Во что бы то ни стало

      Люксембург никогда не любил говорить. Слова в момент произнесения обесценивались для него. Поэтому он писал. Как только случалось что-то вызывающее в нём бурю самых разных чувств, выворачивающие душу наизнанку, или не происходило ничего и душа покрывалась слоем пыли он писал.       О-пус-то-ше-ние.       Именно его он ощущал с последней точкой. Именно его так не хватало Лауре. Сестрёнка при необходимости выговориться, но нежелания кому-то открываться говорила со стенами. Но от стен твои мысли рикошетят в тебя и ты снова в них погружаешься. Ещё глубже, чем до этого. Бумага же поглощает в себя всё, что ты хочешь сообщить.       Часто он писал письма. Историческим личностям, другим странам, себе из прошлого, себе в будущие, себе несуществующему. Иногда послания получались длинными, иногда отрывочными, короткими. Адресаты, конечно, ничего не знали. Все написанные письма Генри сжигал сразу же после написания.       Все, кроме одного.       Он написал его ужасно давно. Но оставил. Сжечь его было бы признанием в собственном бессилии. Он его спрятал и забыл о нём. Конечно,иногда он ощущал укол памяти, может быть, совести, но Генри был слишком сдержан, чтобы сорваться на поиски.       Сейчас оно нашлось. Случайно, на чердаке. Листок бумаги, в какой-то старой книге. Оно хотело быть прочитанным. Генри не хотел, но чувствовал, что почему-то должен. Должен признаться самому себе. Руки дрожат, кажется, что за тобой кто-то следит, каждый шорох громче в тысячи раз. Генри выдохнул.        Жюлиет!       Я пишу, потому что больше нет сил. Это чувство дикое, необузданное. Как я рад, что ты никогда не прочитаешь это, никогда даже не узнаешь об этом письме и никогда не узнаешь о моих чувствах. Так лучше. Может быть.       Я не знаю, как это назвать. Наверное, это любовь. Но любовь - слишком простое определение этого чувства. Оно больше. И это… прекрасно. Правда. Но и ужасно. Оно гложет меня. Днём и ночью я пытаюсь понять его природу. Все мои поиски тщетны. Каждый раз, когда я почти у цели оно оборачивается новой гранью. Как ты. Я уже перестал считать свои попытки разгадать вас.       Это игра затянула меня. Поначалу я думал, что легко прекращу. Но ты настолько не хочешь быть разгаданной. Настолько хладнокровно, безжалостно достаёшь козыри. Жюли, я задыхаюсь. Умираю. И я бы с радостью умер от твоего взгляда. Пусть это звучит омерзительно пошло, но я даже это не могу. Жаль.       С каждым днём это усиливается. Должно быть это путь поэта - влюбиться в идеал, который никогда не ответит тебе взаимностью. Каждую секунду я думаю, как можно избавиться от этого.       Всё, что я могу - молчать. Пусть это всё сложнее и сложнее, я не боюсь сорваться. Кто мне поверит? Я сам себе не верю. Я буду молчать. Только, пожалуйста, не будь так беспощадна.       Он сожжёт его. Непременно. Не сегодня. И пусть когда-нибудь он сгорит сам, но уничтожит его и это чувство тоже. Во что бы то ни стало.