Извини, что мои города далеко от твоих берегов

Взгляд опять цепляется за неё, за её пушистые, постоянно взъерошенные, волосы, за теплый взгляд глаз, что мягко скользит по цветам вокруг. Весна. Она смеётся с подругой стоя у дерева, что-то ей рассказывает, активно жестикулируя. С ней она мягкая, спокойная и… такая домашняя. Кто она? Подруга подруги друга. Слишком сложно. — Как её зовут? — киваешь на девушек, замечая несколько растерянный взгляд друга, который поворачивая голову, расплывается в улыбке. — Это же Ариана, Гел, — отвечает однокурсник, чья глупая улыбка могла отправить его в отделение для умалишённых. — Не смей засматриваться на мою будущую девушку. Невольно закатываешь глаза. — Она об этом знает? — усмехаешься, издеваясь над Карлом, чей ярый взгляд говорит довольно красноречиво. — Я не про неё, я про её подругу. — А, это Т/И Т/Ф, учится на седьмом курсе, — хмуро произносит ещё тот малолетний ловелас. — Она хоть и интересная, но холодная стерва. Тем более, старше нас, хотя я бы с ней ночку провёл, поразвлекались бы… Т/Ф оборачивается, как будто чувствует, что о ней говорят. Смотрит прямо в глаза, совсем не ласково, а строго и даже агрессивно, это видно по тому, как вздернут её подбородок. Она смеряет тебя взглядом и надменно усмехается, но это лишь личина. Т/Ф отворачивается, мягко проводя указательным пальцем по ямке на шее — неловкость, хотя и капельку наигранная. — Значит, Т/И… *** Девушка встаёт с травы, отряхивает подол платья, да так увлечённо, что не замечает, как из сумки выпадает книга и коробочка Друбблс. Надо было бы пройти мимо, просто указав на это, но какая-то часть ещё оставшейся совести, заставляет подойти и поднять эти мелочи. Друг тащится следом. — Это твоё, — наклоняешься, беря в руки, вовсе не учебник, а дневник Левины Монаштейн, заинтересованно разглядывая обложку. — Я такая неуклюжая, — усмехаясь, говорит девушка, и поднимает голову. Улыбка медленно сползает с её лица, когда ваши взгляды пересекаются. Ты был готов поклясться, что на какое-то мгновение, время словно остановилось. В таком случае, обычно говорят, что «между ними вспыхнула искра», но какая это к чёрту это была искра? Лесной пожар! А если и искра, то она лишь явно послужила причиной того, чтобы зажечь весь этот бензин, который разлили между вами. Это был пожар, который не мог потушить никто, даже всех вод в мире было бы недостаточно. Карл что-то говорил ей, она кивала, дежурно улыбаясь и стараясь быть вежливой в ответ. Голос однокурсника был, как в тумане, время от времени пробиваясь в ваш мир нелепыми осколками. Она же, не отводила свой взор от твоего лица, смотрела в самую душу, как будто знала тысячу лет. Это было странно и… ново. Ты делал то же самое, впитывая каждую черту вблизи: маленькую родинку у глаза; маленький, практически незаметный, шрам на подбородке; несколько веснушек еле-еле заметных. — О, вы же незнакомы! — вдруг вспоминает парень, понимая, что он тут стал лишним. — Это… — Геллерт Грин-дель-Вальд, — слегка киваешь, отдавая дань уважения девушке. — Т/И Т/Ф, — она протягивает руку, которую ты тут же немедля целуешь. Какое-то трепетное чувство возникает, какое-то таинство жизни происходит в тот момент. — Очень приятно, Геллерт. *** Весенний сад цветёт; запах цветущих яблонь, щекочет нос; без спросу срывает ветер нежные, полупрозрачные лепестки, кружа их в венском вальсе; безумные, радостные птичьи трели разносятся в округе; пылинки, медленно кружат в солнечных лучах. — Не могу поверить, — хмыкает она, жуя сладкое перо и медленно идя по зелёной тропинке. — Мы вместе учимся уже пять лет, а я ни разу тебя не видела! — А я тебя неоднократно, — её удивленное, вытянутое лицо заставляет улыбнуться, рассмеяться. Она тёплая, вовсе не высокомерная и не холодная, как о ней говорят. — С Арианой и Карлом. — Это так странно, — она останавливается, смотрит в глаза, щурится от солнца. Аккуратно касается рукой твоих волос, мягко проводя по ним. — Ты такой яркий, запоминающийся, как я могла тебя не замечать? Вопрос неоднозначный. — Твои глаза, они невероятны, — произносит она каким-то гипнотическим голосом, всё ещё зарываясь пальцами в волосы, — Такие же красивые, как… — она поднимает голову, смотря наверх, в её глазах отражаются редкие проплывающие облака. — Весеннее небо. *** Элизабет без слов хватает тебя за руку, куда-то тащит. Девушка зла, как чёрт. Её движения резкие. — Смеёшься? — вдруг произносит она, не отпуская руки. — Ни капли, — серьёзно отвечаешь ты, вырывая свою руку из её когтей. Разговор протекает непродуктивно, хотя бы потому, что ты не понимаешь, о чём она говорит. — Т/И Т/Ф! — хмыкает Лиззи. — Она же на два года старше тебя! Чем ты вообще думал, когда начал встречаться с ней? — Во-первых, Лизз, два года — это не разница, — складываешь руки на груди, — Во-вторых, мы не встречаемся, — слегка наклоняешься к ней, чтобы она посмотрела в глаза, а не на подол юбки, который мнёт в руке. — И, в-третьих, это не твоё дело. Усмехаешься, легонько щелкая ее пальцем по носу, как маленькую девочку, хотя она таковой и является. Собираешься уже уйти, как она шмыгает носом, то ли от холода, то ли от обиды. — Не встречаетесь? Не ври мне! Все только об этом и говорят, как вы вдвоём гуляете повсюду! — она несколько агрессивно вздёргивает подбородок, сжимая руки в кулаки. — Да, что ты вообще в ней нашёл?.. — Себя, — произносишь обманчиво мягко, но в то же время и твёрдо, так, что Лиззи замирает, широко распахнув глаза. — Больше, я об этом говорить, не намерен. Прошу меня простить. Легонько киваешь подруге, мягко отодвигая её. — Я… — говорит она тебе в спину. — Я тебя люблю, тебя, Гелл, все эти годы! Её слова совершенно не затрагивают невидимые струны души. — Прости, Лиззи… *** Т/И достаёт книгу с полки, ну, как?.. Достаёт — это громко сказано, скорее пытается. Подходишь сзади, слегка приобнимая девушку за талию, берёшь тёмно-коричневый, увесистый фолиант. — Спасибо, — произносит она, поворачиваясь в твоих объятьях, и протягивает руку, чтобы забрать томик, но ты не даёшь ей этого сделать — поднимаешь руку с книгой над собой. — Не понимаю, о чём ты, это я для себя достал, — нагло усмехаешься ты, смотря на её одновременно смущённое и рассерженное лицо. — Мисс Т/Ф, о чём же вы грезите, раз залились краской?.. — Геллерт, так нельзя! — осталось только ножкой топнуть. — Отдай! — Избегать меня — вот, что нельзя, — девушка опускает взгляд. Тяжело вздыхаешь, поднимая её подбородок пальцем, чтобы она смотрела на тебя, а не на ноги. — Что произошло? — Ничего, — бурчит она. — Просто наша дружба плохо сказывается на тебе. Точнее это общественное мнение, я же старше, а они… — А они меня не волнуют, — произносишь ты, перебивая девушку, что так соблазнительно облизывает губы и смотрит на твои губы… Мерлин, скажите, что ты не один это чувствуешь! — Геллерт, — как-то несколько хрипло произносит девушка, её зрачки почти заполнили радужку. Интересно, ты тоже такой? — Я влюбилась. — Надеюсь в меня, — интригующе шепчешь ей в ухо, соблазнительно поправляя её пушистые и непослушные волосы. Касаешься пальцами её шеи, чувствуя под подушечками пальцев жар, проводишь ими до щеки, по её коже бегут мурашки. Её пробивает дрожь. Щеки покраснели, а веки затрепетали. Слышишь, что дыхание участилось, и чувствуешь удовлетворение. Какое-то странное наслаждение. Её судорожный вздох заставляет перевести взгляд на лицо. — Поцелуй меня, Геллерт, — она усмехается несколько снисходительно и иронично, но довольно. — Желание дамы — закон, — хмыкаешь, припадая к её губам. *** Она, не в силах сдерживать нахлынувших эмоций и не отдавая себе отчета в своих действиях, царапает спину, сквозь рубашку, распаляя тебя все больше и больше. Прижимается всем телом, как будто боясь, что её бросят или остановят, расстегивает пуговицы, не забывая покрывать поцелуями шею и грудь. — Мой… мой… — сбивчиво шепчет она, вцепившись трясущимися пальцами в пряжку ремня, выругиваешься, запуская пальцы в её волосы и запрокидываешь её голову, вновь жадно целуя её губы. Несколько резко хватаешь её тонкую за шею, заставляя оторваться от себя, и тут же видишь проблеск удивления, среди омута похоти. Усмехаешься, глядя на эти мокрые и припухшие губы. Теперь ты не может остановиться, только не сейчас. Чёртовка, что же ты творишь?.. — Твой, только твой, — говоришь ты, впиваясь в эти губы страстным поцелуем и расшнуровывая корсет на спине… *** — Думаешь, эти дары существуют? — спрашивает она, сидя в твоих руках. Нежно целуешь её в макушку. — Уверен, — убедительно произносишь ты, довольный тем, что она не осуждает твои идеи, она их поддерживает. — Вот только пока не знаю, где их искать. — Но ведь догадки есть? — она усмехается, поворачиваясь лицом к тебе, и аккуратно целует в уголок губ. — Есть. *** — Я уезжаю в Соединённые Штаты Америки, — ставит она тебя в известность, смотря в окно, закусывает подушечку пальца. Что-то обрывается. Какая-то пустота внутри начинает давить. Бросает. Тебя опять бросили. Злость накатывает волной. Ладони сжимаются в кулаки, заставляя вскочить со стула и подойти к ней. — Когда? — хрипло, безжизненно произносишь ты, хотя может показаться, что спокойно, но она всё видит. Видит эту бурю внутри. — Через две недели, — её голос бесцветен, а взгляд путается где-то в пейзаже местных окрестностей. — Как раз школу закончу. — Почему ты мне раньше не сказала? — скулы сводит, хочется орать, и ты не сдерживаешься, орёшь, как ненормальный: — Почему, Т/И? Она закрывает глаза, закусывает губу. По щекам бегут слёзы, но она молчит. Это взбешивает ещё сильнее. Почему она не подумала о тебе? О твоих чувствах? Почему? Стерва… Сгоряча бьёшь кулаком о стену. Девушка вздрагивает. — Не молчи! — всё ещё орёшь на неё, как будто у тебя есть на это право. — Отвечай! Она резко открывает красные от слёз глаза, смотрит так же грозно, как и ты сам. Т/Ф тоже разозлилась. — А что бы ты сделал? — не кричит, но чеканит слова. — Что, Геллерт? Молчишь, не зная, что ответить. А что бы ты сделал? Как бы ты её остановил? — Мы что-нибудь придумали бы! — расплывчатый ответ, Т/И хмыкает. — Тебе пятнадцать, а мне семнадцать, — напоминает она. — У меня есть семья, которая нуждается во мне, Геллерт, мы независим от самих себя. — Это… — слегка растерянно произносишь, ведь у тебя-то семьи толком и нет. Ты не знаешь, что это такое. — Обстоятельства не всегда зависят от нас, мистер Грин-дель-Вальд, — жестко говорит она, найдя в себе силы. — А пока ты этого не поймёшь, ты остаёшься маленьким, глупым мальчиком, не способным мыслить рационально и не способным защитить ни себя, ни меня. — Я не маленький мальчик! — рычишь, на что она всего-то усмехается. — Так докажи это! — мисс Жестокость хмыкает. — Докажи мне это, Геллерт! Мало того, что она режет без ножа, так ещё и собирается уйти из жизни своей привычной грациозной походкой. Хватаешь её за локоть в попытке удержать. — Я стану сильнее, — она смотрит с нежностью любовницы и снисходительностью подруги. — И мы опять будем вместе. Ты уже не сможешь сбежать, предупреждаю заранее. — Буду ждать. *** Следующий год оказывается отвратным — неудачные эксперименты, раздражительные однокурсники, её редкие письма, которые через несколько месяцев и вовсе перестают приходить, доводят до состояния безумия. Ничего не получается! Какая-то беспомощность накрывает с головой, но последняя капля терпения исчезает со словами однокурсника, магглорожденого, который что-то вякает о тебе и Т/И. Не успеваешь переварить даже информацию о сказанном им, как запускаешь в него «Круцио». Смотришь на то, как он корчится, понимая, что ничего не чувствуешь, никакого сожаления, никакого удовольствия. Ты и раньше не особо был великодушным и эмоциональным, но сейчас… ничего. В голове крутится всего одна мысль и то, это её же слова: «…маленький, глупый мальчик!». Жажда доказать что-то и себе, и ей, заполоняет разум. — …Геллерт! — доносится откуда-то её укоризненный тон, заставляя тебя прекратить пытку и оглянуться. Это не она, не Т/И. Это директор, перепуганная женщина, что направляет на тебя свою волшебную палочку, и не она одна. Другие учителя так же трусятся, хотя предпочитают и не показывать этого. Хмыкаешь. Тебе смешно. А её тут нет, уже как десять месяцев… *** Тебя отчислили. Собираешь вещи в рюкзак, их не так уж и много. Надо бы навестить двоюродную бабушку, Батильду Бэгшот, а заодно и Игнотуса Певерелла, точнее его закопанные кости. *** — Это Альбус Дамблдор, познакомься, Геллерт! — произносит старушка, довольно милая, но «слепая». — Очень талантливый мальчик! Думаю, вы подружитесь. — Геллерт Грин-дель-Вальд, — представляешься ты, пожимая его протянутую руку. Альбус был худощавым рыжим мальчишкой с благочестивыми намерениями, который сразу же проникся твоей идеей по оптимизации волшебного сообщества. Эти два месяца вы провели в постоянных разговорах, переписках и общих планах, убеждая своего нового друга, что правление волшебников в мире пойдёт только на пользу всему обществу, и тот, кажется, соглашается. Становится союзником. На какое-то время, даже забываешь о Т/И, пока от той не приходит письмо, где она обращается к тебе, как другу, спрашивая, как у тебя дела. Какое же лицемерие! Наверное, впервые так напиваешься огневиски, а на утро просыпаешься в чужом доме, в чужой постели. Голова болит, а во рту пустыня. Бредёшь по дому, в поисках воды и на кухне натыкаешься на девушку, что режет яблоки. — Доброе утро, мистер Грин-дель-Вальд! — пищит она так, что хочется запустить «аваду», но жажда попить сильнее. — Альбус попросил, чтобы вы выпили это! Хватаешь протянутый стакан чего-то, выпивая его залпом. Какое-то зелье. Шум в голове начинает быстро проходить. День уже кажется не таким уж и плохим, да и желание убить девчонку пропадает. Разум вновь оказывается на первом месте, управляя всем остальным. Значит, это дом Альбуса, а это его сестра… Как её там? Ариадна? Нет… Арина? Не то… Ариана? Точно, так звали подругу Т/И, кажется. — Благодарю, Ариана, — киваешь ей и останавливаешься, смотря в её голубые глаза. «Такие же красивые, как весеннее небо», — Святой Мерлин! Мотаешь головой, лишь бы мысли о ней исчезли, запускаешь пятерню в волосы, и не замечаешь, как она мягко касается рукой твоих волос, как наивно смотрит в глаза волку. Секунда. И ты неожиданно хватаешь её за макушку, впиваясь в ее губы, жадно целуя и чувствуя нарастающий жар во всем теле. Девчонка что-то мычит, брыкается, пытаясь вырваться, но тебе всё равно. Дрожит, как осиновый лист, в твоих руках. Рвёшь пуговицы на её летнем платье грубо хватая её за грудь и, наверное, ты бы изнасиловал её в этой безумной попытке забыть Т/И, если бы не голос Альбуса. — Геллерт? — Убью! — произносит незнакомый парень, рядом с твоим уже, скорее всего, недругом. *** Тебе двадцать семь. И ты добился всего, чего хотел. У тебя армия последователей за плечами, верные псы, которые не дадут кому-то всадить нож в спину, бузинная палочка в руках и… ты самый могущественный тёмный волшебник на земле. Но почему-то ты несчастлив. Сидишь и пьёшь скотч в одиночку в маггловском баре под действием оборотного зелья. Рядом подсаживается очередная девица лёгкого поведения, пытается флиртовать, предлагает свои услуги. Моргана, как же они все надоели! — Почему ты всё ещё здесь? — знакомый с детства голос заставляет обернуться и посмотреть на его обладательницу — Элизабет. — А где я ещё должен пить, как не в пабе? — ворчливо произносишь ты, пока Лиззи садится рядом, сгоняя проститутку, и кивает бармену. — Я не об этом, — хмыкает девушка. — Почему ты до сих пор в этой стране? — Не понимаю о чем ты, — фыркаешь, делая глоток дрянной жидкости, что опаляет глотку. — Пол Европы в моей власти, где хочу, там и пью. — Поэтому ты выбрал самый отвратительный бар с отвратительным пойлом? — она насмехается, но ты не обращаешь на это внимания. — Почему ты до сих пор не в Штатах? — Знаешь ли, удёрживать Европу и Америку сразу, как показала история — не рационально, — анализируешь её слова, но она лишь закатывает глаза. — Кто-то в любом случае взбунтуется. — Не делай из меня дуру! — хмыкает Лизз. — Ты же к ней до сих пор не равнодушен. Молчишь. Она права. Сколько бы девушек не стонали под тобой, сколько бы они не клялись в любви, никто так и не смог выгнать её образ из твоей головы, её взгляда из твоего черного сердца. Сентиментальность? Пускай. — Прошло двенадцать лет, — смотришь в стакан с янтарной жидкостью. — Наверняка, она сейчас замужем, у неё есть дети и чудесный дом, я не хочу разрушать её идиллию. — А если нет? — она усмехается и достает из кармана конверт. — С Днём рождения, Геллерт! Лёгкий поцелуй в висок, и она исчезает, оставляя после себя пустой стакан и конверт. Берёшь шершавую бумагу в руки и открываешь такой непонятный подарок. Внутри находится билет до Нью-Йорка, а на нём надпись: «Во имя твоего и её блага!». Усмехаешься изобретательности своей подруги, кладёшь несколько купюр на барную стойку и, накидывая капюшон, выходишь из здания. Нужно собрать вещи.