А что сделаешь ты?

Ни в чем неповинный семейный ужин. Ох, как я давно его ждал! Я очень старательно сдерживался, чтобы не сцапать в свои загребущие лапищи какой-нибудь кусочек печенья и перебить весь аппетит на корню. — Поторопись, у нас щас котлетки! — кричит мама с кухни. — С макарошками? — спрашиваю я. — Нет, с пюреешкой! — добавляет ехидная маман, слыша, как я быстро топаю на кухню за священной амброзией. Состредоточённо набрав скорость уничтожения содержимого тарелки до уровня электровеника, я утолял желания моего разъярённого урчала, едва ли сам не урча от долгожданного насыщения. Но похоже, кто-то хотел до меня до#баться. — Парень. Пс, парень. Я оглянулся по сторонам с недовольным видом, желая сломать отвлекающему меня от трапезы лицо, но никого кроме маман у раковины не обнаружил. — Да я здесь, внизу! Послушно опустив взгляд, я... Как говорится, Олег немало удивился, когда к нему пришел енот, енот был удивлен не меньше - в его норе сидел Олег. На меня лупала драная горошинка. Горошинка, мать её. — Это ты меня зовёшь? — Естесна. Ты видишь здесь ещё один говорящий горох? В моем мозгу ожесточённо производилась работа мысли. Пора перестать пить энергетики. — Чего тебе надо? — Революция, чувак! — яро прошептал горох, — Они все хотят тебя посадить! — Кто "они"? — испугался я, вытаращив глаза. — Политиканы! Это все мировой заговор, иллюминаты, Путин, вся х#йня! — горошинке для убедительности размахивающих рук только не хватало. Я покосился на мирно моющую посуду маму - вдруг заподозрит, что я говорю с горошинкой-революционером? — И что мне делать? Я не хочу, чтобы меня сажали! У горошинки определённо был какой-то план. — Короче! Мы вполне можем подговорить людей тысчонку-другую, у меня есть связи в "Дяде Ване", — Хоть я и не видел, но отчётливо понял, что горох мне подмигнул. — этого вполне хватит! Сначала мирные митинги. Если общественности будет начхать - перейдем в наступление. У нас каждый будет сидеть жопой на вилке! — Продолжай, — заинтересованно кивнул я, состредоточённо жуя мамину котлету. — Потом переходим на штурм. Это будет бунд, бл#д! Перевёрнутые машины, разрисованные стены, лозунги - мы заставим властей посмотреть на нас! — А как эта группировка будет называться? — участливо спросил я. — Какая ещё группировка, будет тебе, — будто бы обиделся горох, — это переворот! Общественный бунт! Иерихон! — Где-то я это уже слышал... — Не важно! Так что, ты со мной, друг? Я подумал. Потом пожевал. Потом снова подумал, и снова пожевал. Какая вкусная котлетка... — Хм, ну давай, мне интересно, — нехотя кивнул я. — Что мне нужно сделать? — Для начала нужно избавиться от балласта. — Балласта? — Ну, вещей или людей, которые не дают сделать то или иное. Я опасливо покосился на маму. — Ну нет, она ж меня компьютера лишит, если я её убью, — несогласился я. Горох замолчал. Видимо, старательно обдумывал, что я сказал. — Но... Она разве не будет мертва? — наконец подал он вновь голос. — Ты плохо знаешь мою маму. — многообещающе повел я бровью. — Тогда принеси жертву! Это тоже хорошее привзношение! — нашёл выход горошек. Я задумался. Жертву? Какую жертву? — Например? — немного непонимающе переспросил я, отпивая чай. — М... Что ты любишь больше всего? — Доту, — не задумываясь, ответил я, даже воспрянув духом при упоминании любимой, хотя нехорошие подозрения только укрепились. — Значит удали её! Я замолчал. Надолго, как мне показалось, замолчал. Просто смотрел на этот круглый кусок зелёного п#дораса и не понимал, как он мог начать уговаривать меня на предательство. — А что насчёт тебя? — с вызовом спросил я. — Что ты будешь делать? — Я? — будто бы удивился он. — Я соберу народ! Устрою нам армию! И... И зачем тебе эта вилка? — Да так, хочу проверить кое что, — Процедил я сквозь зубы. — И что же это? — Как это, посадить жопой на вилку? Горошек не успел и слова сказать, как был безжалостно раздавлен. Эх, а ведь такая революция могла бы быть. Ненавижу горох.