Casus singularis

      15 мая. Новая служанка оказалась несколько иной в отличие от всех предыдущих. Мне доводилось видеть самые разнообразные реакции на специфический запах в моей комнате, но поведение этой девушки вызвало удивление и недоумение. Однажды мне посчастливилось узреть, как она, остановившись посреди комнаты и замерев всем телом, втягивала тонкими ноздрями окружающие ее запахи, блаженно прикрывала глаза и улыбалась. Она не заметила моего присутствия, возможно, потому она и была такой искренней в проявлении своих чувств. Это натолкнуло меня на мысль, что моя служанка, возможно, разделяет мои интересы. Но все же я не был уверен до конца и решил последить за ней и при других обстоятельствах, однако сам оказался предметом слежки. В течение нескольких недель за мной следила пара зеленых глаз, следила, как я под покровом ночи возвращался домой в компании мертвых дам, как проводил с ними время, а затем увозил к Сене. Как я узнал об этом? Элизабет сама поведала мне, когда вдруг появилась на пороге моей комнаты не в самый удачный момент и с волнением в голосе попросила меня разрешить ей находиться здесь, в то время как я буду занят «общением» со своей новой гостьей. Сказать, что я был ошеломлен значит не сказать ничего. Я немедленно вспомнил, как сам не раз становился свидетелем совокупления с мертвыми других людей, но когда объектом наблюдения являлся я сам… Я не знал, что ей ответить. Тогда она решила, что я против, стала извиняться, просила забыть наш разговор и не увольнять ее, так как эта работа была ей очень нужна. Она вся потемнела от печали и уже было развернулась, чтобы уйти, но я остановил ее, взяв за руку. «Вы тоже должны меня понять, - сказал я, - это акт проявления моей любви к этим мертвым девушкам. Присутствие кого-то третьего будет меня смущать», «Как глупо с моей стороны… Я полагала… Неважно! Простите меня, позвольте, я удалюсь и не буду вам боле мешать… Никогда. Обещаю» - проговорила Элизабет тихим голосом. В тени коридора ее лицо было мертвенно бледным, глаза были опущены, одна рука свободно свисала вдоль хрупкого тела, другая – безвольно стиснута моей. Передо мной будто стояла девушка, только что внезапно скончавшаяся, и запах ее – запах шелкопряда, которым пропиталась каждая клеточка ее тела – был таким же, как и у моих безмолвных друзей: уж слишком много времени она проводила в моей комнате в мое отсутствие. Я мысленно пожелал обнять ее, еще живую девушку с блестящими шелковистыми волосами, прильнуть к ее теплым губам… Я живо отбросил эти мысли. С чего бы мне, некрофилу, испытывать хотя бы какие-то чувства к живому человеку? Да, оказалось вдруг, что ее так же, как и меня, притягивает к себе смерть, но это не причина менять свои пристрастия, сложившиеся в привычный темп жизни. Я медленно разжал пальцы и отпустил ее, попросил больше не заходить в мою комнату без моего разрешения. Увы, слова и действия наши всегда рознятся с нашими мыслями. Я действительно стал осознавать, что влюблен в свою служанку, но виду не показывал.       21 августа. За прошедшие месяцы я успел настолько привыкнуть к своей милой Элизабет, что уже вовсе не стесняюсь рассказывать ей о своих любовных похождениях или просить ее помочь мне в транспортировке тела. Ей это невероятно нравилось, нравилось, что я позволяю ей быть частью своей мрачной жизни. Однажды и она решила поделиться со мной своей историей, той, из-за которой так случилось, что она вдруг стала проявлять интерес к смерти, из-за которой мертвые ее интересуют больше, чем живые. Причина уходила корнями в далекое детство, как и в моем случае, но все же наши истории были абсолютно разными. У Элизабет был младший брат, которого она всегда любила больше, чем просто сестринской любовью. Их мать умерла при родах второго ребенка, отец начал пить и, уйдя однажды ночью за очередной бутылкой, пропал без вести. Так они остались с братом одни, жили в подвальном помещении антикварного магазина (отсюда, видимо, ее желание работать у меня), принадлежавшего знакомому отца. Они еле-еле сводили концы с концами, но все же им удавалось выживать на деньги, которые получала Лиза, подрабатывая уборщицей в парикмахерской. Питались брат с сестрой чем попало, и, как следствие, брат тяжело заболел, а на врача, естественно, не хватало денег. Так он и умер на ее руках, и Элизабет не отходила от тела, пока оно не начало смердеть до такой степени, что хозяин магазина был вынужден вызвать полицию, чтобы выставить девушку прочь. Я чувствовал величайшую жалость к Элизабет. Это и многие другие чувства, что таились во мне до сего момента, слились в единое желание немедленно обнять ее, и тепло, которое я ощущал при этом, разлилось во всем моем теле приятной истомой. Я чувствовал, как она тяжело дышала, как вздымалась ее грудь, билось сердце под ней. Все это было мне в новинку, и оттого доставляло удовольствие, которого я не испытывал никогда в жизни. Казалось, и сама Лиза, притихнувшая в моих объятьях, готова была вечность сидеть вот так со мной на диване, лишь бы никогда больше не быть одной.       28 августа. Мне странно думать о Лизе, потому что мои мысли не сводятся к ее смерти, как это было с моей соседкой. Меня вполне устраивает, что она жива, ходит по моей квартире, передвигает мебель, чтобы убраться за ней, поправляет заплетенную на затылке куль, глядя в зеркало… Это не мешает мне иногда мечтать о нас. К сожалению, воображение мое не настолько живо, насколько хотелось бы, ведь я до сих пор не имел контакта с живой женщиной. Я и понятия не имею, как она ведет себя в постели, что делает или не делает и что говорит при этом. Естественно, я бы ни за что на свете не попытался наверстать упущенное. Не только потому, что это значило изменить своим принципам, самому себе и своим безмолвным леди, но, кроме того, я боялся смутить своим предложением Лизу. Хотя однажды я спросил, как бы она отнеслась к любовной связи между нами. Она покраснела, сказала, что я привлекаю ее как мужчина, который понимает ее и принимает ее нездоровую, с точки зрения обычных людей, любовь к смерти. Любовь в благодарность, если так можно выразиться, но только лишь любовь. О моих чувствах к ней я умолчал, да и она не стала о них спрашивать.       12 сентября. Как это ни прискорбно, но я стал осознавать, что совокупления с мертвецами больше не приносят мне прежнего удовольствия. Всеми мыслями я обращен к Лизе, она не выходит из моей головы, застряла там прочно, словно шрапнель в сердце. В каждом мертвом лике я вижу ее излучающее жизнь лицо, в голосах проходящих мимо дам я слышу ее голос, вслед за скрипом двери я ожидаю, что ее стройная фигурка предстанет передо мной. Я больше не мог сдерживать все те чувства, что накопились во мне. Я долго обдумывал, что же сказать ей, как объяснить Лизе то, что я люблю ее и хочу быть с ней. Я нашел, как мне казалось, нужные слова и с ними пришел к ней. Но когда я увидел ее чудесные зеленые глаза, полные мрачной грусти и страдания, ее бледное лицо, обрамленное распущенными волосами, тонкие плечи и руки, казалось даже, услышал стук ее сердца, я потерял дар речи. Все слова стерлись из моей памяти в один миг, оставив меня ни с чем. Никогда в жизни я не испытывал такого смущения, я закрыл лицо руками от стыда и тихо взвыл, понимая, насколько жалким я выгляжу в данную минуту. А Лиза, мой ангел, моя милая Лиза обняла меня, дала мне понять, что все знает, знает еще с самой первой минуты нашей встречи. «Я люблю вас, Элизабет» - прошептал я, глядя в ее глаза. Лицо ее мгновенно изменилось. Я не сразу смог понять, что выразилось на нем в ту минуту. Я был ошеломлен: сначала изумление, шок, затем вдруг гнев и презрение. Она оттолкнула меня, закричала, что я сошел с ума. Я был вынужден немедленно покинуть ее комнату, и вернулся к себе с разбитым сердцем. Нет, не разбитым! Скорее стертым в мелкую крошку, в прах. Хотелось пустить себе пулю в лоб, но не было никаких сил даже сдвинуться с места. Я просто лежал в постели, меня знобило, пот лился по лбу ручьями и, казалось, я был на грани смерти. Прежде чем провалиться в глубокий сон, я подумал, что не хотел бы оказаться на месте своих любовников.       23 октября. Возможно, стоит однажды допустить ошибку, чтобы затем раз и навсегда избрать верный путь. Так я, открывая свои чувства любимой девушке, живой любимой девушке, и надеясь на взаимность, наткнулся на жестокий отказ с ее стороны. Следовало ожидать подобного, но я слепо верил в то, что моя жизнь вдруг круто изменилась благодаря Элизабет, что она внесла в нее яркие живые краски, тем самым исключая все мои прежние пристрастия. Мне больно вспоминать об этом, тем более мне больно осознавать, что я предал своих единственных и самых верных друзей, которые никогда не говорят «нет» и никогда не подносят неприятных сюрпризов. Что ж, Элизабет, прощай. Быть может, мы встретимся еще…