***
Спустя пару дней, Евстигнеев объявился в сети с привычным пятничным приглашением к себе. И как бы ни хотелось Ване поговниться немножко, помолчать обиженно, может даже в черный список кинуть для профилактики, но увидеться все-таки хотелось больше. Когда Ванечка появился на пороге квартиры, Рудбой больше всего напоминал нашкодившего кота, только грустно опущенных ушек не хватало. Светло нежно улыбнулся и просочился внутрь, отодвинув хозяина дома. То, что случилось тем днем, они так и не обсудили, но Ванечка полной мерой оценил старания Рудбоя загладить вину. Тот был непомерно внимательным и обходительным, подливал пива, соглашался смотреть отвратительный русский артхаус, касался обтянутой джинсой коленки, пододвигался ближе, параллельно успевая закидываться крепким алкоголем. Совершенно пьяные глаза Рудбоя. Его длинные татуированные пальцы на щеке. Яркий неон где-то на периферии зрения. Фаллена ведет, он не может оторвать глаз от Ваньки, в полумраке взгляд выхватывает тени длинных ресниц, пухлые влажные губы, светлую кожу. В горле першит желание коснуться языком, почувствовать вкус, вылизать своего Ваньку, прикусить, пометить, сорвать с него броню вечных оверсайз толстовок, футболок, маек и хуй-знает-еще-чего. Они не обсуждали свои недоотношения, позволяя всему плавно идти своим чередом, ведь главное, что взаимная симпатия есть, а усложнять всегда успеется. Не заходили дальше скованных невинных поцелуев на прощание или робких касаний сквозь одежду. Но сегодня взгляд Рудбоя абсолютно шальной и голодный. Он смотрит на Ванечку так, что позвоночник пробирает холодом. А спустя мгновение, пододвигается ближе, наваливается, опрокидывая Светло на спину, придавливает горячим, влажным, абсолютно восхитительным собой. Ванечка стонет, прогибаясь, притираясь как можно ближе. Евстигнеев покрывает его лицо мелкими поцелуями, забирается руками под футболку, гладит, ощупывает шею, зарывается в волосы, тянет, пропуская пряди сквозь пальцы. Больно прикусывает щеку, сразу же мокро зализывая уязвленное место. Светло кажется, что у него сейчас просто случится сенсорная перегрузка, он несдержанно скулит прямо в поцелуй, слегка отодвигая Рудбоя от себя, приподнимается на локтях, стаскивая с себя влажную футболку. От такого Ваньки срывает тормоза, Светло обхватывает его за шею, скользит ладонью в красные пряди, про себя отмечая, какие они восхитительно мягкие. В голове блаженная пустота, единственное, на что он сейчас способен – хрипеть в чужие губы что-то отдаленно напоминающее «хочу-хочу-хочу тебя» и отвечать, прижимаясь, пытаясь стать еще ближе. Жесткая ткань толстовки Рудбоя неприятно натирает соски, Ванечке хочется помочь снять ее, сделать что-то, коснуться, но Евстигнеев крепко и больно держит его запястья, второй рукой расстегивая узкие штаны, приспуская белье и на пробу проводя пару раз по полутвердому члену. Ванька растерян, ему явно неудобно и от этого внутри закипает злость, он почти рычит: – Руки над головой, – и отпускает Фаллена, уже полноценно спуская с него джинсы, спускаясь поцелуями вниз. Сосать Рудбой откровенно не умеет и осознание факта, что Ванечка у него такой первый, взрывается внутри скручивающим внутренности возбуждением. Ванька пытается насадиться сразу глубоко, ожидаемо давится, царапает зубами, заходится кашлем. Светло хочет сказать, что все хорошо, что Рудбой замечательный и спешить не надо, но слова комьями застревают в горле и он тянется погладить щеку Ваньки, пальцем ощущая влажные дорожки слёз. – Руки, – почти отчаянно хрипит Евстигнеев. Ваня хочет прекратить всё это, объяснить, что незачем форсировать события, что можно для начала обойтись взаимной дрочкой или вообще полежать рядом, но Рудбой вытирает лицо ладонью и повторно насаживается на член. На этот раз у него всё получается просто отлично. Ваня будто тонет в алом мареве, горячий рот выбивает все связные мысли, вокруг пульсирует неон, Светло успевает мельком подумать о том, как хорошо было бы включить свет, увидеть Ваньку, коснуться, рассмотреть… И неожиданно даже для себя кончает, не продержавшись и пары минут. Все тело ощущается, как подтаявшее желе, голова Рудбоя на бедре тяжелая и горячая, компьютер давно перешел в спящий режим и музыка стихла, тишину нарушает только громкое тяжелое дыхание. Ванечке просто до одури хорошо, и он хочет, искренне хочет, чтобы и Евстигнееву с ним было так же, но, когда Ванечка пытается поднять подол розовой толстовки, едва успев мазнуть кончиками пальцев по горячей влажной коже, Рудбой отшатывается, будто очнувшись. Вытирает ладонью уголок рта и отодвигается, поправляя челку. – Не надо. – Почему, Вань? Что не так? – Светло потеряно поднимает свою футболку, натягивает на еще не остывшую кожу, застегивает джинсы. Рудбой залпом опустошает остатки минералки, уже наверняка теплой и мерзкой. Его кожа влажно поблескивает, волосы слиплись мокрыми прядями. Он молчит. Садится за стол, щелкая мышкой, чтобы вывести технику из сна. Светло ощущает себя потерянным и брошенным. Его, уже теперь точно его, красивый и возбуждающий Ванька не разрешает к себе приблизиться, да и вообще отшатывается так, будто ему противна сама мысль, что Фаллен будет его касается. Отправив пустые коробки и бутылки под кухонный стол, по пути назад Ваня заходит в ванную вымыть руки и неосознанно упирается взглядом в стену над умывальником, чтобы заодно поправить взлохмаченные волосы, но зеркала нет. Точно так же, как и в прихожей или на дверцах шкафа. Он возвращается к Ваньке, пытаясь разрядить атмосферу шутками о вампирах, «Сумерках» и пораженно застывает на пороге – в гостиной темно, Ванька комком свернулся на слишком узком для него неразложенном диване и отвернулся к стене. Места для двоих точно мало и, не сумев никак иначе трактовать такой очевидный намек, Ванечка давит в себе глупый порыв сказать что-то или поцеловать на прощание, уходит, удостоверившись в том, что замок на входной двери плотно защелкнулся.***
Рудбой приезжает, стряхивая капли дождя с пепельно-седых волос, они лампово устраиваются на диване в гостиной Светло, смотрят турнир под пиво и уже традиционно с ловкостью ниндзя избегают неловких тем. Ванечка, разомлевший в объятьях Евстигнеева, не сдерживается от того, чтобы высказаться: – Зачем перекрасился, а, дядь? Рудбой только пожимает плечами в ответ, а Ванечку несет дальше: – Тебе, конечно, и с красными хорошо было, и так зашибись, надеюсь дожить до голубых, будешь моей Мальвиной, а потом тебе еще каре сделаем. За что мне только такой красивый мужчина достался, – смеется он и лезет к Рудбою на колени, ластится как кот, чмокает в нос, пытается перейти к губам и тут же недовольно шипит, когда горячие руки его отодвигают. – Ну что такое? Рудбой скривился: – Да, сука, хватит ёрничать. Заладил со своим «красивый», у меня зрение хоть и достаточно плохое, но я, блядь, не слепой! Заебал со своими шутками, не нравится, что я носатый гопник и облезлая мышь – вали нахуй, а сарказм свой… Лицо Ванечки словно каменеет, он пораженно переводит взгляд с Рудбоя на свои дрожащие руки, комкающие подол чужой футболки, и обратно. – Дядь… Ну ты совсем охуел? Какой сарказм. Я же от чистого сердца. Ванька… Ваня… Светло растерянно замолкает, Рудбой откидывает голову на спинку дивана и смотрит в сторону черного провала окна, отворачиваясь от приглушенного светла торшера. Ванечка прижимается ближе, обхватывает руками плотное напряженное тело, проводит носом вверх по шее, задевает серьгу, зарывается в волосы. Евстигнеев чисто выбрит – одно удовольствие касаться поцелуями гладкой линии подбородка, скул, щек. Ванечка снимает с Рудбоя очки, гладит по лицу, прижимается короткими нежными поцелуями, перемежая их шепотом. Тянется к замку толстовки, Ванька дергается, но видит раскрасневшегося, такого открытого и теплого Светло и кивает ему, закрывая глаза. Ванечка расстёгивает молнию, проводит руками по дорогой ткани футболки на груди, помогает стянуть рукава и отбросить худи в сторону. Он впервые видит его руки, ни на одной фотке, ни на одном видео, никогда и никто не видел его Ваньку без брони, без огромного черного балахона, без зубастой маски на лице. Завораживающее сплетение темных пятен татуировок и старых побелевших вздутых шрамов. Светло обещает себе обязательно рассмотреть и поцеловать их все, но сейчас трепетно касается кончиками пальцев, обхватывает предплечья, с нажимом проводя по ним, гладит локти, плечи, задирая рукава футболки. Порывается снять и ее, но Рудбой отрицательно мотает головой и Ванечка тянется к поясу мягких домашних штанов. Светло стекает на пол и стягивает спортивки. У Рудбоя ровные стройные ноги, точно так же забитые десятками татуировок. Ванечка легко проводит пальцами по шрамам около паха, обводит очертания члена под бельем, ведет по бедрам вниз, трогает аккуратные колени. Наверно, именно в этот момент или немного раньше понимает, что это конец, шутки закончились. Рудбой – не просто интересный чувак с имперской тусовки, не мимолетное увлечение, не дружба с привилегиями и не дрочка по пьяни – это что-то глубокое и темное, терпкое, вязкое, и он тонет в нем, забывая как дышать. – Открой глаза. Разве ты не видишь, какой ты…? – Уродливый. – Охуенный! Ванька, ты охуенный. Ты настолько охуенный, что… – Ванечка запинается, ловя на себе пристальный взгляд почти черных в полумраке глаз. – Что я хочу быть с тобой, спать и просыпаться вместе, терпеть твои полуночные стримы и нелюбовь к видеозвонкам. Да нахуй эту ванильную хуйню, сам всё знаешь, я готов даже разрешить тебе тетешкать Гришеньку, а эта честь, поверь, мало кому доступна. Что-то я совсем чушь несу… – расстроено стихает Светло, проклиная себя за неумение четко высказать такие важные слова в нужный момент. Проскальзывает руками под футболку, касается напряженного подрагивающего живота и наконец-то склоняется над пахом Рудбоя, вбирая напряженный член в рот. Ванька дышит тяжело и часто, то хватаясь за руки Фаллена, то запуская ладони ему в волосы, то закусывая ребро собственной ладони, чтобы не стонать. Он хочет предупредить, что уже совсем близко, но Ванечка своенравно игнорирует эти попытки и ловит оргазм губами, прижимая влажные дрожащие бедра к дивану, вылизывает живот, поднимается к лицу Рудбоя, чтобы еще раз чмокнуть того в нос. – Я сейчас, – голос сиплый и от этого тембра, еще не до конца опавший член Евстигнеева дергается. Светло шлепает босыми ступнями по паркету и через несколько секунд раздается мерный шум воды в ванной. Ванечка находит голого и дрожащего Рудбоя на кухне, тот нервно курит уже третью подряд, стряхивая пепел в стакан, косточкой ноги под столом поглаживает теплый кошачий бок. Сейчас бы пошутить про смешные низкие белые носочки, но Светло молча закрывает форточку, накидывает огромное чистое полотенце на спину Ваньке и обнимает его: – Ты идеальный, я люблю тебя. Мы справимся. Иди в душ, а я пока постелю. Рудбой поднимается, закутывается в ткань и слабо улыбается. У него подпухшие мокрые глаза, он касается губ Ванечки легким поцелуем и послушно уходит в ванную, настенное зеркало наспех завешано красной антихайповской футболкой.