Сакраментальная дата

      Рождество подкрадывается незаметно и тихо, и Сиэль Фантомхайв не замечает его приближения за горой бумаг и отчётов. Его взгляд холодно скользит по лицу дворецкого, когда тот сообщает о приезде родственников в честь приближающихся празднеств.       Поместье вскоре наполняется запахом воска, ели и благовоний — честно отвоеванное Мэйлин, Бардом и Финни право. Граф в противовес им мрачнеет всё больше с каждым днём и бродит тенью по поместью, попеременно чертёнком отпрыгивая от ёлки, украшений и прочей ерунды. Он носится с отчётами и закрывает единственный глаз на бесчинства прислуги. Мадам Рэд и Лиззи напрашиваются в гости — поэтому Сиэль заедает стресс пирожными по ночам и совершенно не стесняется этого, когда Себастьян обнаруживает господина на кухне. Господина тут же укутывают в плед и поят чаем.       Сакральная дата наступает на пятки через неделю.       Граф Фантомхайв — деланно-праздный и любопытно-ленивый — такие праздники вообще не встречает и не признаёт, особенно в такой компании. Но поместье искрится, поместье горит — от сотни свечей, бликов начищенного до блеска и скрипа пола; а ещё запах — хвойный, пряный и горький — горький от маленьких белых букетов, что велела развесить сама невеста графа. Она войдёт в его дом со стуком аккуратных белых сапожек, скрипом снега и морозным, пробирающим до костей и щекочущим кончик носа, воздухом. Да и мадам Рэд вместе с ней протиснется — улыбнётся дворецкому, кивнёт прислуге, согревая дыханием окоченевшие пальцы и ища взглядом ненаглядного племянника. Её невероятное, вечернее платье — приглушённая киноварь и чёрное кружево лент — быстро привлекает всё женское внимание, да и неженское, впрочем, тоже.       Вечерние сумерки быстро накрывают поместье. Снег степенно белеет за окном, но ледяное безмолвие остаётся на улице, потому что в доме раздаётся хор голосов. Звучат поздравления. Наивные, громкие фразы и жесты — тихие и молчаливые. Мадам Рэд садится рядом с племянником, а Лиззи подбирает юбку и подходит к растопленному камину, ненадолго замолкая, слушая треск брёвен. Сиэль незаметно (как он думает) поворачивает голову и наблюдает за ней. Мэйлин приносит чай и пирожные.       Чай, на удивление, оказывается сносным.       Себастьян вежливо и чинно улыбается.       Кто-то заикается о пианино. Финни тянет Барда за фартук, все ожидающе смотрят на Себастьяна. Тот картинно разводит руками и садится за инструмент. — Что вы хотите услышать, господа? Может быть, Штраус? Или Мюллер?       Игра Себастьяна ненадолго отвлекает гостей; Сиэль старается спиной тихонько выбраться из гостиной, но весёлый голос дворецкого останавливает его: — Куда это вы так рано уходите, господин? Вечер ведь только начался.       Сиэль бормочет что-то уничтожительное и вежливо приглашает мадам Рэд на танец, полагая, что она откажется. Она, напротив, подаёт руку в перчатке, её глаза горят теплом и лукавством. Она не намного выше Сиэля и талия мадам идеальна для того, чтобы мужская ладонь коснулась её. Графу этого вполне хватает. — По меркам Лондона ты очень скромно празднуешь. Ты больше никого не пригласил? — негромко спросила мадам, изящно склоняя голову набок. — Никого. Вам это не нравится? — Нет. Это было хорошим решением, дорогой, толпа нынче утомительна. Но где же Фрэнсис и Алексис? — Они не смогли приехать. Дела.       К молчаливому удивлению Сиэля мадам ничего не сказала про его отвратительную манеру вести и навык танца в целом. Он перевёл тему, гадая, понравятся ли ей французские духи, которые он заказал. — Твоя кузина так очаровательна сегодня, милый. Может, ты побалуешь и её своим вниманием? — вдруг сказала мадам. Танец закончился, но пытки Сиэля продолжились.       Себастьян дразнит своего господина совершенно беззастенчиво, напрямую и мадам Рэд воркует что-то ласковое, и Сиэль не знает как, но вскоре он оказывается под омелой вместе со своей кузиной наедине. Даже Сиэль знает, что это значит.       Цветы маленькие и белые, повязанные зелёной нитью на стеблях. Сиэль сдавленно чертыхается и ругается на тех, кто придумал эту дурацкую традицию. Он хочет отказать, но глаза у Лиззи блестят изумрудом — очень робко и просяще. Она нервно поправляет нижний бант на платье и смотрит исподлобья. Граф понимает, что отпираться бессмысленно.       «Один раз можно и стерпеть», — думает Сиэль и молча подставляет кузине щёку. Девичьи губы тут же легко скользят по скуле, оставляя невидимый след тепла на коже и они оба стремительно краснеют, когда встречаются взглядами. От Лиззи пахнет клубникой и руки у неё маленькие и очень холодные от волнения. Сиэль прочищает горло и позволяет своей невесте поправить пиджак — он очень смущён, чтобы ей возразить.       После граф скрывается в темноте коридора и встречается с Себастьяном, застывшим тенью у колонны. Конечно, он всё видел. Ухмылка не сходит с его лица. Сиэль догадывается, что он нарочно подговорил остальных. — Как видите, я воспользовался вашим любезным разрешением делать в этот Сочельник всё, что посчитаю нужным. Помните, господин?       Сиэль молча скалится и мысленно желает своему дворецкому не сдохнуть от несварения, когда их контракт подойдёт к концу. Он помнит их разговор, когда демон вытребовал это нелепое разрешение.       Дворецкий будто читает его мысли. Неприкрытая насмешка скользит в его взгляде — я всего лишь выполняю ваши приказы. Сиэлю так надоел уже этот язык жестов и взглядов, полунамёков и двойственных смыслов, что он просто презрительно приподнимает брови и разворачивается, не желая и дальше веселить своего дворецкого. Демон, ни капли не расстроенный, улыбается ему вслед.       В конце концов Сиэль оседает в кресле в другой комнате и запирает двери изнутри. — Мадам! Вы слышали? В этом году обещали…       Сиэль закрывает уши (и глаза), чтобы не слышать разговоров за соседней стеной.