кого она сама даже про себя не смела назвать по имени. От этой мысли Сансу вдруг бросило в жар — так, что задрожали колени и резко вспотели ладони, и она была вынуждена, покачнувшись, схватиться за парапет. Что с ней? Почему эти мысли повергают ее в такой жар и трепет? Прекрати, сказала она себе строго. Прекрати. Ты женщина и мужняя жена, нехорошо думать о других мужчинах. Но мысли никуда не уходили, наоборот — они превращались в обрывочные, смутные картины, от которых жар внутри только усиливался. Это были не просто фантазии — воспоминания. Рука, державшая ее руку железной хваткой, тяжесть мужского тела, навалившегося на нее, пряди волос, касавшиеся ее лица, перекрученные узлы кожи на его щеке. Тогда в ней был только страх перед охватившим его безумием, которое могло вырваться на свободу и уничтожить их обоих. За этим страхом она не уловила в нем того, что начинала понимать теперь — он желал ее. Странно — она помнила умом, что от него воняло потом, кровью, блевотиной и вином, но она не помнила этих запахов, а вот воспоминание о том, как жесткий рот на мгновение прижался к ее губам в яростном напоре, наоборот, было таким явственным, что губы закололо, и она, не замечая этого, облизнула их, чтобы унять дрожь, но мимолетное ощущение собственного языка только распалило ее еще сильнее.
Чувствуя, что теряет власть над собой, Санса опять попыталась вернуться мыслями в свою первую брачную ночь. Вспомнились руки Уилласа, ласкающие ее тело. Он был нетороплив и нежен, но в этих прикосновения не было ни капли волнения или восхищения — он касался ее как мейстер, а не как любовник. При этом в нем чувствовалось упорство и неотвратимость в достижении цели, и он скоро преуспел в этом — Санса и сама не заметила, как стала дышать чаще, по коже побежали мурашки, бедра напряглись, а внизу живота словно что-то ожило и забилось, и с каждым мигом это напряжение все нарастало — новое, странное и почти пугающее ощущение. Но ее воображение оказалось упрямее, и снова увело ее от мужа.
Тот, другой, возможно — скорее всего, — не был умелым любовником. Скорее всего, его руки были бы жадными и торопливыми, даже грубыми. Но он касался бы ее по-другому — с дрожью желания, с восторгом, за который она была готова простить ему любые огрехи. Не говоря уже о том, что на ее теле не осталось бы ни одного места, который не стал бы добычей сначала его взгляда, а потом и рук. Эти мысли снова бросили Сансу в жар — так, что даже голова закружилась. Боги, да что это с ней? Она стоит на балконе, будто призрак, пугая часовых на стенах, и умирает от желания к чужому мужчине, в то время как ее законный муж мирно спит и не подозревает, что в мыслях его северная роза уже успела изменить ему. Сансе стало стыдно, но стыд быстро заглушило другое чувство — острая, всепоглощающая тоска. Все, что она тут себе вообразила — этого никогда не будет, сколько бы она ни думала и не мечтала. Она проживет с Уилласом всю жизнь — возможно, очень, очень долгую. Он подождет год, самое большее — два — а затем предъявит на нее свои права. И, пока один из них не умрет, она каждый вечер будет ложиться с ним в постель, и он останется ее единственным мужчиной. Неожиданно Сансе захотелось, чтобы это случилось побыстрее — несмотря на то, что первая брачная ночь не доставила ей удовольствия, может быть, следующие ночи, и дети, которые за этим последуют, заставят ее забыть об этих глупых фантазиях.
Санса резко развернулась и ушла обратно в спальню, сбросила туфли, и, забравшись под перину, обняла мужа, надеясь, что тепло и близость его тела отвлекут ее от мыслей о других объятиях. Уиллас зашевелился и проснулся. Его серые глаза были совсем близко, и Санса в очередной раз не смогла прочесть его взгляд. О боги, даже сейчас она думает о других глазах — как назло, тоже серых! Не думая, она быстро поцеловала Уилласа в губы — просто, чтобы отвлечься. Он смотрел на нее, слегка нахмурясь, словно не понимая, что происходит, а затем вдруг прижал к себе и поцеловал в ответ — неожиданно страстно. Внутри Сансы поднялось облегчение, но Уиллас вдруг резко отстранился и почти оттолкнул ее от себя.
— Не надо, Санса — хрипло произнес он. — Ты, может быть, не понимаешь, но мне тяжело выносить твои поцелуи. Не заставляй меня делать то, о чем мы оба пожалеем. Я обещал, и исполню обещанное ради блага нас обоих. Спи, жена. — С этими словами он повернулся к ней спиной.
Санса закусила губу — только не плакать, не показывать, какой она себя чувствует униженной, растоптанной… и развратной. Боги, что ей делать? Заснуть, как велел ей супруг? Мучиться мыслями и фантазиями? Чего она хотела добиться этим поцелуем? Она не знала — и никто не знал. Сансу грызло одиночество. На самом деле, ей было довольно, если бы Уиллас просто обнял и поцеловал ее, улыбнулся и сказал ей что-нибудь ласковое — например, что она ему дорога или что он рад, что женился на ней. А он… он хотел другого. Как и все мужчины. И он тоже — хотел от нее только этого. Нет, неправда. Санса знала, что это несправедливый укор. Тот с ней разговаривал — не так уж много и разговоры эти ее пугали до трясучки, но он хотя бы замечал ее, видел в ней человека, а не сундуки с деньгами и громкое имя. И он уж точно не оттолкнул бы ее вот так.
Непролитые слезы застряли комом в горле. Санса Тирелл натянула одеяло повыше и тяжело вздохнула — винить некого, кроме самой себя. В одном Уиллас прав — сейчас ей надо заснуть, а что ее ждет в будущем — кто знает.