Подворотня

★★★       Наверное, Цель знает, что за ней следят. Солдат действует профессионально: он замаскирован под гражданского, держится на расстоянии и ничем не выдаёт себя, но ощущение, которое появляется, когда тебе неотрывно смотрят в спину — оно у Капитана определённо есть. Он чувствует его взгляд.       И Капитану бы скинуть хвост, может, он тогда и жив останется. Ещё на какое-то время. Но он почему-то заворачивает в подворотню. Район в этот час и так тих и безлюден, так ещё и место, куда не достаёт уличный свет.       Слишком просто. Это настораживает, но Солдат идёт следом.       Капитан действительно ждёт его. Только это ему не поможет. — У меня ничего нет, я безоружен, — Капитан разводит пустыми руками и делает шаг к нему. — Не подходи, — шипит Солдат и взводит курок. — Что же они сделали с тобой, что ты всё забыл? — Капитан бесстрашно продолжает двигаться в его сторону с поднятыми раскрытыми ладонями. — Но меня же ты помнишь. — Не помню, — упрямо твердит в ответ Солдат и понимает, что врёт.       На самом деле это даже не похоже на воспоминание, просто он откуда-то знает Капитана: движения, мимика и даже звук голоса кажутся знакомыми. И узнавание это бьётся теплом где-то в солнечном сплетении, и в то же время от этого горько, больно.       Солдат пытается задавить в себе желание узнать Капитана. Он пришёл его убить.       Насколько же было бы проще пристрелить его на утренней пробежке с крыши какого-нибудь здания. Насколько же это было бы безопасней и точней, чем вступать в ближний бой. Сколько же раз Солдат вёл его в прицеле, готовый выстрелить, но всё медлил и медлил, пока Цель не скрывалась из виду.       Капитан продолжает бесстрашно подходить к нему. Солдат отступает.       Как глупо. Он — тот, у кого в руках оружие, но он отступает.       Солдат расставляет ноги, намереваясь врасти в землю и не двигаться с места. Если Капитан попытается его подвинуть, то получит пулю в лоб.       Капитан в любом случае должен получить пулю в лоб. Это то, зачем Солдат здесь.       Глушитель касается груди справа. Для Капитана это левая сторона. С левой стороны бьётся сердце. Солдат судорожно глотает, а его взгляд мечется от собственной руки к лицу Цели и обратно.       Капитан осторожно касается его пальцев, наверняка сжатых до белых костяшек на рукояти. Солдат не чувствует прикосновения сквозь перчатку, но само осознания этого факта заставляет дыхание сбиться.       Солдат подпустил его так близко. Непозволительно близко.       Капитан продолжает напирать, и глушитель вдавливается в него сильнее. Держать так глок совершенно неудобно, и Солдат молниеносно меняет положение, приставляя его к виску Капитана. Тот даже не шелохнулся от произведённой манипуляции, хотя реакция у него была хорошей.       Теперь его рука покоится на груди Солдата. Он наверняка ощущает под своей ладонью заполошный ритм. — Я не причиню вреда, — говорит Капитан, и его пальцы аккуратно вынимают оружие из рук Солдата, не встречая сопротивления.       Он с тихим щелчком ставит глок на предохранитель. — Убери, откуда ты там его достал, — протягивает он его обратно Солдату.       Солдат бездумно слушается. Чувство опасности притупляется рядом с Капитаном почти до нуля. Так не должно быть, но Капитан уже гладит его по щеке кончиками пальцев, а Солдат ему не мешает.       Давай же. Выпад. Удар. Что-нибудь. Хотя бы увернись.       Ладонь Капитана скользит за ухо и пристраивается на задней стороне шеи, мягко массируя.       Почему ещё не последовало наказания за нерасторопность?       Он внимательно смотрит в глаза Цели, пытаясь уловить малейшее изменение в настроении, намёк на готовящуюся атаку. Но Капитан так расслаблен, словно они на одной стороне, словно были своими. Может, Капитан уверен в этом? Солдат волей-неволей чувствует, как перенимает его спокойствие.       Глаза у Капитана голубые. Взгляд внимательный, какой-то знакомый. Он смотрит на Солдата с теплотой, и от этого ощущения хочется вдохнуть полной грудью и расправить плечи. Так не смотрят на тех, кто пытается тебя убить. Капитан смотрит на него, будто Солдат не является его противником. Будто он в принципе не был угрозой, а был чем-то другим. Это непонятно Солдату, но отторжения или страха не вызывает. Только смятение и любопытство.       Кто он? Солдат знает имя, но оно ему ничего не говорит. Кто он Солдату? Почему он они друг друга знают? Стив Роджерс был его куратором?       Подумав об этом, Солдат всматривается в него, теперь уже не пытаясь отмести личное, раз это всё равно не удаётся. Теперь он старается вспомнить. Иногда он узнавал людей.       Лицо Капитана так близко, и это должно облегчить задачу, но, почему-то, наоборот, её усложняет. Взгляд Солдата мечется от глаз к подбородку и обратно, но его мозг, словно компьютерная программа, выдаёт ответ, что совпадений не найдено. Тогда взгляд останавливается на губах и плавной линии рта.       Солдат хорошо видит в темноте, но освещение как-то странно… Или дело не в этом? Цель кажется… симпатичной. А то, что она стоит так близко, ещё и волнующе.       Капитан придвигается совсем близко и легко-легко касается своими губами его. Солдат не знает, что делать, а потому не делает ничего. Может быть, только совсем чуть-чуть подаётся вперёд, и сразу же получает за это награду в виде россыпи поцелуев по всему лицу, от лба и до самого подбородка. Это странно, это совершенно незнакомо, но Солдат всё ещё не двигается, только чуть-чуть фыркает, когда губы касаются кончика носа.       К нему прижимаются всем телом, и это горячо. Прижимают к прохладной стене, но это пустяки. Но когда Капитан пытается отогнуть ворот его куртки и добраться до шеи, он ему не позволяет, перехватывая руку. — Ты никогда не позволял мне касаться твоей шеи, если не ожидалось продолжения, — со смешком говорит Капитан, смотря на его губы.       Какого ещё продолжения? Солдат не знает, о чём он. Капитан коварно пользуется его замешательством и успевает всё-таки отодвинуть куртку, наклониться к шее и прихватить кожу губами.       Это беззащитно и уязвимо, и от этого удовольствием прошивает насквозь. Солдат замирает, чувствуя себя странно-беспомощным, когда крепкие руки сжимаются на его талии, гладят. Капитан притягивает его к себе ближе, настойчиво целуя и жадно вылизывая шею.       Что это такое? Что с ним делают?       Бёдра от этих манипуляций у Солдата непроизвольно дёргаются, и пах трётся о пах Капитана, и тот стонет ему на ухо, а потом перемещает руки с талии Солдата на ягодицы. Он мнёт их и тискает, и это почему-то невообразимо хорошо, и Солдат прижимается доверчивее, уже не пытаясь даже бороться с нахлынувшим возбуждением.       Ему нужно ещё.       Капитан снова касается его губ своими, верхней и нижней, затем снова верхней, дотрагивается кончиком мокрого языка до уголка рта, и Солдат тянется навстречу, приоткрывая рот. Капитан скользит языком внутрь, ласкает и оглаживает, и теперь уже стонет Солдат, от удовольствия прикрывая глаза. Капитан целует его снова и снова, пока губы не начинает саднить и покалывать, а потом вдруг падает на колени, и это так неожиданно, что Солдат напрягается. Но Капитан уже не обращает внимание на его замешательство. Он быстрыми движениями расстёгивает его ремень и приспускает штаны, вжимается открытым ртом в кожу, обдавая тёплым дыханием, а потом ведёт носом ниже. Туда, где Солдат так напряжён, что почти больно.       Это угроза дестабилизации, это и есть дестабилизация, но Солдат ничего не может сделать. Последние несколько недель он постоянно находится в нестабильном состоянии, с самого момента встречи с Целью на трискелионе. Только очередной сбой программы впервые ощущается так приятно, так жарко и напряжённо, но с ощущением того, что почему-то сейчас станет ещё лучше. Какое-то странное предчувствие, откуда оно у Солдата?       Капитан дотрагивается до него рукой, обхватывает, и Солдат бездумно дёргается, шумно выдыхает, но его удерживают на месте. Капитан смотрит снизу вверх, смотрит на него этими своими глазами, которые даже в тёмной подворотне остаются светлыми, и ему хочется довериться, что бы он не решил сделать с Солдатом.       У Капитана мокрый и быстрый язык, нежные губы и горячий рот — вот что узнаёт Солдат.       И это знание, полученное опытным путём, заставляет его несдержанно застонать и вцепиться металлической рукой в стену. Из-под пальцев сыплется новая порция кирпичной крошки, когда ему облизывают член сверху донизу, трут большим пальцем под головкой, одновременно сжимая у основания. Губы обхватывают ещё раз, язык мягко оглаживает и толкает за щёку. Плоть обволакивает правильно и нежно, горячий гибкий язык ласкает быстро, сладко, отвлекая от существующего вокруг мира и заставляя следить только за своими движениями.       Спустив его штаны ниже и огладив напряжённые бёдра, Капитан начинает слегка раскачиваться на пятках, размеренно двигая головой. Он сжимает губы и втягивает щёки, и колени у Солдата совсем чуть-чуть подкашиваются, хотя он и находит опору в стене позади себя.       Это удовольствие, которое непросто вынести, но Солдат ни в коем случае не хочет, чтобы оно прекращалось. Это что-то непривычное, неправильное и потрясающее.       Он откидывает голову назад, упираясь затылком в стену, и стонет сквозь стиснутые зубы. За зажмуренными веками световыми пятнами вспыхивают смутно знакомые образы. Будто вокруг лес, воздух чистый и пахнет смолой, только-только занимается рассвет. Он стоит у какого-то дерева с жёсткой рельефной корой, которая царапает ему спину даже через рубашку, а этот, огромный и светловолосый, точно также стоит перед ним на коленях и берёт в рот. И Солдат почему-то старается быть тише, закусывает собственные костяшки, потому что их кто-то не должен услышать, не должен знать, что они здесь, чем они заняты.       В подворотне нет никого, кроме них, и услышать сдавленные стоны Солдата может только помойная кошка. Капитан продолжает с явным знанием дела насаживаться на его влажный от слюны член, который упруго дёргается каждый раз, когда его выпускают изо рта. Широкие горячие ладони тискают его задницу, сминают, то и дело толкая вперёд, глубже. Солдат может только цепляться за плечи Капитана, снова ловя ускользающие ассоциации: вроде бы происходящее уже было, но как будто не с ним.       Когда Капитан насаживается до упора и сглатывает, это просто невозможно. А затем он глотает ещё и ещё, и Солдат вцепляется в его плечо живой рукой очень сильно. Стоит ему всего раз толкнуться самому, как ослепляющее ощущение, не сразу воспринимаемое как удовольствие, затапливает всё тело, выгибает и подкашивает.       Приходит он в себя в его руках, уткнувшийся носом в шею. Ладони Капитана держат Солдата под задницей, иногда чуть сжимаясь.       Поддавшись возникшему порыву, Солдат лижет его шею до самого уха.       Капитан отстраняется, чтобы снова прижаться к нему, предварительно обхватив обе его руки за запястья и закинув себе на плечи, а сам обнимает, трётся носом о линию челюсти. От него пахнет Солдатом. Весь воздух вокруг им пропах. Капитан улыбается и гладит Солдата, который отчего-то в ответ издаёт странные, почти мурлыкающие звуки и прижимается к нему, снова утыкаясь в шею. — До моего дома недалеко, — Капитан жарко дышит ему прямо в ухо. — Пойдём.       Это, конечно же, может быть западня, но Солдат не хочет выпутываться из чужих рук. Он хочет и дальше прижиматься к тёплому и ласковому человеку, которого вроде бы знает. Поэтому он идёт следом как привязанный, по дороге урывая несколько поцелуев и многообещающих прикосновений.       Если Стив Роджерс когда-то был его куратором, то он, вернее всего, очень нравился Солдату в этой должности. ★★★