по кругу

bother me, tell me awful things.

      Уи стряхивает пепел прямо в стакан, где на самом дне осталось немного виски, и, подперев рукой подбородок, заказывает следующую порцию. Официант косится недобро. У Коори взгляд пустой, не пойми куда устремлённый, и привычка сбрасывать пепел в стакан говорит явно не в пользу хороших манер клиента. Не хватало ещё, чтобы вразнос пошёл, если налакается окончательно, что при столь высоких темпах потребления спиртного случится достаточно скоро. Такие некрасивые «происшествия» даже в таком некрасивом месте не нужны. Стоит держать руку на пульсе.        — Пепельницу? — спрашивает официант бесцветно, прекрасно видя, что одна уже стоит на столе. У него бывали более изматывающие дни, более дурные клиенты и более нелепые попытки напомнить им о существующих нормах поведения. Но вид Уи, напрочь игнорирующего чужое обращение, уж точно входит в десятку самых пугающих. Странное дело. Красивый ведь. Достаточно молодой. А глаза — мёртвые.       Они поднимаются медленно, как будто Коори решил в кой-то веки снизойти до всей бестолковой суеты реального мира, и тогда-то становится действительно не по себе. Официант начинает жалеть, что лишний раз подошёл к столику, занятому совсем не того типа людьми, которые обычно коротают вечера здесь. Ну, что делать двум дорого одетым мужчинам в этой дыре почти на самой окраине Токио?       — Вторую? — Коори кривит губы в усмешке, призванной замаскировать пренебрежение под какое-то подобие дружелюбия. Так только хуже. Выражение каких-никаких эмоций при полном отсутствии жизни в глазах пугает сильнее, чем прямая угроза. — Я, кажется, не так много курю, чтобы не хватило той…       — Нет, спасибо, — спокойно перебивает сидящий рядом мужчина, для официанта тут же превратившийся из молчаливого свидетеля в самого настоящего спасителя. — Мы позовём, если что-то понадобится.       Уи хмыкает и откидывается на спинку стула. Достаточно комфортно. Правда, будучи абсолютно трезвым, он испытывал бы оправданное отвращение к царящему вокруг бардаку и старался бы свести контакт с ним к минимуму. А ещё — контакт с Таке Хирако. Потому что вот так, только по пятницам и только в сомнительных заведениях, уже осточертело встречаться.       — Таке, — притворной, удушливой лаской низкого голоса зовёт Коори, заправляя за ухо постоянно мешающую прядь, — из-за тебя я не успел заказать всё, что хотел.       — Всё, что хотел? Ещё пару литров чего-нибудь убойного? — Хирако не улыбается, он вообще не очень-то счастлив (и даже не счастлив совсем), но тон у него чуть мягче обыкновенного, и это даёт Уи тысячный повод подряд сомневаться в том, что всё идёт правильно. — Тебе хватит, Коори.       Уи мог бы протестовать, мог бы послать Таке куда угодно, но толку от этого? Проще промолчать и продолжить методично напиваться. Желательно так, чтобы на этот раз сил хватило лишь на путь до дома. До своего.       Коори снова и снова постигает одна и та же участь. По субботам он просыпается с Хирако, и смысла в этом никакого.       — А какая разница? — огрызается Коори лениво. — Чем я пьянее, тем тебе удобнее. Ну, знаешь, при нормальных обстоятельствах любовники из нас неважные.       — Тоже верно. И всё-таки тебе стоит сбавить обороты.       Хирако давно забыл, что это такое — находиться в нормальных, здоровых отношениях с кем-то. Их отношения с Уи походят на американские горки. Бесцельно, страшно и то безумно высоко, то практически у самой земли. От виражей и резких перепадов скорости тошнит, но в конечном итоге всё это даже могло бы быть весёлым, так что…       Перед Уи ставят новый стакан, и маленький цикл запускается. Коори опять неспешно пьёт, опять курит и совсем не смотрит на Хирако. Ему давно не интересно. Малышка Ихей была специалистом по таким взглядам в никуда. Тоже умудрялась за пару мгновений, не произнеся ни слова, заставить окружающих почувствовать себя до ужаса скучными. Наверное, Коори от неё этому научился. Или она — от него. Чёрт разберёшь. Хирако плохо помнит, как именно было раньше, а раз так, то и копаться в прошлом незачем. Достаточно того, что в хитросплетении минувших дней Уи его не любил нисколько и ждал кого-то другого. Ничего не изменилось. Уи по-прежнему не любит. Но раз в неделю, когда лопается всякое терпение, почти принадлежит ему.       — У нас с тобой долгая история, правда? — неожиданно произносит Уи и наконец-то переводит немного расфокусированный взгляд на Таке.       — Не такая уж и долгая. Скорее, нелепая, потому и кажется долгой. Слишком долгой.       «Нелепая» — удивительно мягко сказано, но Хирако привык обходить стороной ненужные конфликты и сглаживать все углы.       Когда лучшие из лучших начинают работать вместе, соперничества не избежать. Но Хирако, встретив Уи, почему-то не испытал ни малейшего желания поставить того на место. Во-первых, не было ясно, где же место Уи. Во-вторых, Хирако, очевидно, попался на обманчивую тонкость черт лица напротив.       Коори не выглядел как человек, способный безжалостно идти по головам. Он работал много, но очень чисто и тихо — в перепалки не встревал, подковёрных игр не вёл, со всеми оставался одинаково вежливым и иногда, шутя, мог сойти за вполне обыкновенного юнца. На него делали большие ставки, а Уи точно и не знал об этом — единственной достойной внимания похвалой считал ту, что исходила от Аримы Кишо.       Но на первом же задании маска, за которой скрывался Уи, дала трещину. Из тёмных провалов глаз наружу рвалось безрассудство. Суженный зрачок застыл. И Коори бросился вперёд так, словно не осознавал, что уязвим и смертен. Лёгкий, быстрый и гибкий, он был подобен ледяному лезвию катаны. Но прекрасна лишь та катана, что убивает. В другой красоты нет.       И Коори, наверное, понимал это не хуже других. Потому так отчаянно дрался. Потому заставлял себя идти до конца, несмотря на истинную слабость человеческого тела, которое так просто изувечить и сломать. Хирако оставалось только наблюдать. Коори не простил бы вмешательства.       Тяжёлый запах бойни, забивавший нос и глотку. Белый плащ, замызганный кровью. Встрёпанные волосы со склеенными бурым прядями. Обессилевшая рука, невольно выронившая оружие. И глаза, поблекшие в тот самый момент, как последний гуль перестал биться в агонии. Их Хирако запомнил надолго. Точнее — на всю оставшуюся жизнь.       Коори рухнул на колени, глядя в темноту, и перед тем, как опустить голову, улыбнулся. Страшная улыбка. Жестокая. Нечеловеческая. Вовсе не та, какой ждёшь от кого-то вроде Уи.       А через несколько секунд, когда Таке в спешке поднимал Коори, её уже не было. Были лишь размытые застоявшейся дождевой водой неоновые всполохи на грязном асфальте и дыхание, медленно вздымающее грудь Уи.       Ничего страшного тогда не произошло. Коори понадобилась всего пара дней, чтобы восстановиться. А Хирако — несколько лет, чтобы влюбиться окончательно и бесповоротно.       Теперь-то очевидного отрицать не приходится. Всё как на ладони. И от Уи ничего не скроешь.       Опустошив очередной стакан, Коори расслабленно подаётся вперёд к Таке. Влажные губы приоткрываются. Уи мягко выдыхает:       — Ты всегда был без ума от меня. Почему?       Хирако безразлично пожимает плечами. Действительно, почему?       — И даже если я, — продолжает Коори свободно, точно речь идёт о чём-то совершенно неважном, — никогда не был с тобой до конца честен, ты всё равно оставался на моей стороне. В сущности, ты меня совсем не знаешь, а я — тебя. И что это такое? Так ты себе представляешь идеальные отношения?       Перебравший Уи — серьёзное испытание для нервов, с каждым годом постепенно портящихся и приходящих в негодность. Благо, первоначальный запас прочности у Хирако был огромным, так что можно протянуть сегодня, завтра, послезавтра и ещё чёрт знает сколько. Заканчивать не хочется. Слишком рано. Таке Коори не готов отпустить. Да и не похоже, чтобы тот куда-то спешил.       Время в любом случае на исходе, и разойтись сейчас — всё равно что прыгнуть с крыши высотки за несколько минут до взрыва. То есть и так, и так — исход один. Но в первом случае на небо смотришь уже в падении, не успевая зацепиться взглядом за рваные кромки облаков. Которые впервые покажутся настолько прекрасными. Которые впервые заставят сожалеть.       — Так я представляю себе ошибку молодости, — честно отвечает Хирако, зная, что Уи ничем не задеть. Нельзя причинить боль тому, чьи чувства погребены вместе с телом Аримы Кишо. — Но она того стоит, да?       — Вряд ли, — Уи смеётся, прикрывая рот ладонью.       Тоже верно. Вряд ли.       На часах давно за полночь, и разномастная толпа посетителей, подгоняемая висящим на двери графиком работы заведения, ворча и ругаясь, начинает расходиться. Замученный официант, стоящий у барной стойки, обречённо смотрит на Уи. Думает, должно быть, как намекнуть засидевшемуся клиенту, что до закрытия осталось от силы минут десять. Хирако не любит доставлять проблемы незнакомцам. Особенно тем, что приносят выпивку и не имеют никакого отношения к кровожадным тварям, прячущимся в Токио.       — Ну, пойдём? — Таке достаёт из кармана бумажник, вынимает оттуда несколько смятых купюр и кладёт на стол.       Коори расправляет одну из них, надавив подушечкой указательного пальца на загнувшийся уголок, и, лукаво улыбаясь, заверяет:       — В следующий раз плачу я. Чётные недели твои, нечётные — мои. Помнишь?       Хирако испытывает странное облегчение. Не в деньгах ведь дело. Не в счёте за виски. Не в оплате вечно опаздывающего такси. Он не возражал бы платить каждую, абсолютно каждую пятницу, если бы только был уверен в том, что так оно и продлится до скончания дней, что уже на следующей неделе Уи не скажет «Я устал» и не предпочтёт бару и постели Хирако сверхурочную работу и свою постель.       — Помню. Конечно, помню.       Расплатившись, они выходят на улицу из прокуренного до синевы под потолком помещения. Есть ещё минут десять перед тем, как придёт такси, и как Уи отпустит себя и примется жарко целовать, игнорируя недовольство уставшего водителя. Потом всё опять полетит к чертям.       Коори зябко ёжится, и пиджак Хирако аккуратно ложится на его плечи.       — В конце-то концов, — немного насмешливо тянет Коори, косясь на Таке из-под отросшей чёлки, — не сопливую девчонку таскаешь на свидания. Можно и без этого обойтись.       — Согласен. Можно. Но я так хочу.       После громкого щелчка в темноте вспыхивает слабый огонёк. Уи, закуривая, улыбается одними уголками губ. Резкими тенями, словно начерченными металлическим пером, выделяются маленькие, но глубокие морщинки в уголках глаз. Возраст Коори не к лицу. Он не из тех, кто хорошеет с годами, но Хирако отчётливо понимает — это уже неважно, совсем неважно.       Прекрасна та катана, что убивает.       Прекрасно то, что ближе к смерти.       А Коори осталось совсем чуть-чуть. Он, если что, ни к какому «долго и счастливо» даже не стремится. Он, если что, похоронил себя вместе с Аримой.       Таке от абсурдности ситуации тянет горько усмехнуться. Вместо него это делает Коори, завидев резкий свет фар выехавшего из-за угла автомобиля.       — Представляешь, — Уи слабо дёргает Таке за рукав рубашки. — Мы несколько лет спим друг с другом, а я до сих пор не знаю пути к твоему дому. Потому что никогда…       — …не приезжал сам и не был трезв.       — Верно.       — Я расскажу тебе, как можно добраться. Приезжай. В будни. В выходные. В любое время.       Уи кивает коротко. Не приедет, разумеется.       Круг замыкается.