Чудо или О силе литературы

      Северус Снейп давно не верил в чудеса. Между нами говоря, магам верить в чудо куда сложнее, чем простым людям, но виноваты в этом они сами. Ну кто же добровольно будет тратить драгоценную возможность творить волшебство на банальные бытовые нужды, вроде мытья посуды, или, того хуже, на мелкие пакости школьным неприятелям? А они тратят. И радуются. Сами дураки, в общем.       На самом деле, потерять возможность верить, куда хуже, чем не верить вообще никогда. Потому что ты вроде и помнишь, что это такое — предвкушение настоящего чуда, когда сердце колотится, как бешеное, и голова идет кругом, и весь мир радуется и предвкушает вместе с тобой, но это чувство потеряло свою яркость, присыпалось пеплом времени и оставило вместо себя только ноющую тоску по несбывшемуся. Именно эта тоска пряталась глубоко внутри, за сарказмом, показной ненавистью к Поттеру — ну, в самом деле, за что его ненавидеть? За то, что его отец когда-то был сволочью? Парень-то ни при чем, и Северус это прекрасно понимал. Даже сочувствовал ему — немного, так, чтобы помнить, что это вообще такое — сочувствие. И любовь к Лили, ради которой он когда-то был готов совершать невозможное по несколько раз на дню, тоже давно выцвела, как детский рисунок, оставленный на палящем солнце.       Вот только Рождественская атмосфера Хогвартса каждый год будила в нем невнятные, полузабытые ощущения, из-за которых он перед праздниками становился просто невыносимым — я имею в виду, ещё более невыносимым, чем обычно.       — Вот он, единственный плюс смерти Дамблдора, — мрачно подумал Северус, глядя в камин поверх полного стакана с огневиски. — По крайней мере, меня никто не пытается вытащить в Большой Зал на этот глупый праздник и не напяливает на меня идиотские короны из праздничных хлопушек.       Единственной уступкой празднику была маленькая, практически не украшенная ёлка. После того, как однажды домовики поставили на каминную полку сверток с листьями заунывника, которые категорически нельзя нагревать, Снейп решил, что лучше уж поставить в угол комнаты бесполезное растение и не волноваться за редкие ингредиенты, чем воевать с глупыми эльфами. Бросив недовольный взгляд на дерево, зельевар замер. Под елью лежала книга. Она не была завернута в упаковку и с первого взгляда бросалась в глаза своей кричащей маггловостью — ярко-синяя обложка и оранжевый рисунок на ней. Северус подошел ближе и кинул в книгу несколько распознающих заклятий. Все чисто.       — Рикки! — рявкнул он. В комнате с хлопком появился домовик, который прислуживал ему вот уже без малого 16 лет. Сколько нервов он потратил в первые полгода, пока ему удалось приучить эльфа чётко отвечать на поставленные вопросы и не биться головой об стену при каждом проявлении его дурного характера — вспомнить страшно! — Рикки, кто прислал мне эту книгу?       — Рикки не знает, сэр! — мотнул головой эльф — Рикки её не приносил.       — Откуда же она взялась? — скептически выгнул бровь Снейп. — Не могла же просто появиться из ниоткуда.       — Хогвартс хранит много тайн, сэр. И иногда открывает их, особенно под Рождество — серьезно ответил Рикки и пропал.       Паранойю зельевара такое заявление, прямо скажем, ничуть не успокоило, а совсем наоборот. Однако, когда все проверки, которые пришли в его беспокойную голову, не дали никаких результатов, пришло время ему озадачиться. Судя по всему, это действительно была самая обычная книга, маггловская, невообразимым, чудесным образом очутившаяся под елью.       — С ума сойти. — подумал он, повертев в руках томик в мягком переплете.       — Действительно маггловская, первый раз слышу про Макса Фрая. Немец, что ли?.. Но это было совершенно неважно, поскольку вечер с неизвестной книгой, даже если она окажется полным разочарованием, гораздо лучше такого же вечера, но без книги. Северус сел обратно в мягкое кресло цвета крепкого кофе, подивился странному названию: «Большая Телега, ну надо же!», и открыл первую страницу.       Там было написано от руки, бегло и неразборчиво: «Все только начинается» — и больше ничего. Никаких разъяснений — что именно начинается, для кого, когда и зачем, и как в связи с этим я должен себя вести. Но этого оказалось достаточно, чтобы мы с внутренним скептиком дружно перевели дыхание, обнялись от полноты чувств, поерзали на ступеньке, устраиваясь поудобнее, и сидели так долго-долго, а потом Снейп перевернул страницу, убеждаясь, что это действительно конец рассказа, и раздраженно фыркнул: «Что за чушь с этим таинственным почтовым ящиком и глупыми записками? Это невозможно! Да и кто же обрывает рассказ так, на полуслове?», а потом сам себе возразил: «Нет, все правильно, так и должно быть, ведь для него действительно все только начинается…». От этой мысли он вздрогнул. Внутри него заворочалось нечто давно забытое, детское, светлое, похороненное много лет назад за ненадобностью. Зельевар хотел было отложить книгу, но зацепился взглядом за фразу «Все только начинается» и открыл следующий рассказ.       Про то, что ему вообще-то по возрасту уже давно положено быть взрослым серьезным скептиком, он вспомнил где-то в середине книги, прочитав историю о старике, которому предсказали, что он не сможет уехать из своей родной деревушки, и единственное его спасение — женщина с белыми волосами. Искренняя и давняя нелюбовь к пророчествам царапнула душу, заставила раздраженно нахмуриться и тут же развеялась — ведь это предсказание сбылось, так может, и ТО тоже, рано или поздно, так или иначе, иначе зачем эти пророчества вообще нужны?..       Начало следующего рассказа вызвало слегка грустную улыбку: Для человека, который считает, будто ему остро не хватает одиночества, есть предельно простой способ его достичь. Да ну тебя, в какую, к чертям собачьим, «пустынь», я о нормальном человеке говорю, а не о персонаже древнейшей мыльной оперы, которая за давностью лет обрела статус священного текста. «В пустынь» нынешний отшельник поедет на специально арендованном джипе, с трехкилограммовой фотокамерой и группой других искателей приключений, покоя и воли по сходной цене.       Мой вариант проще и дешевле, а эффект дает неописуемый. Достаточно приехать в пять утра в незнакомый город. Это всё.       Да ну, какая разница. В любой город, где у тебя ни дома, ни родни, ни друзей, ни даже любимых заветных местечек, зато наугад заказан отель, куда до полудня соваться бессмысленно. Ну вот, могу рекомендовать Варшаву, лично опробовал, получил по полной программе. Но, в общем, любой чужой город в пять утра — та еще пустынь.       — Идея-то неплохая, — решил он, — если вдруг смогу выжить в этой войне, обязательно так и сделаю.       Рассказ о девушке, которая якобы перемещалась между городами с помощью рисунков, искренне его повеселила. Какая-то волшебница решила посмеяться над доверчивым магглом, а он и рад поверить. «Надо просто смотреть на рисунок с любовью, но без алчности, как будто я уже там. Как будто бы любовь может что-то…». Тут он запнулся. «Может, и ты это помнишь, не так ли? И новые заклинания ради неё изобретал, потом уже почему-то не получалось, и вообще всё может». Снейп помотал головой и снова уставился в книгу, хотя желание выкинуть её в камин постепенно нарастало — она, словно гримуар некроманта, оживляла старые, совсем ненужные чувства. Дочитав последнюю историю, Северус внезапно понял, что завидует всем этим персонажам черной завистью, натурально черной, чернее его мантий и крепкого эспрессо. А по щекам почему-то текут слезы, хотя какие это слезы — так, тоска по чудесному выходит соленой водой, ведь он уже давно не плачет, после смерти Лили как отрезало, и вот надо же…

***

      Северус Снейп не верил в чудеса, но, когда Хагрид принес на руках мёртвого Гарри, мрачный зельевар, паря над замком, едва ли не впервые в жизни искренне взмолился: «Если там кто-то есть, пожалуйста, сделай с этим хоть что-нибудь!». А потом, кажется, смеялся сквозь слезы — пролетевший мимо Фред даже решил, чем это ему мерещится, потому что смеющийся Снейп — чудо похлеще мертвого Волдеморта… Ему вспомнился один из прочитанных полгода или целую вечность назад рассказов, в котором женщина давала очень хороший совет: «Просто перестаньте наконец держать себя в руках и начинайте дуть.», ещё раз искренне рассмеялся, а потом...