photosession

Звук. Сильная и пульсирующая боль в левой части лица. А еще удар был таким сильным, что и голова просто отлетела в стенку вновь с новым ударом, словно пнули волейбольный мячик и он отскочил раз двадцать с еще большей силой. Громко шипя, Хёнвон упал на коленки, схватившись ладонью за место удара. Синяка не избежать, как и головной боли. Как только он открыл глаза, «те» уже испарились перед глазами… Таким и имени не хотелось давать, настолько тошнотворно они выглядели во влажных глазах Хёнвона, что можно было рассуждать и размышлять часами о их образе жизни. Злоба все скапливается да скапливается, но парень не успевает выпустить ее из себя, и это очень быстро переливается в страдания и самокритику. Выйдя на улицу, он смотрит на то же самое небо. Солнышко ему смотрит, и будто сочувственно сводит грустное лицо, разводя руками. «Ну да, за девять месяцев можно и привыкнуть» Вся эта суета, а лучше сказать, пиздец, творился с Хёнвоном с того момента, как он стал больше наносить на свое лицо тоналки, как обычно это все и делают, даже некоторые парни красили волосы, и тут понеслась. Хоть раньше с ним и считались, как с самым страшным в группе, то сейчас все лишь злобно завидуют. Если бы его не чмырил каждый человек подряд — он бы не сидел сейчас на полу, сдерживая свои эмоции, что он и делает последние лет пять.        Вонхо не был тем человеком, что получал бездумное удовольствие от чужой боли. Более того, вся эта ситуация выбила его из состояния «хорошее настроение» в «просто ужасное настроение». Казалось, что его предала сразу вся его компания, хотя, наверное, так оно и было, только вот Хосок в это верить не хотел. Ко всему прочему, оставшуюся часть дня Шин провел в отдалении от других парней, пытаясь поймать того беднягу, что нехило получил от него. Да, Шина безумно волновало, сильно ли пострадал он или нет. Его грызла изнутри совесть, будто для него это было самое ужасное чувство. Единственное, что юноша узнал под конец дня — так это имя этого «губошлепа» — Хёнвон. Казалось, даже имя немного необычное, но оно ему подходило, как нельзя лучше. Но сейчас это волновало Хосока меньше всего. Ему с детства твердили о том, что нельзя трогать более слабого, а лучше помочь ему, что бы он в будущем преуспел. Жаль, только эти понятия сейчас мало в каком человеке остались, а по большей части опустились куда-то в «темный уголок», скрывшись за желанием показаться более крутым и аморальным.        После всех пар у Хёнвона остается еще час до начала его подработки в пиццерии неподалеку от своего дома. Вообще, все так хорошо сложилось, что от дома идешь через парк на работу, и наоборот, и так же с университетом. Эти шестьдесят минут он проводит полностью в тишине и покое, чего нет в его учебном заведении. Слава богу, что только там на него обращают негативное внимание, на улицах или в магазинах же все относятся иначе, словно другой город. Интересная и занимательная книга не дает скучать на скамеечке в парке. Практически середина произведения заставляет мозг просить больше и больше, но к сожалению, время поджимает, и нужно идти на подработку, где неплохо платят. Кстати, говоря о ней. Денег дают достаточно, даже чуть выше среднего, чем у одногодок в этом месте. Че думает, что тётя Минхека, которая здесь директор, знает о всей ситуации в жизни Хёнвона, поэтому и немного прибавляет. И из-за этого вываливается еще одна волна негатива, только от одного человека. Им Чангюна. Его одного Хён не боится, да и в соло тот выглядит как злая чихуахуа. Еще один из плюсов — общение с Минхёком, он работает официантом, потому пересечься можно. Но есть кое-какая личность, по имени Ю Кихён, и он никак не относится к Вону, прямо и не плюс, и не минус, и, наверное, это даже к лучшему. Разъезжать на мопеде с пиццей и суши было неплохим занятием для успокоения и добычи прибыли, конечно. Вот парень приехал на очередной заказ, звонит в дверь. В одной руке коробка, внутри горячая пицца, а сверху коробочка поменьше с сетом суши. Неизвестно, почему, но Хёнвону как-то волнительно отдавать именно этот заказ. Хотя что такого может случится?        Когда пары закончились, Хосок любезно попрощался с Имом, Шону, Чжухоном, сразу удаляясь в очередное новое для него направление. Улицы, переулки, все увлекало его в глубину города, показывая каждый раз его новую и удивительную сторону. Это были и пустынные улицы, и заполненные настолько, что можно было совершить похищение, например, кошелька и быть никогда ненайденным. В каждом месте создалось особенное настроение. Неповторимое, как и самые лучшие мгновения жизни, что после лишь будут воспоминаниями с эмоциями, что будет испытать лишь рассказчик. Вонхо был любителем фотографий. Именно поэтому он гулял, многое видел и мог рассказать. Он отличался от той «элиты», где состоял. Если их интересует только собственное состояние и статус, то Шина интересовали люди. Сколько времени он провёл в наблюдении, в попытке запечатлеть особенное чувство на лице человека. Именно он, такой «невольный зритель», видел многое. И слезы, и радость, и счастье. Наверное, единственное, что ему никак не удавалось запечатлеть — любовь, но это совсем скрытое чувство, которое он решил «сфотографировать» лишь для себя, связанное с ним и кем-то, кто будет в этот момент рядом, создавая это чувство. Эта новая для юноши дорожка из переулков и тротуаров привела его к парку, что «разлёгся» на пару кварталов, проливая яркое майское зелёное пятно на серость обычного города, будто создавая контраст, от которого становилось лишь лучше. Углубится в сердце парка, где уже совсем стихает звук машин, сирен или других режущих уши звуков. Где просто уютно от одно взгляда на любой предмет, что тебя окружает. Гуляя, он присел на одну скамейку, оглядываясь вокруг в поисках своей новой «жертвы», намечая кого-то вперёди, явно увлеченного чтением. На фоне виделся памятник, да и голубое небо было полностью противоположно столь необычному цвету волос — нежно-розовому. Вскоре юноше пришлось покинуть свое «пригретое» место на скамье, чтобы проверить получившиеся фотографии уже дома и приступить к их обработке.        На это занятие уходило много времени, да и сил тоже, от чего на какую-либо готовку, а уж тем более уборку или учёбу не оставалось времени. Как обычно заказав себе любимую еду, Вонхо принялся её ждать, надеясь, что заказ прибудет в скором времени. И именно так и произошло. Примкнув к двери, юноша быстро её открыл и перед ним предстал он — «губошлеп», шпала, точнее Хёнвон. А для Шина это была его головная боль за сегодняшний день.        — Здравствуйте, — первый выпалил Хосок, внимательно смотря на парня, замечая легкую припухлость на левой части лица. «Идиот… Он итак хрупко выглядит, а ты так сильно ударил…» — ругал себя Вонхо, все так же пялясь на юношу, который все ещё не проронил ни слова. — Мне нужно где-то расписаться, верно? — Здравствуйте. Ваша пицца и сет роллов суши. А да, секундочку… — Хёнвон приветливо и вежливо, с искренней улыбкой, здоровается. Переступает порог, отдавая в чужие руки еду. Несмотря на его «клиентов», Че всегда остается со всеми вежливым. Поэтому Вонхо — клиент, не больше и не меньше. — Спасибо. Я быстро ехал сюда, поэтому еда еще теплая. Приятного аппетита! До свидания! — разносчик с той же взял деньги и развернулся спиной, уходя к двери. Сейчас разносчик пиццы Хёни ушел из этой квартиры. Остался только Хёнвон, студент, которого ежедневно унижают в университете такие люди, как Вонхо. — До свидания, — спокойно и всё-таки немного беспокойно произнёс Вонхо, закрывая дверь. Было неловко и даже как-то паршиво из-за дневной ситуации. Может, стоило сейчас попросить Хёнвона выслушать его объяснения или это было бы слишком? Или лучше молчать все время? А может присоединиться к своим друзьям, что так дружно «чмырят» его? Шину не понравился ни один вариант. Единственное, что он решил — поглядывать за парнем, пока с его лица не сойдёт его синяк, чтобы быть уверенным, что вместе с ним ушла и «вина» Хосока.        Чё прибыл обратно в пиццерию уже в несколько подпорченном настроении, если не считать, что оно пошло по наклонной еще с момента избиения шайкой Шону, то тогда — остальной день проходит получше. Наверное, в разы лучше. Потому что официант Кихён, как Северная Корея, которая не желает показывать себя перед всем миром, начинает разговор с Че первым, и это выходит довольно приятно и оживленно. К ним же присоединяется Минхёк, и все, кажется, стало лучше. Ребята лайтовенько проводили время вместе, отлучаясь на заказы и прочее. Однако, злодей-вечер захотел разорвать все хорошее в клочья. Уходя из магазина с пакетом продуктов на ближайшие дня четыре, Че уже решил было запомнить сегодняшний день надолго, даже объяснения не нужны — почему. Но только вот из-за угла, прямо как в фильмах, вылезает вся компашка, который видеть Чё совсем не хотел. Только втроем. Безоговорочно все подходят к Вону и вновь окружают. — Из-за тебя Вонхо чувствовал себя виноватым, а так же у него болела рука. Пора платить по долгам, — злобно и в то же момент улыбаясь, сказал Чжухон, отбирая пакет с продуктами из рук, отдавая его Чангюну. «Себе оставь, солнышко» — что-то подобное он сказал ему, а потом предоставил слово Шону. — Это за первый фейл. А вот за второй. Чжухон ударяет в солнечное сплетение, выбивая весь дух и валя на колени вниз. Хёнвон чувствовал себя паршивее некуда. На улице никого нет, а если и есть, обходят стороной. Страха уже нет. Есть хуже — отчаяние. Он уже не борется за свою жизнь. Давно. Дает себя избить, дает играться с собой в чужих злобных руках как захочется, в надежде, что его как-нибудь ударят и смерть придет за ним сразу. Но нет, все напрасно. Шону берет правую руку Хёнвона в свою так, чтобы было удобно ее разгибать и выгибать. Следом же прижимает Че к стене, начиная с помощью своей руки быстро водить по стенке рукой Вона, тем самым сдирая кожу до того момента, пока с губ юноши не сорвался хотя бы один тяжелый вздох или слабый болезненный стон. Не нужно долго так издеваться над беззащитным Хёни, потому что Шону сильный, и спустя минуты две уже вся рука была в кровь. Его бросают, как игрушку. — Это за второе. Сайонара, надеюсь, ты не заставишь еще кого-то испытывать переживание за такого, как ты, — ржет Шону, исчезая с друзьями в переулке. А с губ чуть не срывается: «Ненавижу его», но все же нет. Прямой вины Вонхо здесь нет, Хён это понимает. Именно из-за этого человека он пускает уже второй раз за день слезу.        Вечер проходил как обычно. Еда, фотографии, общение с его новоиспеченной компаний по переписке. Они дружно звали парня к себе, обещая отличное времяпровождение, но юноша отказал, опираясь на дополнительную работу, будто бы заполняя заказы по обработке фотографий, которых сейчас практически не было. Сейчас ему было даже отчасти противно нахождение с ними. Почему не сказали сразу, что его ожидает? Возможно, сейчас даже моральное состояние было лучше, но, что уже есть, то есть. Вечер медленно перетекал в ночь, что была самой продуктивной частью дня, нежели день. Никто не отвлекает. Вокруг тишина, которую можешь нарушить лишь ты или же приказ чему-либо шуметь. Будь то колонки с музыкой или включенный на фон видеоролик. Ты сам решаешь, будто был властителем своей маленькой страны, куда никого не хотел впускать, а если уж ты и совершал такую ошибку, то уж точно никуда не выпускать, чтобы после не чувствовать, будто украли кусочек твоей души. Вонхо уснул к трем часам ночи, прямо за столом, «пуская слюни» в один из учеников, что был по самому отвратному предмету по их направлению. Но что же делать? Приходится.        Хёнвон не помнил, как пришел домой. Он помнил лишь одно — заново купил те продукты и быстро вернулся домой. — Мурён, ну за что мне такое каждый день? М? Хоть ты мне ответь, — грустно спрашивает Хёнвон, хватая в свои руки кошку, которая мирно спала на кровати. Это единственная особа в городе, которая по-настоящему ласково и тепло относилась к Че. Мурён лизнула парня в скулу, прямо туда, где красовался большой фиолетово-бордовый синяк, а потом спрыгнула и устроилась в ногах. — Терпеть и все страдания тебе воздадутся? Ты так уже год твердишь, да бестолку, — безнадежно выдыхает Хёнвон, поглаживая питомца. Приём ванны всегда успокаивает и приносит баланс в голову Хёнвона. Помогает собраться с мыслями и принять нужное решение, если это было слишком тяжело сделать во время рабочего дня. А сейчас, слив воду с пеной и после наполняя ванну заново, теплой водой, Хён решился. Рядом, на тумбочке, лежит лезвие для бритья. Если уж помирать, то чистым. Левая рука, на которой множество кривых порезов, шрамов, направленные в разные стороны на середине запястья, берет в руки бритву. Правая рука, на которой будто дорожка из белых линий — шрамов от самого запястья. Парень подносит к коже лезвие, которое сверкнуло, будто бы говоря «выполняю свою работу на все 99 из 100». Недолго думая, он мгновенно проводит параллельно другим шрамам, словно это был нож, что скользил по маслу. Бритва летит куда-то в сторону с большой силой и пропадает в неизвестно где. На самом деле больно. Сила трения только сделало порез как будто огненным. Хёнвон злится на себя. Крови выходит не так много, как полтора месяца назад. Снова из-за страха, снова долбанные инстинкты самосохранения. Он недоволен. Этот чертов страх, будто еще один человек, что держит его руку, не позволяя сделать глубокий надрез. Только маленький и поверхностный. «Снимай таким образом напряжение, юный друг, но не убивай себя» — говорил близкий ему «друг», тот самый Страх. Рука все так же висит в воздухе. Хёнвон трясется от этой боли и злости. С запястья и локтя капает темно-красная кровь. Тяжело выдохнув, он ложится, оставляя под водой все тело, кроме головы. Кристальная вода окрашивается в мутно-красный, словно напиток «кровавая Мэри» разбавили водой. Через полчаса Че понимает, что жив, а порез ноет. В очередной раз неудача.        Встречать утро с тяжелым вздохом вошло в привычку. Юноша быстро собирался, по дороге до института купил себе мороженое, чем не завтрак в майскую жару? Сегодня веселится с компанией Шону у Хосока настроения не было. Аргументировал он это как: «Ребят, мне не хорошо. Лучше я просто посижу где-нибудь на лавке и если понадоблюсь — вы знаете, где меня найти». Коридоры вновь ожили. Толпы народу после очередной пары. Первокурсники, второкурсники. В таких местах собираются все. Своего рода солянка. В университете Чеён и Джису заботливо спрашивали, что такого произошло с Хёни. А тот, будто ничего и не было, сидя на подоконнике в коридоре, отвечал: «Избили. Забейте. Я же не умер. Хах». И улыбается им в лицо. А в голове с горькой усмешкой произносил: «К сожалению», как бы это смешно не звучало, но это правда смешно, отчего улыбка еще шире. На глаза резко появляется тот самый Вонхо, только без компашки. Один. «Вау, что же он, своих друзей потерял? Потерял так же, как и силы, чтобы меня вчера избить во второй раз?! Вау». Взгляд Хосока падает на беднягу Хёни. Годы тренировок отвода глаз от людей не прошли даром, и гляделки Че никто не палит. Только теперь равнодушные глаза смотрят в окно с неким восхищением на облака. Рука все еще побаливала от вчерашней «драки» со стенкой. Немного не вовремя, ибо это же отражается на его лице. Тем более, Вон думает, что на него сейчас смотрят чужие глаза. Шин заметил Хёнвона, который смотрел в окно. Странно, но ладно. Вскоре сам парень подметил, как пара второкурсников удалилась с одного подоконника, который в короткий срок занял Хосок. Угол обзора был такой, что позволял поглядывать как и на «шпалу», так и на коридор в общем, что с каждой секундой становился всё более пустым. Решив не напрягать своими наблюдениями и без того бедного парня, он достал пару своих учебников по мифологии, уткнувшись в них носом. Единственное, что напрягло Хосока — ещё большее количество отметин и синяков на теле Вона, нежели их было после их последней вчерашней встречи. Но, в мгновение ока он попадал в совершенно другой мир, что с каждой страницей увлекал все большее, а после звонкого закрытия и хруста корешка дарил в благодарность новые идеи для фотографий и мысли, над которыми можно было рассуждать часами.        Спасательный звонок на новую пару вызвал ураган среди людей всех сортов в коридоре, поэтому можно было сделать так же, как и обидчик Вона — посмотреть на чужое лицо. На долю секунды Хёнвон застыл на месте, ведь видит лицо того, кто его избил, спустя день вот так четко и хорошо. Даже вчера на заказе он не смотрел ему в глаза ведь, его лицо было закрыто кепкой, что была тогда посажена намного ниже, чем обычно. Вон так и любовался чужим лицом. Внутри боролись два чувства: злость на вчерашние действия и восхищение, насколько симпатичный был Вонхо. Все бы ничего, да вот этот самый Вонхо последний раз взглянул на Хёна, и их взгляды пересеклись. Все тело пробило словно электричеством с высоким напряжением. Парень быстро отвернул голову и скрылся в своей аудитории. Он забыл про все в своей голове ибо: а) сейчас культурология б) слишком неловкий момент.