Hope, Trust and Love

Ту роковую ночь в Блэквуде не забыл никто из них. Прошло два года со смерти Ханны и Бэт Вашингтон. Прошел год с тех пор, как в горах пропал Джошуа Вашингтон. Тогда Майк потерял палец, а Джессика — всю свою наносную стервозность, превратившись в зашуганную, трясущуюся от каждого шороха невротичку. Ночь, после которой Крис потерял лучшего друга, а вместе с ним — спокойный сон, ощущение твёрдой земли под ногами и всякую возможность жить дальше. Тогда, казалось, Крис как никогда сблизился с Эшли. Он так наивно полагал, что влюблен в неё. Злополучная ночь расставила всё на места. Эшли была бесспорно милой. Чуткой. И, в целом, просто чудесной девушкой. У неё была трогательная улыбка и тёплый взгляд, которые заметно потускнели, приобрели фальшь после всех тех событий. Но отнюдь не их Крис видел всякий раз, когда закрывал глаза. Не её смех был таким громким и заразительным. Не её улыбка так потрясающе сияла. Не за ней Крис потащился бы на окончательно перекрытую для отдыхающих гору, вооружившись наставлениями, амулетами и какой-то травкой от шамана, ворохом сомнительной достоверности информации из интернета, фонарём и самодельным огнемётом, имея примерно пятипроцентные шансы найти искомое. Не её искал бы на протяжении двух недель, вздрагивая от волчьего (и, как ему казалось, не только волчьего) воя где-то вдалеке. Не её забрал бы домой и не на неё тратил бы столько сил, времени и денег, покупая мясо и успокоительные травы тоннами. Однозначно, не её. Не её, а лучшего друга, только потеряв которого Крис осознал, что он уже давно никакой не грёбаный лучший друг. После исчезновения даже самого-самого лучшего друга жизнь не делится вот так вот на «до» и «после», в котором «после» — бесцветное существование, щедро приправленное липкими ночными кошмарами и сожалениями. То, что из неё исчезает один человек, не должно лишать её всякого смысла. Но так и произошло с Кристофером, сердце которого остановилось в ту ночь и забилось лишь в ту, когда он, прижатый к полу заброшенной психлечебницы сильными когтистыми руками, услышал свистящее через дыру в щеке «Кхриииис» и заплакал от облегчения, прижав к себе дрожащего, невозможно худого и грязного Джоша, заливающегося горестным, тоскливым воем, вцепившегося в его плечи с едва узнаваемыми «Не уходи», «Крис», «Вернулся». Тогда он даже не представлял, через что придётся пройти, буквально учась жить заново, но был уверен — чего бы ему это ни стоило, он вернёт своего Джоша. И больше никогда его не покинет. Когда он надел на Джоша амулеты, тот замер, перестав выть, и обмяк, монотонно, словно сквозь сон, бубня что-то невразумительное. В этом его состоянии он послушно сжевал весь мешочек неведомой шаманской травы, едва-едва морщась, и запил всё бутылкой воды, хотя и не без помощи со стороны Криса. Смотреть на это было… неприятно. Влажная трава прилипала по краям дыры в щеке, а то и вовсе вываливалась на пол комьями неаппетитной массы болотного цвета. Вспоминая, Крис даже поразился, как от комбинации этого зрелища, окружающей затхлости и общего настроения он тогда не блеванул, но что было то было. До машины Джоша пришлось едва ли не на себе нести, так сильно его разморило. И тогда, когда Крис попытался поднять друга и понял, что может удержать его одной рукой без всякого усилий, когда ощутил под пальцами обтянутые кожей кости через грязную, оборванную одежду, что-то важное внутри, натянутое, как струна, оборвалось, больно хлестнув по всем чувствам сразу. Он не помнил, как добирался. Но помнил, как не смог отстранить от себя Джоша, который вцепился в его куртку как утопающий в спасательный круг. Разомлевший от жара тут же включенной в машине печки, он свернулся калачиком на переднем сиденье, подогнув ноги-палки к груди и устроив грязную голову со спутанными волосами у Криса на бедре, всё так же цепляясь в край его куртки. В какой-то момент раздалось урчание. Джош, сука, урчал не как кот, а как маленький трактор, а бедро Криса промокло от вытекающей из прорехи в лице слюны, но у парня уже не хватало эмоций и сил на это всё. Уперев руки в руль и спрятав там лицо, он тихо плакал. Иногда замирал, чтоб послушать урчание и сиплое дыхание, и снова плакал, припадочно дрожа. Джош жив. Джош рядом. Крис нашёл его. Всё наладится. Всё образуется. И, в конце концов, всё будет хорошо. Главное — жив. Главное — рядом. Всё остальное поправимо деньгами, временем и усилиями. Их общими усилиями. *** Джоша уже не нужно было заковывать в цепи, страшась припадков и агрессии. Но и всё ещё нельзя было забрать в кровать, потому что он, едва его сознание прояснилось, начал избегать всякого контакта. Опасаясь, что может покусать Криса, поцарапать или ещё как-то навредить. Стесняясь показывать, как от незамысловатой ласки в виде массажа головы у него блаженно закатываются глаза и вырывается из груди довольный рокот. Но Крис не приветствовал никакого отдаления. Год, полный бессмысленности, уныния и горечи, выбил из него подростковую робость и мягкость. Он пёр как танк, не зная ничего, кроме конечной цели. — Если ты не будешь есть, я буду кормить тебя с рук, — строго нахмурился Хартли, демонстративно доставая из кастрюли и подкидывая в руке кусок свежего, влажно хлюпнувшего в ладони мяса, остро пахнущего теми самыми шаманскими травами, поставку которой пришлось организовать из далёкой Индии. На вкус они были как перец и что-то отвратительно-горькое. И да, прежде, чем давать другу какую-то дрянь, он эту самую дрянь пробовал на себе. Джош, всё ещё отказывающийся разговаривать из-за того, что большинство слов коверкались и жевались во рту, полном острых зубов, смотрел на него решительным и отчаянным взглядом, на который Крис не повёлся. — Или просто буду это в тебя впихивать. Тебе нужно есть, Джош. Лучше с моих рук, чем мои руки, — криво усмехнулся Крис, слыша гневный и вместе с тем весёлый фырк. Они оба достаточно отчаялись и устали от всего этого дерьма, чтобы начать горько посмеиваться над что ни на есть дряной ситуацией. Джош неспешно потянулся к кастрюле, придвигая её к себе, и махнул Крису на дверь. — Чувак, я не уйду из своего гаража только потому, что ты стесняешься при мне жрать, — хмыкнул Крис, скептически приподнимая бровь, и получил в ответ ещё один острый взгляд. — Да, видок это специфический, но я, знаешь ли, закалённый. Давай уже, не тяни. Джош гневно фыркнул и коротко взвизгнул, но забрал из рук Криса мясо и, обнюхав, поморщился, однако сунул его в рот. Он то и дело косился на Криса, но тот словно и не замечал этих взглядов. И что-то в Джоше, возможно, душа, в которой всё ещё хранились и лелеялись воспоминания о том времени, что было задолго до всего этого дерьма, протяжно выло от боли. Он помнил, каким был Крис. Такой… приветливый и остроумный гик. Самый дружелюбный и чуткий парень на курсе, и только грёбаным чудом и из-за собственной скромности он умудрился не быть захапанным какой-то предприимчивой и активной девчонкой вроде Сэм. Он… сильно изменился за год. Черты лица заострились. Исчезла эта его заискивающая улыбка. Её сменила усмешка с затаённой в уголках губ горечью. А дикая усталость во взгляде морозила до мурашек. Это… давило. Становилось поперёк горла. Снова и снова пробуждало в нём ощущение неправильности и горького сожаления. Оно было даже более горьким, чем эти долбаные травы. Крис, кажется, даже не моргал, наблюдая, как толстый кусок мяса просто исчезает в чужом рту. Джош не жевал. И ленился терзать мясо на куски. Он его глотал. Целиком. Как змея. Горло его при этом причудливо сокращалось, а невозможно длинный для человека язык пропихивал мясо дальше в глотку. Его очень тянуло пошло пошутить на эту тему, но, к своему ужасу, он не мог относится к новым особенностям организма своего лучшего друга беспристрастно, это грёбаный пиздец. Он всё ещё чувствовал обжигающий, как пощёчина, стыд, памятуя о том, как всё же решился покормить этого гада с рук. И как эти же руки не смог высвободить из железной хватки, пока их не вылизали дочиста, проходясь нереально длинным языком между пальцами, преданно заглядывая разноцветными глазами в ошалелые глаза Криса. Как потом этими руками, будто в горячке, лихорадочно и грубо дрочил в ванной, лишь только заперев дверь и приспустив штаны, путаясь в белье, как какой-то подросток. Представляя раскатанные по члену губы. Длинный язык, скользящий вдоль набухших вен. Так же сжимающееся на его члене, влажное, пульсирующее горло, податливо пропускающее глубже. И блядский расхристанный взгляд из-под тёмных ресниц, который моментально довёл Криса до разрядки. Он, блять, дрочил и плакал, чувствуя, как проваливается в ад за всю эту херь. За дикое и беспощадное к его морали и нравственности желание трахнуть своего лучшего друга-вендиго в рот, в то время, когда этот лучший друг ведёт себя подобно домашней зверушке и до сих пор ловит страшные глюки, которые только отчасти притупляют травы. Он до сих пор был в ужасе от навязчивых, зудящих в сознании желаний. Для их притупления Крис порывисто обзавёлся своей «травкой». Но он не решился обдолбаться этой хернёй. Попробовал чуть-чуть. Явился к Джошу в облюбованный им гараж, в котором решил держать Джоша первое время «адаптации» и из которого потом вытягивал в дом клещами. Кажется, Джош узнал запах. Он зашипел, влез на потолок и при попытке его снять залился гневной и явно нецензурной тирадой, отчаянно брызгая слюной, хотя до этого активно ластился. В нём было столько тоски, что Крис просто не смог попробовать ещё раз. Не ценой доверия Джоша. — Медленнее, — прищурился блондин, когда под его взглядом Джош всё-таки поперхнулся пятым или шестым по счёту куском. Выставив средний палец, вендиго затолкал в себя последний кусок и завалился на спину, сыто облизываясь. Старый диван угрожающе заскрипел, но сломанные ножки второй раз не сломаются, так что опасаться можно было только разве что внезапно прорвавшей обивку пружины. Да, они снова сидели в гараже. Ибо диван засрать уже было давно не боязно, а Его Величество изволит откушать полулёжа, чтоб после еды валяться, расслабляться и сыто урчать. До недавнего времени — уложив голову на колено Криса. А сейчас даже ноги на него не закинул — вжался куда-то ближе к углу. И виновато отводил глаза, зная, что Крис прожигает в нём дыру тяжёлым взглядом. — Ты же знаешь, что я не буду всё это долго терпеть? Джош недоуменно нахмурился. Правдоподобно, будто и вправду не понимал, о чём это Крис говорит. — Ты от меня шарахаешься, а когда я не смотрю — долго и виновато смотришь в затылок, словно нашкодивший щенок. Крис не прогадал — взгляд вендиго тут же устремился к нему. С затаённой тоской на глубине. С проступающей вперёд всего воинственностью. — И не надо мне тут зубоскалить. Как только найду специалиста, который согласен будет без лишних слов заштопать тебе щеку, у нас будет серьёзный разговор. Даже не один. И, блять, если всё потому, что ты боишься меня поцарапать или покусать — я тебе башку откручу. Я осознавал риски, когда тащил домой клыкастую, зубастую зверюгу с пунктиком на всевозможное мясо, которым в конечном итоге мог стать и я, и меньшее, что меня должно пугать — то, что ты, вполне уже разумный, тяпнешь меня разок за пальцы из вредности. Сердито и жалко тявкнув, Джош отвернулся, показывая, что диалог окончен. За его спиной послышался тяжёлый вздох. Пружины внутри дивана с тихим скрипом выпрямились, уже не сжимаясь под весом Криса. Лязгнула подобранная кастрюля. И только у самой двери, когда Крис закрывал её с той стороны, а Джош чуть повернул голову, бросая на неё короткий тоскливый взгляд. Всего на миг, перед тем, как дверь закрылась, их взгляды пересекаются. Робкой надежде на благополучие хватило бы и меньшего, чтоб полоснуть по душе своими хрупкими крыльями.