Чулки и признания

Ичунь стоит у стола, скрестив руки на груди. В новом здании «Дождя» еще никого нет, даже камеры не работают. Все переедут на следующей неделе, а пока пропуск есть только у глав отделов. И у Вэй Чэня. Он бы и рад осмотреться, но прямо сейчас есть дела поважнее. Жалюзи на окне позади Ичуня прикрыты неплотно, сквозь них сочится яркое солнце. Слепит, раздражает и не дает разглядеть выражение глаз. Вэй Чэнь уверен, в них отражается все, что Ичунь думает об этой затее и о Вэй Чэне. Где вертел все это, и куда бы ему пойти в следующий раз со своим «а спорим?». А еще — смех, потому что лицо у самого Вэй Чэня сейчас стопудов очень многое выражает. Большую часть из этого он предпочел бы никому никогда не показывать. Но Ичуню можно. Сегодня. Вчера. Всегда. Вэй Чэнь смотрит на ноги Ичуня. На его длинные, блядь, ноги в гладких черных чулках. На широкие резинки на бедрах и бледную кожу над ними. На резкий переход от чулок к коже. Ничего, кроме чулок, на Ичуне нет. У Вэй Чэня с каждой секундой в голове все меньше мыслей, все больше острого возбуждения. Такого же, каким веет от Ичуня. Между ними с самого начала было так: остро, зло, возмутительно-хорошо. Вэй Чэнь знает, что бесит Ичуня своей наглостью, презрением к правилам, грязной игрой и бесстыдством. Вэй Чэня бесит правильность, собранность, закрытость. Бесит и заводит до такой степени, что впору подумать, что здесь есть что-то еще, и этот старший впервые в жизни не только берет, но и отдает и гораздо больше, чем мог бы предложить. Ичунь вытаскивает из него ту сторону, о которой сам Вэй Чэнь не подозревал. Тянет за собой туда, куда никому из них не стоило бы соваться. Вэй Чэню нравится — провоцировать, получать, отдавать. Вот как сейчас, когда он опускается на колени и достает из кармана скомканную подвязку. Черный шелк, кружево, какие-то темные бусины, переливающиеся в солнечных лучах. Хер знает, что такое, Вэй Чэнь не запомнил. Когда он выбирал подвязку на Таобао, представлял себе ноги Ичуня, его кожу, просвечивающие венки на внутренней стороне бедер, а не вчитывался в описания. Зато переслал все это Ичуню и дрочил, рассказывая ему по аудиосвязи, как будет ее надевать. И кончил, услышав, как Ичунь тихо, сдавленно стонет у себя в комнате за сотни километров от Вэй Чэня. Сейчас реальность забивает те фантазии. Сметает их ебучим цунами. Перед глазами темная линия от кончиков пальцев до бедер. По ней так и тянет провести пальцем. Убедиться, что это все — настоящее. Что это все — для него. Вэй Чэнь не любит отказывать себе в удовольствии. Особенно рядом с Ичунем. С ним все желания становятся ярче, больше. И кажется, что если не исполнить их прямо сейчас, взорвешься к хуям. А исполнишь — и взорвется весь мир. На мир Вэй Чэню насрать. Всегда было. А с того момента, как Ичунь впервые сбросил с себя пиджак и шагнул к Вэй Чэню, прижимая его к стене в игровом зале, — стало насрать вдвойне. Сейчас, когда Вэй Чэнь осторожно касается ног Ичуня, мир может делать, что угодно. Хорошо бы клубное здание выстояло, но в общем и это не обязательно. Чулки гладкие, ладони скользят по ним легко. Вэй Чэнь приглядывается и тут же стонет. Возбуждение ударяет под дых, в паху жарко, сердце гулко бьется под ребрами. — Блядь, ты еще и ноги побрил. — Ну да, — Ичунь пожимает плечами будто бы это — обычное дело. Будто бы в голове Вэй Чэня не проносится сейчас кино о тысяче и одной фантазии, о которых он никогда бы не догадался, если бы не встретил Ичуня. — Блядь, — повторяет Вэй Чэнь и продолжает материться, чтобы хоть как-то выпустить наружу тот пиздец, что творится у него в мозгах. Гладит ноги Ичуня, не в силах оторваться. Вверх, от лодыжек до резинок на бедрах, и снова вниз, к ступням. Ткань под руками нагревается. Вэй Чэнь обводит бедра Ичуня, сжимает пальцы на коленях — Ичунь дергается, хмурится возмущенно и хрипло обещает: — Я тебе сейчас врежу. Звучит как «я тебя сейчас выебу». Нихуя. Не сегодня. Вэй Чэнь смеется. Поднимает с пола подвязку, ставит ногу Ичуня себе на колено — снова гладит, прижимается губами. Ведет языком вверх, оставляя на темной ткани влажный след. Замирает, чувствуя горячую гладкую кожу сквозь чулки. Ичунь ощутимо вздрагивает. Вэй Чэнь смотрит на него и любуется — тот наклонил голову, закусил губу. Он хмурится, совсем не выглядит собранным и аккуратным. Пальцы впиваются в край стола так, что костяшки побелели. Член прижимается к животу, на головке выступила смазка. Такой Ичунь нравится Вэй Чэню куда больше того мудака, который кикнул его из родной гильдии. Ичунь конечно же должен об этом знать, и Вэй Чэнь повторяет вслух свои мысли. Ичунь не разочаровывает. — Нахер иди. Ты вообще будешь что-то делать или так и собираешься только смотреть. — Покомандуй мне тут еще, — ухмыляется Вэй Чэнь. Надевает подвязку на ногу, гладит большим пальцем лодыжку. И медленно тянет подвязку вверх, наблюдая за тем, как растягивается кружево и блестят бусины. Ичунь, кажется, перестает дышать. Когда подвязка наконец доходит до бедер, мягко ложится поверх резинки чулок, Ичунь резко подносит ладонь к губам, закрывая рот, но стон все равно слышен в пустой комнате. — Руки от лица и не смей сдерживаться, — приказывает Вэй Чэнь. — Покомандуй мне тут еще, — повторяет Ичунь его слова. — Что за неуважение к старшим? — Ты правда хочешь, чтобы я сейчас это прокомментировал? Ичунь может. Это он только писать нихера не хочет, а высказать все, что думает, голосом, не стесняется. Особенно все, что думает о Вэй Чэне. Но руку он все-таки убирает. Вплетает в волосы Вэй Чэню, сжимает пальцы, тянет. Знает, что ему так нравится. Знает, как действует на него. Вэй Чэнь отпускает его, поднимается, расстегивает свои джинсы. На трусах расплывается пятно смазки. Мокрая ткань неприятно трется о головку. Ичунь жадно смотрит на то, как раздевается Вэй Чэнь. Его взгляд прожигает насквозь, бесит и возбуждает. Вэй Чэнь не выдерживает, шагает вплотную к Ичуню и целует его. Ичунь встречает его на полпути. Скользит языком в рот, задавая ритм, приходится постараться, чтобы изменить его. Вэй Чэнь прижимается к Ичуню, поддевает резинку чулок, царапает кожу под ними. Ичунь сбивается, приоткрывает губы в тихом стоне, и последнее слово остается за Вэй Чэнем. «Так-то лучше», — думает он, целуя Ичуня глубоко и резко. А потом замирает и уступает, давая ему вести, потому что так — тоже хорошо. Ичунь обнимает его, гладит по спине, спускаясь на задницу, сжимает пальцы. Трется о Вэй Чэня бедрами, его член то и дело задевает член Вэй Чэня. Гладкая ткань чулок касается ног Вэй Чэня, щекочет, заводит до одури. Терпение стремительно заканчивается. — Развернись, — бормочет Вэй Чэнь в поцелуй. Ичунь кивает и продолжает его целовать, прижиматься, тереться, сводить с ума. Потом все-таки отпускает Вэй Чэня, разворачивается, упираясь руками в стол. Прогибается в пояснице. Вэй Чэнь едва не кончает от одного этого зрелища. Светлые бедра, темные чулки, блядское кружево и сраные бусины на подвязке. Хочется выжечь это воспоминание у себя в мозгу, чтобы никогда не забывать. Чтобы проигрывать на повторе, потому что это — лучшее, что Вэй Чэнь вообще в жизни своей видел, и это, блядь, гребаный пиздец, потому что кажется, сейчас он все-таки начнет признаваться Ичуню в любви. Вместо этого Вэй Чэнь тянется за смазкой. Щедро льет на пальцы, глядя как капли падают на кожу. — Видел бы ты себя сейчас, — говорит он Ичуню, разводя ягодицы в стороны. — Я видел, — хрипло выдыхает тот. — Пока надевал чулки все думал, как ты отреагируешь. И посмотрел в зеркало. — Понравилось? — спрашивает Вэй Чэнь. — Да, — честно признается Ичунь. Подается назад, насаживаясь на палец Вэй Чэня. Расставляет ноги шире. Дрожит и стонет, когда Вэй Чэнь добавляет второй палец и разводит их в стороны. Нетерпеливый. Хотя какое тут нахер терпение. Вэй Чэню бы самому продержаться и не спустить без прикосновений. Слова льются с языка сами, контролировать их не получается, держать в себе — тоже. Вэй Чэнь наклоняется к уху Ичуня и шепчет: — В следующий раз, когда проиграешь, я уложу тебя на свою кровать и трахну пальцами. Долго, так, чтобы ты пиздец как бесился. Смотрел на меня, как на последнего мудака. А я буду смотреть, как ты выгибаешься передо мной, как насаживаешься глубже, как сам задаешь ритм и угол. Как раскрываешься на моих пальцах, на четырех сразу. Понадобится дохера смазки, но тебе понравится. Настолько, что ты кончишь прямо так, не дроча даже себе. А я буду смотреть, а потом вставлю тебе, еще раскрытому, горячему, буду чувствовать, как ты сжимаешься вокруг меня. Охуенно. Ичунь стонет, матерится, поворачивает голову и, опираясь на стол одной рукой, второй тянет Вэй Чэня к себе. Поцелуй выходит смазанным, грязным, горячим и охуенным. — Не могу больше, хочу тебя. Хочу выебать прямо так, а потом кончить на эти блядские чулки. — Давай. У меня есть еще одна пара, — произносит Ичунь. Он тормозит после каждого слова, хрипло дышит, насаживается на пальцы Вэй Чэня. Это заводит до темных пятен перед глазами, но то, как Ичунь подготовился и все предусмотрел, выносит гораздо сильнее. Ичунь горячий, узкий, пульсирует вокруг его члена. Вэй Чэнь придерживает его за бедра, не давая двигаться, и не двигается сам. Замирает, считает до десяти и сбивается уже на «три». — Двигайся, блядь, чертов Вэй, иначе я объявлю на тебя мировую охоту! Когда Ичунь злится — это пиздец. Вся выдержка растворяется в жаре, исчезает нахрен. Вэй Чэнь вбивается в Ичуня сразу, трахает размашисто, быстро и резко. С каждым движением в комнате все меньше воздуха, а в мыслях — связности. Он обхватывает член Ичуня, водит кулаком по стволу, трет большим пальцем уздечку. Ичунь кончает с громким стоном, сжимается вокруг Вэй Чэня так, что почти больно. Подается вперед, дрожа. На пальцы течет сперма, и Вэй Чэнь едва успевает выйти из Ичуня, прежде чем кончает сам, забрызгивая его задницу, бедра и чулки. Охуенно. Ноги подгибаются, Ичуня тоже шатает, они опускаются на пол синхронно, вытягиваются рядом, целуясь. У Ичуня искусанные, потрескавшиеся губы. Вэй Чэнь облизывает их, водит языком, впитывая вкус. Медленно, в такт успокаивающемуся сердцебиению. Пол прохладный, разгоряченная кожа быстро остывает. Вэй Чэнь водит ладонью по бедрам Ичуня, поддевая и осторожно отпуская резинку чулок. Чувствует под пальцами мурашки. — Окей, игровую обновили, — говорит Вэй Чэнь. — Как насчет твоей спальни? — И добавляет, пока Ичунь не успел ответить: — Ты говорил про вторую пару чулок, я все запомнил. — Я тоже запомнил. — Ичунь смотрит ему в глаза, и Вэй Чэнь срочно прокручивает в голове все, что говорил. Не спалился. Не проболтался. А потом думает, ну какого хера. Обводит языком мочку уха и шепчет то, что так давно жжет язык: — Ты охуенный. Я дрочу на тебя хер знает сколько уже, и каждый раз — все сильнее... — Я тоже, — просто говорит Ичунь, перебивая его. — Что бы ты ни сказал, я — тоже. С самого начала. Он отстраняется и целует Вэй Чэня, задает ритм и не дает оставить последнее слово за собой. Ну и хуй с ним. Главное — первое слово — навсегда за Вэй Чэнем. А с остальным они еще разберутся.