Любовное зелье

Рыжий проснулся в настолько непривычной обстановке, что его пробрал зуд. Во-первых, мертвая тишина. В логове крыс — тишина. Никогда, как этим утром, парень не боялся того, что в самом деле умер. Правда страх этот был ровно на пару минут, пока сходил сон. Второе, что беспокоило — или, правильнее сказать, наконец не беспокоило, — Рыжего — это отсутствие стаи. Любимые крысята были просто паиньками. Правда именно в те моменты, когда их не было рядом. И особенно его радовало отсутствие тех, кто регулярно хотел приставить ему нож к горлу. Впрочем, лето означало не только тишину, но и свободу действий. Конечно, далеко не чьи-то запреты мешали вседозволенности в Доме. Мешало обычно огромное количество народу на квадратный метр. А раз теперь людей было мало, Рыжий со спокойной совестью откопал припрятанную пузатую бутыль толстого стекла с мутотенью. Настойка от Табаки, настоящая загадка природы. Правда сам создатель уверил, что точно знает эффект, и обозвал высокоградусную жидкость «любовным зелием» или напитком для уединенной обстановки. Смерть, хоть и знал в этом толк, а настойку тратить не спешил. Это утро стало для него знаменательным. Поэтому, приведя себя в порядок, примерно слегка за обед по времени, вожак крыс явился в комнату пернатых в поиске вечно несущего траур. В это утро Стервятника разбудили не боль в ноге и не дурные сны, а тихий шелест опадающих цветков. Видимо, таким образом бегония решила выразить протест против слишком яркого солнечного света, и теперь подоконник покрывал ковёр из нежных карминно-розовых лепестков. Почти все птицы хотели забрать с собой любимые цветы, аккуратно паковали и переупаковывали их перед отъездом, вытаскивали вещи из сумок, боясь, что что-нибудь может помять их крошек. Многих Стервятник уговорил оставить цветы ему на попечение: комната стаи без цветов выглядела осиротевшей, и Стервятник не хотел проводить лето в таком минорном помещении. Нога продолжала не беспокоить своего хозяина на протяжении всего утра, пока тот умывался, завтракал остатками бутербродов и возился с цветами. Поливать, рыхлить почву, раскладывать удобрение, напевать вполголоса любимые мелодии и при всём этом не маяться от назойливой боли — ещё несколько дней назад это казалось сказкой. Даже Тень ненавязчиво сидел за пышным кустом гибискуса, не пытаясь приблизиться и как будто не обращая внимания на своего живого брата. Он вёл себя так с начала лета, что, в общем-то, понятно: некого было отгонять от Стервятника, когда все разъехались, и сам вожак почти не выходил из комнаты, предпочитая общество цветов пустым и гулким коридорам Дома. Стервятник столкнулся с Рыжим в дверях комнаты, когда пошёл выбрасывать лепестки осыпавшейся бегонии. — Ну здравствуй, — улыбка скользнула по тонким губам, и, поднявшись выше, засветилась в глазах. — Давненько ты не заходил. Действительно, с начала каникул у Стервятника не было гостей, — может быть, Тень всё-таки сторожил входную дверь, отпугивая посетителей? — И тебе не хворать, Большая Птица, — разулыбался Рыжий, промедлив всего долю секунды. — Проходи, располагайся, — вожак пернатых посторонился, освобождая проход. — Чаю? До того было непривычно Рыжему видеть Стервятника не в траурном одеянии. Пройдя в комнату, он огляделся и пристроился на первую попавшуюся кровать. — У меня свой чаек, — он махнул бутылкой, подняв ее над головой. — Найдется пара чистых стаканов? И без того слишком зелёная комната в глазах бывшего Смерти была ещё более зелена, но ее свобода от обитателей казалась непостоянной. В редкие моменты за ужином Рыжий заставал Стервятника в стайной комнате одного. И вот сейчас все казалось, что ещё минуту и понесутся по коридорам толпы, и где-то в конце медленной, но не менее сносящей все на своем пути, процессией пройдут траурные птицы. Но Дом был почти пуст. Им никто не мешал. Вожаки могли спокойно пообщаться. Ну или в пустой тишине выпить, на крайний случай. — Конечно, — птичий вожак мысленно пожал плечами. Почему бы и не выпить, особенно после любимого дела и в приятной компании. Бросив в угол мешок с мусором — этим можно заняться и потом, Стервятник, даже не хромая, двинулся в другой угол комнаты, где хранилась посуда стаи. Осознание того, что он уже целое утро обходился без трости, окрылило его, и поэтому к Рыжему пернатый практически летел. Свалив на кровать стаканы и тарелки с нехитрой закуской — всё теми же черствыми бутербродами и несколькими яблоками, Стервятник и сам присел рядом. Была мысль снять цветы с одной из тумбочек и поставить еду туда, чтобы случайно не испачкать постельное бельё, но тревожить вросшее всем своим существом в любимый предмет мебели растение показалось кощунством, ну, а простыня — она на то и простыня. Ничего страшного, отстирается. Дожидаясь, пока Рыжий разольёт своё пойло по стаканам, Стервятник молча разглядывал его, накручивая на палец прядку волос. Поговорить хотелось, даже очень, и о многом, потому-то птичий вожак медлил, стараясь выбрать тему пообширнее. Наконец решил зайти совсем издалека и произнёс: — Ну и как тебе пустой Дом? Детство не напоминает? — Мое детство было в Могильнике, Стерв, — пожал плечами Рыжий, протянув полный граненый стакан. — А там пусто не было, — улыбнулся парень своим воспоминаниям, кажется, отразившимся в стеклышках очков. — В Доме глухо, тихо и печально. Кажется, сейчас Дом весь твой, как думаешь? — усмехнулся он по-доброму. — Слепого нет, и вроде как ты сейчас на его месте. Впрочем, Дом никого не любит так, как его. Замолчав ненадолго, Рыжий поднял стакан. Парень присмотрелся к мути в стакане и принюхался. Табаки не обманул — его легендарная настойка на еловых ветках с чем-то терпким. Хорошая водка, решил Рыжий и сделал смело полглотка. Жидкость обожгла горло, но в целом пошла хорошо. — Это моё первое лето в пустом Доме, поэтому как-то путаюсь в ощущениях. Стервятник принюхался к мутной жидкости — не слишком-то он доверял крысиным настойкам, — но пахло неплохо, и поэтому вожак решился на глоток. Да и на самом деле, не травить же Рыжий его пришёл? Напиток прокатился жидкой наждачкой по пищеводу и осел на дне желудка, оставив после себя едва заметное терпкое послевкусие. — Кажется, ты не хромаешь? — тихо спросил он, будто между слов внезапно вспомнил о большой тайне. — Сильная вещь, — Стервятник откусил сразу полбутерброда и потому говорил с набитым ртом. — Где взял? Или сам сделал? — Это подарок Шакала и, кажется, он перестоял, — хохотнул крыс, глядя прямо в глаза птичьего вожака. Сделав ещё один небольшой глоток, Стервятник склонил голову к плечу и, глядя Рыжему в очки, скрывающие глаза, так же тихо ответил: — Нога не болит с самого утра. Птичий вожак очень не любил говорить о своём недуге. Он не стал упоминать, как пару дней назад стонал от боли, закусив подушку, чтобы никто ненароком не услышал. Также он не любил, когда кто-то говорил о его хромоте. Но Рыжему, делающему это как-то мягко и ненавязчиво, хотелось позволить говорить об этом. Стервятник машинально потёр больное колено. Рыжий заерзал на месте, ища удобного положения и в итоге уселся ближе к Стервятнику. — Чудеса, да и только, — кивнул он. — Сегодня я вспомнил, что живой. Представляешь? Последний раз… года четыре назад? Может, даже больше. Даже и не верится, что так скоро наш выпуск, — протянул он тоскливо и сделал большой глоток, тихо рыкнув напоследок. — Мы давно не сидели вот так, вдвоем, — прижавшись спиной к стене, Рыжий прикрыл глаза. — Меня мучает чувство, что вот-вот кто-то войдет. Не в силах отчего-то долго находиться в одном положении, он повернул голову к Стервятнику и протянул стакан с намерением выпить за что-то хорошее, но не знал, за что. Стервятник с лёгкой улыбкой следил за метаниями Рыжего по кровати. Он весь казался маленьким подвижным огоньком, и птичий вожак был уверен, что чувствовал исходящее от него тепло (хотя, может, виною тому был выпитый алкоголь?). Так или иначе, сидеть с Рыжим было хорошо. Время будто застыло, как янтарь, навсегда запечатав в себе двух человек и их маленькую общую вселенную, заполненную воспоминаниями, мыслями, сказанными и несказанными словами. — Никто не войдёт, — Стервятник чуть сгорбился, упираясь локтем в ногу и подперев голову рукой. — Мы одни, — сказав это, пернатый вожак засмеялся от правдивости своих слов. Ему и вправду казалось, что весь мир сжался до спальни Третьей, и он удивлялся, как не понял этого раньше. — Давай за чудеса! — Стервятник стукнулся своим стаканом о стакан Рыжего чуть сильнее, чем нужно, отчего часть жидкости из стакана вылилась на простыни. Смеясь в стакан, птичий вожак осушил его до дна и закашлялся, подавившись, но не переставая хохотать. Рыжий последовал примеру Стервятника. — Осторожнее, Птица, — сквозь кашель произнес он, подхватив заразительный смех. Все вокруг пошло кругом, водка и правда оказалась хорошей. Может, конечно, Рыжего унесло с первого же стакана из-за того, что пил он на пустой желудок? Приняв полулежачее положение, он скосился на птичьего вожака. — Покорми меня, — лениво и тихо произнес крыс, не утруждая себя обдумыванием своих слов. Что-то невесомое было в воздухе и изредка повисающая тишина непривычно давила на виски. Все же быть крысой — значит, бояться тишины. Но рядом с птичьим папой ему было странно спокойно. А может, так действовали кактусы — зелёный, как известно, успокаивает. А уж это Рыжий знал наверняка. Кому как не ему. Стервятник чувствовал приятную лёгкость во всём теле: казалось, стоит взмахнуть руками — и полетишь, став птицей не только на словах. Пернатый вожак наслаждался этим ощущением наравне с крепким пойлом и присутствием Рыжего. Крысиный вожак удивительно вписывался в окружающую обстановку, не растворяясь в ней, но и не выделяясь чрезмерно. Стервятник сквозь полуопущенные веки любовался его спокойной и расслабленной позой, испытывая ранее нехарактерные приливы нежности. «А скоро выпуск,» — промелькнула мысль на задворках сознания. — «И больше мы никогда не увидимся и не посидим вот так». Отгоняя лишние мысли, Стервятник достал из кармана складной нож и, протерев лезвие об простыню, нарезал яблоко дольками. Положив нож рядом с тарелкой, птичий папа засунул одну дольку Рыжему в рот, на мгновение прижавшись пальцами к его губам. Нарочито играя в своей манере с податливым Стервятником, Рыжий подхватил зубами кусочек яблока и будто случайно, мимолетно, поцеловал пальцы кормящей руки. — Выпьем ещё? — с огоньком в глазах разулыбался крыс. И, наперед зная ответ, подскочил, немного пошатнулся, но все же дотянулся до бутылки и разлил остатки по стаканам. Стервятник не мог сказать наверняка, действительно ли был тот мимолётный поцелуй или ему показалось, но, даже отняв руку ото рта Рыжего, птичий вожак ощущал прикосновение тёплых губ на своих пальцах. — На брудершафт! — предложил он и обвил руку крысиного вожака своей, поднося ко рту стакан. Оказавшись к Стервятнику куда ближе, чем обычно, Рыжий замер, глядя в его глаза. Затаив дыхание, он было открыл рот что-то сказать, но не знал, что, да и нарушать тишину не хотел, поэтому приложился к стакану, но, осилив лишь половину, крепко зажмурился. Залпом осушив стакан, Стервятник уронил его на кровать и, покачнувшись, схватил Рыжего за руку. Птичий папа оказался настолько близко, что ощущал дыхание крысиного вожака на своём лице и мог рассмотреть каждую веснушку у него на носу. Единственное, что мешало — очки, и Стервятник, не колеблясь, снял их одним движением и, не глядя, положил куда-то в тарелки, потому что нельзя было оторвать взгляд от открывшегося зрелища. Лицо Рыжего без очков было незнакомым, по-детски наивным и трогательным, и Стервятник был уверен, что это самое красивое лицо, которое он видел в жизни. Заворожённый, он вглядывался в этого нового Рыжего, забывая дышать. А Рыжий боялся шевельнуться, оказавшись без своей великой стены, ограждавшей от всего мира. Он будто остался нагим перед толпой. Но, в то же время, перед ним был один из немногих, кому он мог доверить абсолютно все. Остатки еловой мути расплескалась в полете и залили окончательно убитую простынь. В воздухе повис, кажется, ещё более яркий запах алкоголя с терпкой примесью. Вероятно, что-то, «что настраивало на нужный лад», оказалось афродизиаком. Впрочем, это было последнее, что волновало обоих. Растерянный от происходящего Рыжий сначала напрягся и тяжело дышал, но, без отрыва глядя в глаза пернатого вожака, успокоился и расслабился в знакомых руках. Не разрывая зрительный контакт, Стервятник поднял руку и запустил её в волосы Рыжего. Он перебирал яркие пряди, кончиками пальцев касаясь кожи головы. Крысиный вожак был тёплым и податливым, и казалось, что из него можно лепить, как из пластилина. Опьянённый алкоголем и Рыжим, Стервятник сократил расстояние между ними и поцеловал его куда-то в уголок губ, ткнувшись носом в щёку. Смутившись своего порыва, птичий папа так и застыл, почти касаясь губ Рыжего и машинально продолжая гладить его волосы. Рыжий закрыл глаза, пытаясь унять пропустившее удар сердце. Хотелось прижаться ближе, замереть вместе с Домом, миром и всей их маленькой вселенной. Он мягко коснулся губами губ, нежно мазнул до щеки, прижался лбом ко лбу, боязливо глядя в глаза непривычно-не-зелёного Стервятника. В груди билось тепло к птице, сидящей так-непривычно-близко. И там же страх — порождение долгого недоверия к окружающим. Неловким движением скинув все с постели, Рыжий потянул пернатого на себя, перевернулся на бок, не отводя взгляда. Стервятник навалился на Рыжего сверху, уперев локти в кровать, по обе стороны от его головы. В душе пернатого вожака раздавались птичьи трели, сердце гулко стучало в висках, с каждым ударом распространяя по телу дрожь. Стервятник наклонился и целовал, целовал, целовал лицо Рыжего, не разбирая ничего, касаясь губ, щёк, лба и снова возвращаясь к губам. Губы Рыжего имели терпкий привкус выпитой настойки, и птичий вожак на мгновение оторвался от них, вдыхая разлитый в воздухе аромат напитка. Он хотел сказать что-нибудь ласковое, но не находил слов, и лишь громко дышал ртом, глядя в глаза Рыжему. Рыжий жмурился, мягко улыбаясь. Сощурился и притянул Стервятника к себе, оттянул губу, скользнув языком по ровным зубам. Обхватив Большую Птицу за пояс ногами, он перевернул его, прижавшись плечом аккурат к стене. Лежбище было явно небольшим. Склонившись к Стервятнику, крыс стал переминать его губы своими. Птичий вожак чувствовал, как жар распространяется по телу. Он обвил руками плечи Рыжего, прижимаясь к нему всем туловищем, и, целуя по очереди верхнюю и нижнюю губу крысиного вожака, проник языком ему в рот. Рукой он чуть надавил на затылок Рыжего, заставляя его наклониться сильнее, мечтая слиться с ним в одно целое. Рыжий открыл глаза, но лицо перед ними плыло, а от жарких и настойчивых поцелуем по венам побежал огонь. Стало невыносимо жарко, крыс сел удобней, сжав коленями бедра Стервятника и прижавшись пахом к его животу. Осторожно прикусил губу пернатого, зарывшись пальцами в длинные волосы. Стервятник чуть слышно застонал Рыжему в губы. Он опустил руки на ягодицы крысиного вожака, поглаживая и сжимая их. Даже сквозь ткань он чувствовал жар тела Рыжего. Становилось нечем дышать, и птичий папа откинул голову назад, подставляя шею поцелуям. Рыжий приподнялся, стащив через голову наполовину застегнтую рубашку, и снова припал к Стервятнику, жадно провел носом по шее, судорожно вдыхая. Голова нещадно кружилась, может, конечно, от выпитого и чрезмерного застоявшегося воздуха в комнате, от растений, но крыс был уверен, что только из-за Стервятника и никак иначе. Уцепившись зубами за кадык, Рыжий потянул футболку птицы вверх, попутно нагло облапывая его живот и грудь. Улыбнулся, довольный собой, снова прижался к губам, чуть покусывая. Стервятник чуть приподнялся, помогая стягивать свою футболку, и упал обратно на кровать. В места, где Рыжий касался его голого тела, будто ударяли разряды тока, а от его поцелуев прерывалось дыхание. Стервятник застонал уже громче, отвечая на поцелуи и то нежно гладя, то несильно царапая спину Рыжего. Лицо крысиного вожака кружилось перед глазами Стервятника, и он прикрыл их, отдаваясь во власть тактильных ощущений. Кожа Рыжего была мягкой и упругой, и Стервятнику захотелось изучить её не только при помощи рук. Перевернув крысиного вожака, птичий папа оказался сверху и, оторвавшись от губ Рыжего, принялся покрывать поцелуями его шею и грудь. Рыжий закрыл глаза, пытаясь хоть немного угомонить головокружение. Распластавшись по подушке, он закинул руки над головой, тяжело дыша. Его тело реагировало на теплое тело птицы рядом. Лежать на месте было проблемно, хотелось двигаться и вполне в конкретном направлении. Стервятник лизал и прикусывал соски Рыжего, пальцами рук пробегаясь по его рёбрам. Прижимаясь животом к паху крысы, птичий вожак чувствовал его возбуждение и, опустив руки, принялся гладить крысиный и свой члены сквозь ткань штанов. Рыжий захлебывался собственными стонами, привычно стараясь сдерживать голос. Глубоко вдыхая, он прижался к птичьему вожаку, двигая бедрами навстречу руке, зарылся пальцами в волосы на затылке, чуть оттянул и гортанно простонал, откинув голову. Стервятник уже не мог сдерживаться, поэтому он скатился с Рыжего, расстёгивая ширинку и стаскивая штаны. За штанами последовали трусы, и, оставшись полностью голым, птичий папа начал раздевать крысу. Стащив с Рыжего штаны и трусы, Стервятник наклонился и, проведя языком по всему возбуждённому члену, взял в рот головку. Второй рукой он дрочил себе. Рыжий выдохнул шумно, втянув живот и, мелко подрагивая, сжал волосы Стервятника на затылке, тихо порыкивая и двигая бедрами в такт. Такой щедрости, как минет, у Рыжего не было достаточно давно. Стервятник попытался взять весь член в рот, но, поперхнувшись, отодвинулся и поднял взгляд на Рыжего. Тот выглядел невероятно сексуальным, и Стервятник, сев ему на бёдра, взял оба члена в одну руку и начал дрочить, не отрывая глаз от лица крысиного вожака. Рыжий на дрожащих руках приподнялся, не разрывая зрительного контакта, притянул Стервятника к себе, впиваясь поцелуем. Сев прямо, он одной рукой приобнял птичьего вожака за пояс, а второй обхватил члены поверх его руки. Стервятник свободной рукой зарылся в волосы Рыжего, а второй продолжал дрочить. Ответив на поцелуй, он с тихим чмоканьем разорвал его и, мазнув губами по щеке, прикусил мочку уха. Прижавшись лбом к виску Рыжего, Стервятник чувствовал, как быстро пульсирует жилка на виске, и дрочил в такт ей. Рыжий мягко целовал челюсть, раковину уха, местечко за ним, шею, крепко сжимая чужую руку, тяжело дыша, постанывая и урча на самое ухо любовника. Стервятник стонал, двигая бёдрами навстречу рукам. Он громко дышал, утыкался лбом в плечо Рыжему и тут же поднимал голову, покрывая лицо и шею партнера быстрыми влажными поцелуями. Рыжий простонал в голос, большим пальцем обхватив головку Стервятника. Крыс наклонился, заметно укусив птичьего вожака за плечо, кончив в теплую ладонь. Тяжело дыша, он выпустил плечо изо рта и утянул Стервятника в долгий, мокрый поцелуй. Стервятник скользил языком по зубам, дёснам и языку Рыжего до тех пор, пока не закончился воздух. Тогда он отстранился и, тяжело дыша, прижался своим лбом ко лбу любовника. Сделав ещё пару быстрых рваных движений рукой, птичий вожак кончил, вздрогнув всем телом, и повалился на бок, утягивая за собой крыса. По-прежнему не выпуская Большую Птицу из своих объятий, крыс приходил в себя. Голова продолжала кружится и все плывущее перед глазами казалось сном или буйной, но очень смелой фантазией. Проведя пару минут в таком состоянии, Рыжий лениво сполз на другой бок и потянулся к скинутым весьма далеко штанам — ужасно хотелось курить. — Собрался уходить? — расстроенно спросил Стервятник, но Рыжий в ответ показал пачку и вернулся на место. Нега разлилась по всему телу, и Стервятник расслабленно растянулся по кровати, сквозь полуопущенные веки следя за крысом. — Угостишь? Крысиный вожак сел на кровати и прикурил. Лег обратно ближе к Стервятнику, выдохнул дым тому в лицо, улыбаясь. Затем затянулся и поцеловал Стервятника, передавая ему горьковатый дым. Стервятник тихо засмеялся и прижался к Рыжему, закинув на него ногу. Перехватив сигарету из пальцев крысиного вожака, птичий папа затянулся и вернул поцелуй. Прижавшись к Стервятнику, Рыжий улыбнулся в поцелуй. Поглаживая совсем растпепавшиеся волосы птицы, крыс на ощупь нашарил под кроватью свои очки и нацепил на нос, улыбаясь ещё пьяно. — Не надо, — попросил Стервятник, снимая с крыса очки. — Побудь таким со мной. Он снова затянулся и выпустил дым в сторону, не отрывая взгляда от глаз крысиного вожака и поглаживая его щёку пальцами. — Чувствую себя голым, — тихо ответил Рыжий, подумал немного и засмеялся, поняв абсурдность сказанного, затем внезапно наклонился к самому лицу Стервятника и зашептал ещё тише: — Для тебя я такой, какой есть, и никакие очки этого не изменят, — он мягко мазнул губами по щеке и затянулся из рук птицы. Рыжему думалось, что их прошлые свидания дали птице понять такие простейшие вещи, но, кажется, очки и правда стали слишком хорошей защитой. Стервятник молча затянулся, не прекращая гладить Рыжего по скуле. Чуть помедлив, он наклонился и поцеловал Смерть в шею. — Останься на ночь, — прошептал птичий вожак, целуя крыса за ухом. — Оставайся здесь до конца лета, — предложил он. — До ночи ещё далеко, а уж до конца лета — тем более, — прошептал в ответ Рыжий, тепло улыбнувшись. Он приластился к нежной руке. — Давай сбежим куда подальше от этого всего? Только мы, — нетрезво и радостно предложил Рыжий, все ещё стараясь привыкнуть к отсутствию очков. — Давай, — неожиданно для себя самого согласился Стервятник. Алкоголь всё ещё гулял в его крови, и птичьему вожаку предложение Рыжего казалось донельзя забавным. Забыв о сигаре, птичий папа вспомнил о ней только когда она обожгла пальцы. Чертыхнувшись, он подполз к краю кровати и потушил фильтр в лежащей на полу тарелке. — Прямо сейчас? — рассмеялся Рыжий и, не сумев побороть усталость, широко зевнул. Потерев подбородок, крысиный вожак утащил Птицу обратно в лежачее положение. — Если будем сбегать, надо выспаться и хорошо поесть. — Хорошо, — Стервятник положил голову Рыжему на плечо, приобняв его. — Спланируем это позже, — и, не удержавшись, поцеловал его в пульсирующую жилку на шее. В объятиях крысиного вожака было тепло и уютно, и Стервятник начал задрёмывать, уткнувшись носом Рыжему в ключицы. — Заберём Церберуса и сгинем отсюда, чтобы никто нас не нашел, — бормотал уже сквозь сон Рыжий, довольно быстро проваливаясь в сон. — И моих птенцов, — шептал Стервятник, закрыв глаза. — Они унесут нас на себе, а то я слишком стар, чтобы летать…