Боггарт

Сириус никогда не боялся бросаться в бой. Напротив: ощущение дыхания смерти перед самым носом его веселило, подстегивало. Он никогда не был щепетилен. Да, конечно, авадами направо и налево не разбрасывался, но если кто-то из упырей в масках попадет в эпицентр взрыва, или неудачно упадет от петрификуса… туда ему и дорога. Сириус не боялся настолько, что даже имеющиеся страхи забывались. И собственный боггарт становился бледной тенью, зудом в левом ухе, лёгкой тревогой на сердце… Разведчик редко оказывается в гуще сражения. Но в этот раз повезло. Сириус почти танцует, спина к спине с серьезным Люпином. Палочка пляшет в пальцах, языками пламени рассеивая сумеречно-сизое вечернее марево. В этот раз повезло. Палочка в руках легко, со свистом рассекает воздух. Сириус дышит, принюхиваясь. Пахнет горелым, кровью, влажным от тумана асфальтом и, едва уловимо, чужим страхом. Сириус смеётся, скаля ровные белые зубы, как пёс — дюймовые клыки. Противников трое. Перевес на их стороне, но такой неощутимый… потому что один из троих атакует неумело, его движения суматошны и при том — медлительны. Ему везёт. Пока — везёт. Но это точно не продолжится долго: без двух других слабак долго не протянет. Сириус знает, что убийства в Ордене не в чести. Но он же не авадами бросается, правда? Кто ж виноват, что от влетающего между двумя пожирателями огненного вихря Конфринго, те разлетаются в стороны двумя горящими тушками? А тушить… некогда, нужно подстраховать Люпина, пока тот оглушает и связывает оставшегося: задобрить начальство «языком» всегда неплохо… — Было весело, — фыркает Сириус, поводя плечами. Римус натянуто усмехается, глядя неодобрительно и с тревогой, взмахом палочки туша мантии пожирателей. Блэк игнорирует. Он подходит к одному из поверженных и сдергивает маску. Рожа незнакомая. Сириус пожимает плечами и трансфигурирует тело в ботинок. Потом разберётся. Кто-нибудь. Он подходит ко второму телу. Сильно пахнет горелой тканью, но запах палёной плоти сильнее. — О, а этот ещё немного жив! — удивляется Сириус. Дохляк дохляк, а, кажется, пытается дышать. Ненадолго: шандарахнуло его знатно. Маска с одной стороны обгорела: виден кусок багряно-черного ожога. Сириус снимает маску, не шибко заботясь о том, чтоб не причинять ещё больше боли. Он снимает с полумертвого пожирателя маску и видит свой боггарт. Боггарт глядит на него широко распахнутыми глазами. Серыми, как у самого Сириуса. Боггарт рвано дышит и на губах его — кровавые пузыри. Боггарт когтит пальцами асфальт, а мантия его ещё дымится. Боггарт вряд ли может сказать хоть слово, но молчание его бьёт по ушам сильнее самого громкого вопля. Сириус не может отвести взгляд. Его тело одеревенело, его губы — резина, его разум — ревущая пустота. — Л… Лю… Люпин!!! — выдавить удается не сразу и голос срывается в мерзкий фальцет. Римус подходит и охает. Падает на колени и шепчет заклинания. Сириус смотрит только на свой боггарт, но по все более дрожащему голосу Римуса понимает, что… — Поздно… — Нет! — Я не могу ему помочь, и мы… — Нет! — Мы не сможем доставить его в штаб! — НЕТ! Сделай! Что угодно!!! Сириус хватает Римуса за грудки и встряхивает так, что у того мотается голова. Взгляд Блэка — безумен и панически сух. Римус снова шепчет заклинания. Сириус тупо смотрит на лежащую на земле ладонь. На тонком пальце тускло посверкивает кольцо с надписью на латыни. Не смог. Не уберёг. Не сработало. Потому что он и так был рядом. Но не защитил. Не сумел. Не справился. Подвёл. — Все. Он… Убил. Блэк, стоя на коленях, сгибается пополам, утыкаясь лицом в колени, в беззвучном крике открыв рот. Он молча рыдает, совсем не красиво, кусая ладонь, царапая щеки, вцепляясь в волосы. Спустя вечность и сотни тысяч неуслышанных им слов Люпина, Сириус подрывается и обнимает мертвое тело, прижимаясь лбом ко лбу. — Прости… прости меня… Бессмысленно. Услышать невозможно. Простить нельзя. Бессмысленно. Глупо. Низко. Трусливо. Подло… Потому что подвел. Потому что не защитил. Потому что убил. — Прости… братишка…