Take me to Church

Вся церковь была погружена в полумрак; с улицы раздавался шум дождя, сквозь деревянные ставни едва просачивались маленькие лучи взошедшей на небосвод полной луны, да и те с трудом освещали хоть что-то; все свечи и канделябры были потушены, и лишь на одной-единственной свече, стоящей на алтаре, танцевало пламя свой последний предсмертный танец. Еще чуть-чуть — и она тоже потухнет, а вместе с ней и последние шансы на прощение и спасение. Кристиан внимательно осмотрела место, где она провела последние три года, и только в этот момент поняла, что за все это время церковь не изменилась: все те же скамьи из темного дерева, выставленные в ряд, все тот же небогатый интерьер, в котором единственной ценной вещью был алтарь с изображением богородицы, перед которым она, Кристиан, стояла сейчас, поникнув плечами. Когда она впервые перешагнула порог церкви, Сэмюэль сказал ей, что это место станет для нее вторым домом. Криста горько усмехнулась; старая церковь не была ей мила ни в начале ее пребывания в ней, ни сейчас. Ее благородный вид, ее умиротворяющая атмосфера — все это было не более, чем петлей, постепенно затягивающейся на шее, в то время как церковные песни были личным похоронным маршем. Двери церкви со скрипом открылись, и мужской силуэт появился на пороге. Маленькое, совсем крохотное пламя свечи сделала последнее движение, прежде чем осенний ветер окутал ее, одним лишь дуновением заставил потухнуть. Вот и все. Спасения не будет. А нужно ли оно, спасение? — Ты еще не устала молиться, монашка? — насмешливый голос и неторопливые шаги раздаются из-за спины, и Кристиан едва заметно вздрагивает. — Я думал, все это притворство тебе уже наскучило. Что, растеряла всю свою непокорность и смелость и решила обратиться к Богу пока не поздно? Эх, а я был о тебе лучшего мнения. Криста не сдерживается и резко разворачивается, вглядывается в лицо шедшего к ней человека. В ее карих глазах вспыхивает небольшой огонек злости и соперничества, а в зелени глаз вошедшего молодого человека, напротив, отражается веселье и озорство. Кристиан с неудовольствием думает о том, что Ирт не способен быть серьезным даже тогда, когда необходимо, но сразу же одергивает себя; она знает, что он может. Еще как может. Ему об этом, конечно, говорить не обязательно. — Предлагаешь бросить тебя и оставить на растерзание всем исчадиям ада? Делайн, ты что, тронулся умом? — Кристиан перенимает манеру общения Ирта и наигранно удивляется, вопросительно приподнимая бровь. — Я понимаю, у тебя уже долгое время не все в порядке с головой, но это было слишком. Ирт, к ее удивлению, не отвечает. Он подходит к ней вплотную, и они некоторое время стоят молча, смотря в глаза друг друга. Криста хотела бы вставить какой-нибудь язвительный комментарий, хотела бы подстегнуть Ирта, вновь насладиться этим духом соперничества между ними и вечными перепалками, как и много раз до этого, но не может: не находит слов. Ощущение приближающегося конца накрывает Кристиан, заставляет ощущать, как весь прежний запал утекает сквозь пальцы подобно песку. Ей никогда не хотелось такого конца, но еще меньше хотелось оставить Ирта одного среди непроглядной тьмы. Криста не находит другого решения кроме как резко обнять Ирта, отчаянно прижаться к нему всем телом, хватаясь за рубашку. — И все-таки ты совсем расклеилась. Или, может, ты просто неудачный двойник? Куда же подевалась прежняя Кристиан Вейлини? — Ирт глухо смеется, обнимая ее в ответ, но в его голосе уже нет прежнего веселья и насмешки. Криста не отвечает на колкость, лишь крепче обнимает его. Она уверена: он испытывает те же чувства, и ему тоже страшно от той неизвестности, что ждет их. — Криста, тебе не обязательно это делать. Ты же знаешь, что еще можешь отказаться, верно? — Знаю, но не откажусь. А еще я знаю, что все эти сопли не идут ни тебе, ни мне. И как мы только дошли до такого? Ирт, не выпуская Кристиан из своих объятий, чуть отстраняется от нее, наклоняется и целует в губы. Не так, как обычно — этот поцелуй очень короткий и через чур целомудренный, простое касание губ, но именно он заставляет Кристу замолчать. — Вейлини, совсем скоро мы исчезнем из этого мира и больше не сможем наслаждаться его красотами и обыкновенными людскими радостями, так что замолчи и не порти момент, — выдыхает Ирт в приоткрытые губы Кристы, обдавая их своим жарким дыханием. Она не сдерживается — притягивает его за шею к себе, вновь сливаясь с ним в поцелуе, уже более требовательном, более страстном, более привычном. Он пропускает ее длинные каштаново-рыжие волосы сквозь пальцы, сжимает хрупкие женские плечи, и она становится к нему еще ближе, мнет ворот его рубашки. В движениях обоих — нетерпеливость, ненасытность, вечный голод. Голод, который не утолит ничто, будь то хоть тысяча поцелуев и проведенных вместе ночей. Они с трудом отстраняются друг от друга и вновь встречаются глазами. Растрепанные волосы, смятая одежда под пальцами, сбивчивое дыхание и дикое, необузданное желание на двоих. Времени все меньше, но ни Кристе, ни Ирту нет до этого никакого дела. На пол летит помятая белоснежная рубашка, за ней — бесформенная роба и остальные вещи. — И после такого ты все еще допускаешь мысль, что я откажусь от своего решения? Серьезно? — Кристиан бесшумно смеется, проводя холодными ладонями по коже Ирта, по рубцам и шрамам. Он не отвечает — накрывает ее губы своими, увлекая в очередной поцелуй. Приятный, освежающий запах дождя и сырости смешивается с мускусным запахом пота, слишком резким, слишком неприятным, но смесь этих контрастных запахов — лучший аромат, который Криста когда-либо чувствовала. Кристально-чистые дождевые капли блестят на открытых окнах дома и подоконниках; прозрачные, но все равно грязные и мутные бусинки пота стекают по коже. Чистота и грязь. Невинность и похоть. Ирт шумно выдыхает, утыкается Кристе в шею, и ее тонкие пальцы впиваются в мужские плечи, так сильно, что еще чуть-чуть — и появится кровь, смешается с потом, образуя новый аромат, новое сочетание. Ирт думает, что рано или поздно он не сможет сдержаться и просто разорвет ее в порыве своей страсти, поддастся демону, спящему внутри него. Криста думает, что все происходящее — неправильно, порочно, грешно, что она поплатится за то, что нарушила все данные обеты. Оба думают, что, пожалуй, они заслужили ждущее их вечное забвение — клятвопреступница и одержимый, которые раз за разом делают маленькие шаги навстречу пропасти. Оба понимают, что следовало бы покаяться в своих грехах, прекратить это убивающее их безумие... но оба не могут остановиться. Криста откидывает голову назад, закрывает глаза и наслаждается происходящим, и это все так же неправильно, порочно, грешно. Ирт покрывает поцелуями бархат ее кожи — шею, ключицы, грудь, плечи — и довольствуется мыслью, что ее тело в его власти, что оно зависит от него, и это все еще борьба с животной, демонической страстью. Ей все мало. Она извивается, как змея, то отдаляется, то прижимается вплотную, и это сводит его с ума. Ему все мало. Он прикусывает чувствительные участки ее кожи, блуждает руками по всему телу, и это сводит ее с ума. Оба понимают, что пора остановится. Оба не могут. Оба чувствуют голод. Оба не могут насытиться, напиться вдоволь, чтобы прекратить эту пытку. Грязные, порочные чувства в очередной раз одерживают верх; скоро комната переполнится их чувствами, скоро под ногтями Кристы выступит его кровь, скоро губ Ирта коснется ее кровь, скоро их голоса сольются в унисон, и акт их порочной любви достигнет своего апогея. Сегодня это закончится, и они вдвоем упадут в холодные объятия вечного забвения, но это не имеет значения ни для Ирта, ни для Кристиан. Они лежат на холодном полу в ворохе одежды; голова Кристы покоится на груди Ирта, и он, пользуясь моментом, гладит ее по мягким волосам, перебирает их своей рукой. Вокруг них царит тишина, мертвое безмолвие — кроме них вокруг нет ни единой живой души. Тишину нарушают лишь стук сердец и тяжелое дыхание. — Знаешь, Ирт, хоть я и не раз говорила, что ты — самый невыносимый, раздражающий напыщенный идиот… — Кристиан приподнимается на локте, чтобы посмотреть в лицо Ирта. Голос ее звучит непривычно тихо, во взгляде проскальзывает едва заметная нежность, уголки губ подрагивают в улыбке. — Я еще ни разу не пожалела, что встретилась с тобой и ввязалась в эту историю. — И я тоже тебя люблю, Кристиан. Они вместе оказались в этой тонущей лодке, и теперь, когда стало слишком поздно, вместе пойдут ко дну.

***

В небольшой комнатушке пахло ладаном, лечебными мазями из самых разных трав и приторно-сладкими благовониями, дурманящими сознание. Лицо молодого человека скривилось в отвращении; подобный калейдоскоп ароматов наверняка был ему неприятен, и Сэмюэль был уверен: он с трудом сдерживал себя, чтобы не достать из кармана пиджака платок, пропитанный мужским одеколоном, и приложить его к носу. Вместо этого незнакомец лишь тяжело вздохнул и, не говоря ни слова, протянул сидящему напротив него Сэмюэлю фотографию девушки. Морщинистое, и без того немолодое лицо служителя церкви словно постарело на десяток лет, осунулось и помрачнело, стоило ему взглянуть на столь знакомую улыбку, на озорные искры в карих глазах. Прошло уже около двух месяцев, но кровоточащие раны так и не затянулись — Сэмюэлю стоило огромных усилий удержать взгляд на фотографии Кристиан. Улыбающаяся и жизнерадостная, облаченная в небесно-голубое шелковое платье и окруженная одуванчиками, Криста была похожа на добрую лесную фею. Священник печально улыбнулся: сразу же в памяти оживал ее звонкий смех и счастливые моменты, связанные с ней. Несмотря на охватившую Сэмюэля ностальгию, он не оставил без внимания то, что Криста была чуть ли не точной копией его неожиданного гостя. Не было никаких сомнений в том, что она и молодой человек, — кажется, он назвался Кристофером, — являлись близнецами. Конечно, они близнецы. И как он не заметил этого сходства раньше? У Кристофера были те же густые каштановые волосы с рыжеватым отливом, пусть и коротко стриженные; те же островатые черты лица, те же карие глаза, обрамленные пушистыми черными ресницами… только взгляд был иным. Кристиан смотрела так, будто бросала вызов всему миру, откидывая общепринятые правила и нормы, в то время как взгляд Кристофера был задумчивым, тяжелым и слишком серьезным. В глазах Кристы горело необузданное пламя, глаза же ее брата были лишены этого пламени и полны меланхолии. Он будто был где-то там, в чертогах своего разума, а не в реальном мире. Сэмюэль не переставал удивляться, как настолько похожие люди могут в то же время быть абсолютно разными. — Я пытался помочь вашей сестре, — виновато произнес он, разрезая тишину своим хриплым голосом. Кристофер сразу же встрепенулся, будто в самом деле вырвался из мира своих дум, и обратил взгляд на священника, с нетерпением и надеждой ожидая его ответа. От внезапного оживления Кристофера лицо Сэмюэля потускнело, из его морщинистых губ вырвался тяжелый вздох. Жаль, что он не сможет сообщить ему что-то хорошее: будет больно смотреть на то, как его лицо исказится гримасой боли и разочарования. Сэмюэль знал, каково это — терять близкого тебе человека. Знал и потому искренне сочувствовал Кристоферу. — Я пытался ей помочь, — повторил он, словно старался убедить самого себя в правдивости своих слов, — видит Бог, пытался, но у меня не вышло. Я делал все, чтобы наша обитель стала для Кристиан домом, пристанищем, тихой гаванью для ее мятежной души, но оказалось, что я зря старался. Сами посмотрите: мы живем в захолустье, где почти не бывает людей, и все дни до ужаса тихие, скучные и однообразные. Кого-то это может привлечь, но ваша сестра… — Моя сестра… Кристиан… что? Что она? — слова дались Кристоферу нелегко; было видно, — и слышно, — что он с трудом сдерживает себя, чтобы не дать волю чувствам и эмоциям, овладевшим им. Священник невольно восхитился его сдержанностью и в очередной раз отметил непохожесть близнецов. За все то время, что Кристиан пробыла под его опекой, он никогда не видел, чтобы она сдерживала свои подлинные эмоции. Или, может, он старался убедить себя в этом, в то время как все было абсолютно по-другому. Сэмюэль больше не был уверен в чем-либо. К горлу подступил ком, и ему стоило огромных усилий взять себя в руки и собрать мысли воедино. Он согласился рассказать Кристоферу все, что ему было известно, но и подумать не мог, что каждое слово будет стоить титанических усилий. — Она не была создана для такой жизни — думаю, вы и сами это понимаете. Слишком строптивая, непокорная и чересчур энергичная; ей постоянно не сиделось на месте, все искала что-то новое, необычное, способное разбавить ее скучную рутину ураганом событий… и ураган нашел ее сам, в лице странного незнакомца с непроглядной тьмой внутри, — священник заметил, как напрягся Кристофер, как изменился его взгляд. Сэмюэль отрицательно покачал головой, — не спрашивайте меня его имени, потому что я его не знаю. Кристиан хорошо хранила свои секреты и секреты этого незнакомца. Единственное, что я могу точно сказать, так это то, что он был одержим демоном, и ваша сестра вызвалась ему помочь. Полагаю, помимо помощи она также хотела узнать что-то новое от этого одержимого, но я не смею утверждать этого. — Это похоже на нее, — Кристофер кивнул. На мгновение священнику показалось, что уголки губ Кристофера дрогнули, и он слабо улыбнулся, но, тряхнув головой, Сэмюэль сразу же списал это на игры разума. — Конечно, Криста не могла просто так оставить этот феномен без своего внимания; ей всегда надо было удовлетворить свое любопытство, даже если это добром не закончится… — внезапно замолчав, Кристофер опустил взгляд в пол, над чем-то задумавшись, но почти сразу же пришел в себя. Сэмюэль был готов поклясться, что его охватили воспоминания минувших лет. — Так что же произошло дальше? Скажите… что с ней стало? — Я не уверен... не смею утверждать, как и говорил ранее, но… очевидно, тьма внутри незнакомца привлекла Кристиан, и простое желание помочь переросло в нечто большее. Стоило этой тьме поманить ее пальцем — и она пошла к ней, оставив нас позади. Теперь вы ее вряд ли найдете, если это вообще возможно. Сэмюэль вновь взглянул на фотографию Кристиан. Он был бы рад спасти ее, направить на верный путь, но у него не было и шанса. Она ушла, чтобы спасти угодившего в тьму незнакомца, вытащить его из этого омута, но в итоге сама с радостью нырнула туда с головой. Утонула, ни о чем не сожалея, пропала в непроглядной пучине вместе с ним, так и не оставив никому надежды на свое возвращение. — Мне жаль, Кристофер, но такова правда. Небытие во тьме оказалось для Кристиан желаннее жизни в согревающем свете.