***
Под громогласные звуки труб начинался турнир. Знатные люди, включая даже фаворита и друга короля герцога Саффолка, в свое время седлали коней и сражались особой тупой пикой. Шатры стояли повсюду, увешанные золотом, флагами Англии и геральдическими изображениями розой Тюдоров. Кровавой розой, если быть честным. Томас Кромвель встал напротив двух богатых лож. В одной сидела королева Анна, ее дочь, принцесса Елизавета и их фрейлины. В другой же хохотали король Генрих и ранее скромная фрейлина королевы Джейн Сеймур, закрывая лицо ладошкой. Лицо Анны выражало стойкую неприязнь к происходящему и желанием закончить все это. Она то и дело поправляла свой слишком высокий воротник и держала за руку ерзавшую принцессу. Представив, как невинное дитя вопрошает у матери причину их отдаленного нахождения, министру стало дурно. Кромвель низко поклонился обеим ложам и поспешил к своему месту в толпе приближенных короля, как вдруг слуга окликнул его. — Милорд секретарь, — тонким голосом заговорил он. — его величество ждет вас в своей ложе. Развернувшись, Кромвель все же пошел к королю, не ослушавшись приказа, перед этим посмотрев на Анну. Та молча кивнула головой, и секретарь поспешил по витиеватой лестнице наверх. — Ваше величество, — чувствуя себя предателем, вновь развел руки в поклоне он. Король Генрих жестом показал ему место позади себя, и секретарь покорно опустился, не сумев отогнать от себя видение оскорбленных черных глаз. — Вы уже закончили с обвинением Анны Болейн? — с обаятельной улыбкой обернулся и прошептал король, словно ведя светскую беседу. — Осталось совсем немного, ваша милость, — солгал он, не задумываясь. — К концу мая все будет готово. Довольный Генрих одобрительно кивнул головой и поднялся, немного кряхтя. Томас Кромвель изумился, как же король с больной ногой будет участвовать в турнире, ведь рана еще не совсем затянулась с января, но тут же переключил свое внимание на тихую Джейн, сидящую рядом. Вероятно, её безмолвное уважение придавало ему сил, и секретарь почувствовал ядовитый укол ревности и сострадания к Анне в своей груди. — Два очка мистеру Генри Норрису! Кромвель никогда не любил турниры и не следил за их ходом из-за того, что считал их пустой тратой средств, но услышав имя джентельмена, проводившего время у королевы, взглянул в его сторону. Лишь улыбающиеся глаза были видны из-за забрала, и в опаске министр посмотрел на Анну. Та и не глядела на своего почитателя на коне, а смотрела на пространство выше голов. — Я буду выступать следующим в паре с дражайшим Чарльзом, — имя фаворита Генрих произнес с задумчивостью, но переменил свой взор. — Джейн, смею ли я повесить на свое копье твою прекрасную голубую ленту? — он достал её из кармана и с любовью погладил. Фрейлина смущенно потупилась, но Кромвель заметил, как зарделись её щеки, и из-за этого царапины сильнее выделились. — Если вам так угодно, Ваше Величество, — склонила она голову, скрытую под гейблом и плотной шнуровкой. Король радостно расцеловал её в обе щеки и отправился вниз, прихрамывая. Томас Кромвель же заметил, как румянец Джейн проходит, а сама она гордо расправляет плечи. — Вы хорошая актриса, — язвительно заметил секретарь и посмотрел на поле, не дожидаясь ответа. Вскоре два всадника вышли на поле. Их доспехи сияли на полуденном солнце, отполированные до зеркального блеска. На копье короля Генриха была привязана голубая лента, а Чарльз Брэндон был без каких-либо украшений на своем, хотя он лишь три года назад женился вновь на четырнадцатилетней Кэтрин Уиллоуби, невесте своего сына. Этот факт всегда пробирал до дрожи Кромвеля и делал фаворита Генриха в его глазах уж очень неприглядным. Первый удар был нанесен королем, но герцог Саффолк устоял. Некоторые дамы с облегчением вздохнули и осыпали рыцаря аплодисментами. Его Величество проехался перед трибунами и перед своей ложей. Джейн вытянулась вперед, как гусыня в ожидании. Второй удар нанес Чарльз Брэндон, но он слишком сильно направил копье. Король свалился с лошади под крики ужаса толпы. Пара дам в разноцветных платьях свалились в обморок, но никому до этого не было дела. Как оглушенный, Кромвель в ужасе побежал к своему господину, стараясь забыть ужасную картину падения крупного тела ничком дважды за год. Кричала и Анна, сжимая руку дочери. Джейн же стояла, как статуя и прижимала к губам руку. — Позовите врача! — закричал секретарь. — Отнесите короля в безопасное место! Мысли развивались с ужасающей быстротой. Надо применить все возможные меры. Как можно скорее. Король может и не пережить это. Прошлое падение стоило ему жизни нерожденного сына Анны. Теперь шансы таяли, как весенний снег. — Приставьте удвоенную охрану к леди Марии, — обратился к стражникам он, пока толпа шумела. — к королеве и к принцессе. Подготовьте все для их коронации на случай гибели Его Величества, помилуй его Бог…***
Анна Болейн молилась одна на коленях, совершенно не заботясь о своем голубом платье, украшенном бриллиантами. Неизвестно, знала ли она, что король еще не приходил в сознание с дня своего падения, но никто, даже бессердечный Норфолк не спешил «радовать» племянницу. Томас Кромвель зашел в часовню и увидел королеву. Она выглядела такой разбитой и опустошенной. На ее нарядное платье была накинута полупрозрачная шаль, а вместо короны на голове была вуаль. Министр подошел, опустился рядом с ней и зашептал молитву, сам не зная, о чем просит Бога. — Мы познакомились на маскараде, — прошептала королева, и на её лице Кромвель различил слезы. — Он сказал:» Упорство, теперь ты моя пленница». И я полюбила его. Я не хотела быть его королевой. Просто леди Анной. Но семья…семья приказала мне беречь себя. " Ты создана для большего, моя крошка», — говорил отец. И я стала ждать, искушать зверя Генриха. И когда я стала королевой, он вырвался наружу. Но я люблю его, — слезы текли ручьем. — Крэмьюэль, что мне теперь делать? Если Генрих умрет, что станет со мной? С моей дочерью? — Вы умеете ждать, миледи, — коротко ответил Кромвель. — Так ждите. Наденьте маску, как на маскараде. Лишь Бог знает, что станет с нашим владыкой. Анна покорно склонила голову и вновь зашептала молитвы вместе со своим добрым другом. В любви Генриха и Анны министр сомневался. Король лишь испытывал страсть к любовнице, а затем и супруге. Потом же, когда она улетучилась, он возжелал уничтожить её. Может ли это быть карой? Карой за все, что Генрих сделал женщинам и королевству?