Let it slide Overhead When I believe in you My soul can rest But as love It's really love It never fails But fail it does When we shine Like the sun You seem the only one My only friend I resigned From myself Took a break As someone else It's like I've come undone And I've only just become Inflatable for you So pretty in white Pretty when you're faithful I don't mind Most of the time But you push me so Far inside
Bush — Inflatable
***
Эдвард почувствовал, как у него кровь застыла в жилах, стоило ему услышать чёткий и зычный голос Мустанга в звенящей тишине пустой квартиры. Он ещё не успел отойти после встряски от поцелуя с Альфонсом, но в тот момент его заколотило сильнее. Тяжкий груз вины неприятно осел внизу живота, отчего Эдварда затошнило, и рот его наполнился густой слюной. Он резко обернулся и рванул от раковины, собираясь спрятаться в коридоре, как вдруг споткнулся на скользком полу своей живой ногой. Эд успел схватиться за спинку стула, что стоял возле раковины, выпрямился и быстро зашагал прочь, оставляя на полу влажные следы и капая на пол сырыми руками. Уже на выходе он услышал, как Альфонс с волнением в голосе приглашал Мустанга зайти, но ему было плевать, он просто хотел скрыться из виду. На полу от раковины и вплоть до коридора остались видимые следы его ног, но Эд только и думал о том, как бы поскорее скрыться за углом, что не был виден со стороны входа в квартиру, а затем проскользнул в ванную. Он резко открыл дверь и не так уж тихо закрыл её за собой, в любом случае не надеясь остаться неуслышанным из-за бряцания автоброни. Пробравшись внутрь, Эдвард опустился на колени перед унитазом и поднял крышку, тяжело дыша в попытках сдержать неконтролируемый поток слюны. Он зажмурился от боли и постарался расслабиться, но его тело, несмотря на все его попытки успокоиться, по-прежнему судорожно трясло от слабости и шока. Постепенно его состояние начало выравниваться, желудок более-менее успокоился, и Эд крепко стиснул челюсти, продолжая глубоко дышать. Он не уловил момент, когда закрылась входная дверь, видимо от того, как пульс заложил уши, но теперь он чётко слышал голоса, что доносились из кухни. Эдвард открыл глаза и вновь сглотнул, после чего выпрямился и попытался встать, подтягивая под себя ноги и опираясь руками о холодную плитку на полу. Ноги Эдварда были ватными, но поддерживали его достаточно прочно, когда он встал и повернулся к трюмо. Оперевшись на него одной рукой, второй он потянулся к висящему над раковиной шкафчику, не глядя на своё жалкое отражение, потому что в последнее время оно радовало его всё меньше. Шкафчик был почти пуст за исключением, разве что, лезвий Альфонса для бритья и пары пузырьков с обезболивающим и снотворным. Эдвард достал баночку с обезболивающим и открыл большим пальцем, внутри оставалось всего две таблетки, которые он закинул в рот и, поморщившись, проглотил без воды. Какое-то время Эд стоял посреди ванной, вслушиваясь в голоса из-за двери вкупе с собственным осторожным дыханием, пока до него постепенно доходила чрезвычайность ситуации. Вся неприглядность происходящего. Он стиснул зубы и кинул баночку из-под таблеток на трюмо, она откатилась и слегка ударилась о стенку. Эдвард чуть разогнулся и упёрся руками в белую столешницу. За всё произошедшее он считал виноватым только себя, даже при том, что Альфонс этого хотел и сам всё начал... Он не мог оправдывать себя при том, что сам допустил всё случившееся. Эд логически понимал, что Мустанг не мог догадаться о том, чем они там занимались, точнее, именно это никак не могло стать его основной догадкой. И всё же Эдвард чувствовал себя слишком слабым и не готовым держать лицо под пристальным взглядом Роя. Он проглотил слюну и на этот раз почувствовал привкус яблочного сока, послуживший ему напоминанием о том, что его язык ещё несколько минут назад был во рту его младшего брата. Эдвард сдержал тошноту и поднёс руку к лицу, до боли и покраснения растирая кожу вокруг рта. Его губы беспрестанно дрожали... Но не от того, что он поцеловал Альфонса, об этом он мог попереживать и в одиночестве — на тот момент он волновался целиком из-за Мустанга. Эдвард чувствовал на себе запах Ала... Возможно, лишь потому, что отлично знал, откуда этот запах взялся, но всё же... Он весь покрылся холодным потом от страха, что Альфонс как-нибудь тоже мог выдать себя перед Мустангом... Особенно учитывая то, каким раскрасневшимся тот был, когда шёл открывать дверь. Эдвард открыл кран сильнее необходимого и сполоснул руки под резкой холодной струёй, после чего небрежно набрал воды в рот. Ему было плевать на то, что вода стекала по его локтям и пропитывала рукава, как и на то, что повсюду были брызги от сильного напора крана. Ему нестерпимо хотелось выполоскать изо рта даже минимальный привкус Альфонса. После нескольких полосканий водой Эдвард недовольно шмыгнул и залил в рот немного ополаскивателя, от которого жгло язык. Затем он ещё раз умылся и выключил кран, опёрся руками о туалетный столик и глубоко вздохнул в наступившей тишине. С его носа и подбородка капала вода, стекая в раковину и исчезая в общем потоке. «Мустангу не за что зацепиться... Он не заподозрит», — Эдвард мысленно пытался успокоить свою тревогу и грызущее чувство вины, ощущая судорожные позывы в желудке ещё с того момента, как голос Мустанга впервые прозвучал в их квартире. — Что он вообще тут забыл... Сволочь... — пробормотал Эд себе под нос, проводя рукой по влажному лицу. От ледяной воды его руки побелели, а кожу в целом жарко закололо, так что он снял с крючка чистое полотенце и начал растирать им ладони и лицо. Покончив с этим, Эдвард посмотрел на одну руку и заметил, как сильно дрожали его пальцы, а затем, стиснув зубы, он несколько раз сжал и разжал кулак. Он никак не мог перестать дрожать... Он не был готов встретить Мустанга в таком виде... В дверь ванной внезапно постучали, и внутреннее напряжение Эдварда усилилось до боли, когда он повернулся и посмотрел на дверь поражённо распахнутыми глазами. — Э-Эдвард... — громко позвал Альфонс, — Генерал Мустанг пришёл к тебе... — он постарался звучать уверенно, но дрожь в его голосе выдавала всю бурю его чувств. Эдвард испытал прилив странного давящего смирения, которое переживал не раз за последние дни, после чего схватился за живот, отбросив полотенце на трюмо. Не было смысла оттягивать неизбежное, и да, в случившемся... поцелуе... был виноват Альфонс, но никто и не ожидал внезапного появления Мустанга. Эдварда трясло от злости... Но он знал, что и это должно было пройти. Он распахнул дверь и встретился глазами с явно встревоженным братом, после чего — ненамеренно — кинул ему недовольный взгляд и скрылся в направлении кухни. Эдвард совсем не хотел, чтобы младший плёлся за ним и поэтому мысленно порадовался, когда услышал, как Ал скрылся в своей комнате. Он едва держал себя в руках... И в присутствии Альфонса вынести всё это было бы ещё сложнее. Вдохнув побольше воздуха, Эдвард зашёл на кухню и увидел, что Мустанг сидел на его прежнем месте — спиной к двери. Эд напряжённо сглотнул. — Какого хрена ты тут делаешь? — он внутреннее корил себя за дрожь в голосе. Эдвард подошёл и встал спиной к раковине, чтобы встать лицом к Мустангу и иногда иметь возможность поглядывать на стол. Мустанг ни капли не поразился такому приветствию. Он был одет полностью в форму, сидел, вальяжно расположившись на стуле и скрестив ноги. В одной руке он держал перчатки, а вторая лежала на столе рядом с нетронутой чашкой свежесваренного кофе. — И тебе доброе утро, Сталь... Эмм, Эдвард, — сказал он с едва заметной улыбкой. Но Эд прекрасно видел изучающую искру в его взгляде и понимал, что по-прежнему дрожал, поэтому сразу убрал руки в карманы и поджал губы. — Да как скажешь... Так что за дела, Мустанг? Рой лишь моргнул, продолжая полностью игнорировать грубое к себе обращение. — Праздники приближаются... — начал он и взялся за ручку чашки, после чего поднёс её к губам, — всё вот-вот уляжется, бумажной волокиты становится всё меньше, проекты не горят... Вот у меня и появилось немного свободного времени, — сказал он и приподнял брови. Эдвард глянул на него и недоверчиво прищурил один глаз. — И это время ты решил потратить на то, — говорил Эд низким и явно раздражённым голосом, — чтобы прийти сюда и действовать мне на нервы? Рой отпил немного кофе, задумчиво глядя на Эдварда, который не отводил взгляд, хоть ему было тяжело. После ещё нескольких мелких глотков Мустанг поставил чашку на стол. — Честно говоря... Я ведь переживал за вас двоих. Сначала Эдвард ничего не ответил, ему совсем не нравился такой ответ на свой вопрос. Его нестерпимо раздражало громкое тиканье часов на стене и шипение тающей пены в раковине... А также то, как Мустанг буквально ковырялся в нём своим взглядом. Эдвард сглотнул и сдержался, чтобы не скривиться в лице. — О чём тут переживать... О простуде, что ли? — он осмотрелся, чувствуя себя крайне неуютно. Эдвард стоял вплотную к раковине, и от того, как Мустанг пялился на него, его тело трясло мелкой дрожью. Ровно на этом месте он каких-то десять минут назад целовал Альфонса по своей же воле... по крайней мере, насколько было возможно... они стояли в тишине, пока в воздухе витал аромат кофе, точно как и сейчас. Эдвард чувствовал, что внутренний холод сковывал его, как и тогда. — ...Эдвард, я слишком давно тебя знаю... — И что? — резко прервал Эдвард, но его голос сорвался, и он нехотя нахмурился. Непринуждённость на лице Роя испарилась, и он нахмурился в ответ. Эд чувствовал его прозорливость, и ему было противно ощущать такое пристальное внимание к себе от Мустанга. Даже при всей своей разумности... Несмотря на то, что миллион раз говорил себе, что должен любым путём добиться счастья для Альфонса, Эд понимал, что поступал неправильно, и ожидать жалости за такое попустительство, особенно в лице Мустанга, было бессмысленно. Но Эдвард умирал от желания рассказать хоть кому-то... Ему было необходимо разделить с кем-нибудь своё внутреннее опустошение. Тем не менее, он был не настолько глуп или слаб, поэтому был готов хранить эту тайну... всю жизнь. Чтобы защитить Альфонса. Совсем забыв о своей дрожи, он вытащил руку из кармана и вытер ей рот, затем убрал за уши торчащую чёлку. Он осмелился глянуть на Мустанга и тут же неловко моргнул, поразившись тому, как упорно тот его разглядывал. — Господи, хорош уже так таращиться... — пробормотал Эдвард. — Могу я продолжить? — спросил Мустанг и прихлебнул ещё кофе из своей чашки. Рот Эдварда скривился, но Элрик старший кивнул, предоставляя Рою возможность выложить все возможные предположения. Да, во время их прошлой встречи Эд был намерен просто игнорировать Мустанга, но, как и ожидалось, он понял, что это никогда не срабатывало. Лучше уж было покончить со всем сразу. — Я знаю тебя слишком давно, — повторил Генерал, и Эд отвернулся, уставившись в окно, — и если честно, тебя я знаю лучше, чем Альфонса, ведь за тобой я наблюдал не один год, пока в его случае судить по внешним признакам не получалось... — он прервался. Сердце Эдварда заныло от горечи, что он испытал, и он возненавидел себя за то, что начинал скучать по тем дням, когда душа Альфонса жила в доспехе. Он с трудом сглотнул комок в горле и остановил себя: «Чёрт, я — самый худший брат... Как я могу думать подобное?» Он знал, что Мустанг смотрел на него, но не находил сил, просто не мог посмотреть в ответ. — Я не обратил внимания на твой вид, когда ты пришёл ко мне в первый раз, но когда увидел, что Альфонс выглядел даже хуже, то понял, что у вас, наверное, что-то не так. И потом, когда ты пришёл во второй раз, на тебя невозможно было смотреть, к тому же, ты практически вылетел из кабинета... — он разъяснял лёгким тоном, будто болтал о погоде. Эдвард продолжал скрипеть зубами и всеми силами пытался успокоиться, потому что понимал, что лучше было дождаться вердикта молча, ведь Мустанг, более чем вероятно, понятия не имел, что конкретно происходило. Рой продолжил. — Из-за того, что ты... так срочно искал работу, я было подумал, что у тебя какие-то проблемы с деньгами, — Эдвард слышал искренность в его голосе, посмотрел на него и увидел, что тот опустил взгляд в чашку, — так что я разузнал твой адрес в договоре и пришёл посмотреть, верны ли были мои догадки... — он намеренно осмотрелся вокруг и вновь глянул на Эдварда. Эд сразу отвёл взгляд и опять уставился за окно, ощущая, как живот зажгло от беспокойства. — ...И вижу, что с деньгами у тебя как раз всё в порядке. Что, в общем-то, меня не удивляет, ты никогда не стеснялся тратить заработанные на исследованиях средства, но вместе с тем вёл учёт... И это меня ты называл жмотом? — он слегка улыбнулся, но это нисколько не облегчило оглушительно тихую и тревожную атмосферу между ними. Не тогда, когда Эдвард лицом к лицу столкнулся со всей дикостью того, что допустил, не тогда, когда лишь минуту назад жестоко мечтал о том, чтобы его младший брат вновь стал бесчувственным доспехом, не тогда, когда Альфонс прямо сейчас мог плакать, заперевшись в комнате... — Никаких проблем нет, всё нормально, — Эдвард ненавидел себя за то, что мог лишь неуверенно мямлить, когда ему так нужна была твёрдость, чтобы заставить Мустанга купиться на его слова. — Абсолютная ложь. Прямо как я и ожидал, — отметил Мустанг. — Так... — Эдвард был готов резко пояснить Рою, чтобы тот следил за своими делами, но голос будто покинул его, когда он посмотрел Генералу в глаза. Мустанг выглядел крайне серьёзным и обеспокоенным, но в то же время упёртым. — Почему ты сбежал из кухни, когда услышал, что пришёл я? Шок, что пробрал Эдварда на этот раз, был не сравним с тем, что он испытал ранее, но он всё же чувствовал, что побледнел. Мозг тщательно цеплялся за возможные причины того, почему Мустанг употребил конкретно «сбежал», и как он мог знать, что именно из кухни. Эд не так уж тихо шёл по коридору... И да, хлопнул дверью ванной, но... — Чего? — Эдвард сглотнул и хмуро посмотрел на Мустанга. Тот лишь терпеливо вздохнул и медленно опустил взгляд на уже подсохшие следы ног на полу. — Альфонс был в тапочках... Так что следы эти точно не от него, — он сделал несколько глотков из чашки и выжидающе посмотрел на Эдварда. Эдвард глубоко вздохнул и опустил на лицо убранные за уши пряди своими трясущимися руками, затем встал прямо и посмотрел на Мустанга. — Ладно, гад, твоя взяла, мне и правда плохо. Я вообще никого не хотел видеть, но уж тем более тебя... — его слова были такими же колкими, как и внутренние позывы раздражения. — Что с тобой? — прямо спросил Генерал, — Альфонс выглядит чуть лучше с момента нашей последней встречи, ты же выглядишь в разы хуже... — отметил он и в подтверждение своих же слов кивнул, оглядывая Эдварда с ног до головы. «Конечно, выглядит он лучше...» — с горечью подумал Эдвард и едва удержался от грустной хмурой гримасы. И тут же подумал: «Блин, я же люблю своего брата... И не хочу так о нём думать...» — Эд, ты можешь мне сказать... — Я хочу, чтобы ты ушёл, мне рассказывать нечего... — единственную фразу за весь разговор он осилил уверенно и постарался кинуть Мустангу недвусмысленный взгляд, — мне полегчает, это не повлияет на мою продуктивность в плане работы, так что можешь не переживать... Эдвард отвернулся и взял лежавший поблизости рулон бумажных полотенец, оторвал несколько и бросил на пол в попытке ногой затереть влажные следы, заодно отвлечься. Довольно долго Мустанг молчал, а затем раздался скрип стула о плитку на полу, и он встал. Эдвард остановился и посмотрел на него, когда Рой подошёл и осторожно поставил на край раковины пустую чашку. Эдвард не мог смотреть ему в глаза, поэтому он отвернулся, а Мустанг вздохнул. — Тогда приходи, когда будешь готов поговорить... — он начал отворачиваться и надевать свои перчатки, Эдвард глянул на него сквозь спадающие на глаза волосы, — за всю жизнь я повидал немало, и некоторые из тех вещей никогда не смогу забыть... То, что я видел довольно часто прежде, я только что приметил в тебе... Эдвард сглотнул и посмотрел на то, как Генерал готовился к выходу, стоя на пороге кухни. — О чём ты?.. — тихо спросил Эд. Мустанг посмотрел на него глазами, полными неподдельного беспокойства. — Взгляд сломавшегося человека... — вполголоса пояснил Мустанг, — я видел такое на лицах многих солдат во время войны, когда они видели и совершали то, что нельзя было вернуть, да что там, я и сам так выглядел. Но не ты... Даже несмотря на такие травмы уже в десять лет, у тебя в глазах была искра... Но вот сейчас... — он покачал головой. Эдвард молча вдыхал воздух, который казался ему ледяным, и совсем не пытался скрыть свою зажатость или понурость... Он просто стоял, опустив взгляд на стол. Вдруг он услышал шорох ботинок по полу. — Изволю удалиться... — только и сказал Мустанг, а затем вышел из кухни. Эдвард вслушивался в его шаги вплоть до главного выхода, слышал, как открылась дверь, и прикрыл глаза в тот момент, когда она закрылась, наконец отделяя Мустанга от паршивой атмосферы этого дома. Его больше не трясло, по крайней мере не внешне. Он дышал неровно, и его живот поджимало, но снаружи он выглядел неподвижным, будто онемевшим. По крайней мере он оказался прав в том, что Мустанг в самом деле не знал о том, что случилось, мог лишь догадываться, что не всё было в порядке, и это он увидел через Эдварда, не Альфонса... Когда в реальности всё обстояло с точностью до наоборот. Конечно, уже то, что Мустанг мог заметить хоть что-то, было не особо хорошо, но он и понятия не имел, как всё обстояло на самом деле. Так всё и нужно было оставить. Эдвард пришёл к этому выводу внутри себя ещё до того, как объявился Мустанг. Он закрыл глаза и потёр их пальцами, его мигрень всё ещё давила на виски. Он поцеловал Альфонса именно так уже во второй раз... И он ожидал вновь испытать отвращение, шок и неудобство, однако, очевидно, по причине развитой мышечной памяти теперь переносить это казалось ему легче. Легче, но по-прежнему совсем не просто. Альфонс активно использовал свой язык и целовался чувственно, совсем не как в ту ночь. На этот раз Эдвард не без удивления сосредоточился на том, как Альфонс пытался доставить ему удовольствие этим поцелуем, нежели просто использовать свой шанс. Ал старался... сделать ему приятно... он даже попытался повторить то, что Эдвард сам делал своим языком во время поцелуев. Эд отдавал должное тому, что Альфонс заботился о его состоянии, но... ему было без разницы то, насколько хорошо Альфонс целовал его, потому что это ни при каких условиях не могло бы ему понравиться. Его бесконечно пугало и в то же время утешало то, что во время этого поцелуя у него не случился эмоциональный или физический срыв. Он просто позволил этому произойти, его душа и тело лишь следовали заданному ритму, и реакцию Эдварда можно было описать примерно так: «Могу я это сделать? Значит, сделаю». «...Может, так и реагируют сломанные люди...» — он уставился на свои ноги, пальцы его живой ступни побелели и околели. Эд окинул взглядом раковину и посмотрел на чашку Мустанга, не испытывая ни малейшего желания домывать посуду. Ему хотелось просто отвлечься и успокоиться, работа и чтение казались лучшим вариантом. Так что он взял со стола книгу, которую нёс ещё из гостиной, и вышел, оставив всё как было. Промокшие полотенца на полу, неубранные объедки на столе, залитую водой посуду. Он прошёл в коридор и прислонился к двери Альфонса, прислушиваясь к возможному шуму, но не услышал рыданий, после чего облегчённо вздохнул и зашёл в свою комнату. Мустанг ушёл, Альфонс не плакал... Всё было не так уж плохо, хотя Эдварда по-прежнему болезненно мутило. Он тихо закрыл дверь, стараясь не шуметь на случай, если Альфонс спал, и тяжело уселся на свою кровать спиной к стене, подложив под себя подушки, чтобы читать было удобнее. Звенящая тишина напрягала его, и он перелистывал страницы, не обращая внимания на содержание текста. Эдвард начал вспоминать прошлый вечер и ужин с Альфонсом. Такое было для них обоих чем-то новым, прежде они никогда не ходили на подобные свидания вместе. В прошлом они если и ели в кафе, то те либо прилегали к отелям, где они останавливались, либо были простыми забегаловками по пути ещё во время их путешествий. В небольших городках им могли попадаться бары или таверны, где обычно ужинал только Эдвард, которому приходилось делать это в одиночестве и заставлять себя не переживать за Альфонса. Но прошлый вечер... Он прочувствовал его от и до, с того самого момента, как они зашли в ресторан. Их ужин был... в некотором роде свиданием... частью подготовки к большему... Хоть Альфонс не давал понять это открыто, то, что он сказал по пути домой, позволяло угадать довольно точную картину того, что происходило в его голове. Таким образом, он так или иначе лишь пытался достичь своего, давая Эдварду иллюзию контроля над ситуацией, предоставлял ему удобные условия, всегда спрашивая разрешения на прикосновения и поцелуи, не бросая неловких взглядов... Как Эдвард и подозревал, поведение его брата напоминало осторожно продуманную тактику, и в то же время не совсем. Эд и сам ещё не понял до конца, но чувствовал, что не всё было так просто. После той проникновенной речи Альфонса он был вновь поставлен лицом к лицу с абсолютно несгибаемым фактом того, что Ал был готов покинуть его. Эдвард мог успокаивать себя лишь тем, что его брат подразумевал желание лучшей жизни для них обоих, несмотря на это они были бы так же несчастны порознь, как и вместе. Не было бы огромной разницы. И никто из них не хотел такого исхода. В том и был смысл, Эдвард не хотел потерять Альфонса. Альфонс всегда был неотъемлемой частью его жизни, всегда... Эдвард отдал многое и отдал бы ещё больше лишь ради своего младшего брата. Он посвятил этому всю свою жизнь и не сомневался ни секунды в таком решении. Всё, что он делал, было для Альфонса. В своих мечтах о семье и детях он всегда невольно представлял Альфонса где-то рядом. Альфонс жил в его мыслях во все времена и постоянно. Возможно, их отношения всю жизнь были нездоровыми... И всё же, Альфонсу нужно было лишь спросить... И Эдвард тут же мысленно спрашивал себя: «Могу ли я попытаться это сделать?» И ответом на этот вопрос всегда было «да». Эдвард мог. Потому что был в состоянии пережить, это не убило бы его, значит, он мог. К тому же, с возможностью сделать счастливее Альфонса. Именно так он посмотрел на ситуацию этим утром. Как сломанный человек, смиренно принявший свою участь. Он позволил себе проститься с прошлым несколько часов назад, когда поцеловал брата в щёку, прекрасно осознавая, что это был их последний невинный поцелуй. Перед этим он целовал его так, когда провожал в Ксинг... После этого путешествия Альфонс вернулся абсолютно другим. Эдвард всю ночь лежал без сна, пытаясь сдержать просившиеся слёзы и чувствуя щемящую боль в груди, пытаясь до конца принять то, на что согласился. Он понятия не имел, насколько могло хватить его терпения, и гадал, стало бы безумие единственным, что могло его остановить... Или же он мог сломаться до конца и начать искренне ненавидеть Альфонса. Он понятия не имел, что ждало их в будущем. Эдвард понимал только то, что если он мог... то был готов сделать. Вот так он и собирался справляться с происходящим. Здесь не нужны были ни его личные ощущения или моральные устои, ни родственные чувства. Губы у него были, и он знал, как ими целовать... Так что когда Альфонс спрашивал, мог ли Эдвард его поцеловать... Внутри него уже был заготовлен один и тот же ответ... Да, он был в состоянии, значит, он мог. Поэтому он соглашался... Его желудок воротило поначалу, а грудь разрывалась от бури неприятных эмоций, которые он не мог подавить... Но со временем этот поток мучений превращался в гулкие некомфортные позывы. Постепенно... Он был в состоянии... Поддаться. Прямо как и хотел Альфонс. Эдвард закрыл книгу, что лежала на его коленях, и уставился в пустоту, только теперь придя к осознанию того, что именно делал Альфонс... и о том, что этот план начинал работать. Он горько ухмыльнулся от болезненного осознания тонкой манипуляции, что за этим всем стояла. План... Идея Ала... Состояла в том, чтобы Эдвард постепенно привык к этому. У него уже появлялось всё меньше реакции на поцелуи с родным братом... и ему было противно от самого себя. Но что имелось то имелось. Эдвард знал, что мог просто сесть и разобраться во всём, попытаться проанализировать... Однако не видел в этом смысла, потому что уже провалился и потерял себя, но был настроен проживать это, и уж точно лучше с Альфонсом, чем без него. Всё вокруг казалось теперь чёрным и белым без каких-либо серых промежутков... Эдвард никогда не смог бы стать прежним. Но и Альфонс давно невозвратимо изменился. Если бы кому Эд и позволил ранить своё сердце, то только Альфонсу. Если кто и заслуживал его невероятных стараний сделать кого-то счастливым, то только Альфонс. Вся его жизнь всегда принадлежала Альфонсу. С того момента, как умерла их мама. После неудачного преобразования. После Обещанного Дня. После того, как Эдвард пожертвовал своей алхимией. После решения Альфонса отправиться в Ксинг. Эд всегда был готов на всё ради Альфонса и совсем не имел ничего против. ...и с этого времени он был готов остаться с ним навсегда. Эдвард скривился в лице от болезненных спазмов мигрени из-за беспрерывного потока мыслей и прижал книгу к животу, продолжая хватать ртом воздух. Да, это было нелегко... Как и всё остальное, что не давалось им в жизни просто так. Ещё одна тайна... Очередная ошибка, которую они совершили вместе, чтобы жить с постоянным сожалением. Все части их тел были целы, но в их сердцах не осталось места для счастья... У них не было ничего, кроме друг друга. Альфонс хотел лишь этого, и Эдвард собирался сделать всё возможное, чтобы ему это дать. Эдвард уставился в потолок, приглушённый дневной свет из окна заставлял комнату казаться сумрачной, но так было легче его воспалённым покрасневшим глазам. Он всеми фибрами ощущал постоянную войну внутри себя. Тяжкий вес его неизбежной участи давил на его плечи и грудь. Он был готов отдаться своему младшему брату... Отдаться полностью, даже той частью себя, которая не была для него предназначена. Эдвард был сильным человеком... но он мог лишь гадать, получилось бы у него отдать себя настолько всецело... Могло такое вообще быть возможно? Альфонс говорил, что любил его безусловно и всем сердцем... И Эдвард верил, что любил его так же... Но в реальности их чувства различались кардинально. Но только время могло показать, достаточно ли было им одной только любви... братской или какой-либо ещё. С тяжким вздохом Эд скатился по стене набок и лёг на постель, подушки упали сверху ему на голову. Он подогнул колени и в полудрёме выждал, пока тишина не перестала давить ему на уши, когда он окончательно заснул.***
— Эдвард... Альфонс тихо звал его, но Эдвард услышал это даже сквозь сон. Он нахмурился и крепко зажмурился, прежде чем глубоко сонно вздохнул и разлепил веки, открыв глаза. Вокруг было довольно темно. — Эд?.. Эдвард несколько раз моргнул своими сухими как от песка глазами и приподнял голову, откидывая в сторону свалившиеся на него подушки. Он перевернулся на спину и вытянул затёкшие ноги, увидев, что Альфонс стоял на пороге, в темноте был виден лишь силуэт. — Ухм... Что? — Эдвард с радостью забылся бы ещё на несколько часов спокойного сна. — Прости, что разбудил... Я долго ждал, но уже поздно, и мне нужна помощь с повязкой на спине, чтобы пойти спать... — его голос звучал тихо, будто издалека. Эдвард шатко приподнялся, спустил ноги с кровати, и, задев пальцами ледяной пол, недовольно зашипел и резко подогнул ногу. — Блин... Сколько вообще времени? — он потёр глаза тыльной стороны ладони, отчего их закололо сильнее. Вдруг в комнате зажёгся вечерний свет, и Эдвард невольно скривился от его яркости, закрывая и вновь открывая глаза, пока Альфонс заходил в комнату. Ал нагнулся возле комода и принёс к кровати Эдварда почти не ношеные тапочки. — Половина десятого, — сказал Альфонс и поставил тапочки на пол возле ног Эда. — Ой, ненавижу эти штуки... — возмутился Эдвард, глядя на тёмно-синие тапочки, после чего всё же просунул в них обе ноги, ибо в двух сразу было легче ходить, чем в одной. Альфонс, продолжая стоять неподалеку, улыбнулся. — Половина... Десятого... Вот чёрт, — Эд посмотрел на Альфонса, — ...уже так поздно... — он бросил взгляд на окно и увидел, что снаружи было действительно темно. — Да, ты спал с одиннадцати утра, но тебе надо было отдохнуть, — тихо сказал Альфонс и замялся на месте. Эдвард продолжал смотреть на него, немного прищурившись, его брат был в зимней пижаме из плотного хлопка, и под рубашкой Альфонс носил простую белую майку, а на ногах его были такие же голубые тапочки. В какой-то момент Эд почувствовал вокруг свежий аромат, исходящий от его брата, и это, ровно как и запах его духов, успокаивало. Эдвард был простым человеком... Подобные мелочи делали его счастливым. Он даже не удивился тому, насколько не против был находиться рядом с Альфонсом, чтобы ощущать этот приятный комфорт. Он был по-прежнему уставшим, и его внутренности словно с каждой секундой подвергались постоянной встряске... Но он был не против просто посидеть рядом с Алом, возможно, почитать, как они делали в прежние времена. Он клал голову на плечо брата и расслаблялся ещё до возвращения тела Альфонса, но также и после... Подобные вещи доставляли ему радость. — Ты опять засыпаешь, что ли? — спросил Альфонс с улыбкой. Эдвард даже не осознавал, что пялился на свои тапочки, и резко поднял взгляд, уставившись на руки Альфонса, в которых тот держал всё необходимое для перевязки. Эдвард похлопал по кровати рядом с собой. Он видел, что Альфонс на мгновение засомневался... Поглядев на него и ещё немного замявшись, Альфонс подошёл и осторожно сел на кровать, оставляя между ними необходимое пространство. Эдвард прочистил горло, раздражаясь на своё туманное состояние, но с облегчением ощущая, что оно постепенно уходило. — Рубашку приподними... — попросил Эдвард и забрал из рук Альфонса вещи, чтобы тот мог повернуться и оголить необходимый участок спины. Эдвард распечатал проспиртованный диск, как много раз до этого, и уставился на порез. Рана заживала медленно, но отёчность и покраснение уже спали. Если бы рана была глубже, Альфонсу могли понадобиться швы. — Он ещё болит? — спросил Эдвард и начал обработку. Альфонс попытался обернуться. — Ну... Да, когда ты давишь на него, а так — не особо, — тихо ответил он. Эд кивнул, хоть Альфонс и не мог этого видеть, и принялся за привычный процесс в полной тишине. Он приклеивал последний кусочек пластыря, когда Альфонс вдруг спросил: — Генерал... Он... Что он сказал? Эдвард с безразличием отбрасывал мусор и обрезки прямо на пол, ему было чересчур лень, да и комната его уже была в беспорядке, так что особой разницы не было. — Он ничего не знает, — лениво ответил Эд. Альфонс опустил пижаму, а Эдвард вытащил из спутавшихся волос тонкую резинку. — Как себя чувствуешь? — Альфонс повернулся к нему лицом. Эдвард лениво перебирал свои волосы, глядя на Ала. — Нормально... — Можно я?.. Эдвард сдвинул брови в непонимании, но понял вопрос, когда увидел, что Альфонс указывал на его волосы. Эдвард моргнул. Он уже было ожидал чего-то другого. — Конечно... — он вытащил пальцы из спутанных прядей и сел к Альфонсу спиной. Эдвард чувствовал, как изящные руки брата, что были намного мягче его собственных, осторожно перебирали его волосы, вместе с тем немного массажируя уши и шею, что в общем ощущалось очень приятно. Чувствовать чужие руки в волосах оказалось успокаивающе. Он никогда прежде никому не позволял делать это, даже родителям в детстве. Уинри заплетала его волосы... Но никогда их не перебирала. — Можно я заплету их, Эд? Эдвард прикрыл глаза в наступившем расслаблении от приятных ощущений, но открыл их и едва заметно кивнул. — Да... Только не туго... — Хорошо... — мягко и просто ответил Альфонс. Эдвард чувствовал, как Альфонс разделил его волосы и начал аккуратно заплетать, почти не растягивая его спутанные ото сна пряди своими тонкими, но мягкими пальцами. Примерно через минуту он закончил косу и затянул конец резинкой, тихо вздохнув. — У тебя такие длинные волосы, Эд... И они мягкие, — сказал он, продолжая возиться с концом длинной косы. Эдвард не нашёлся ничего ответить и собирался было повернуться, как вдруг Альфонс положил руки ему на плечи и начал медленно разминать их, прямо как прошлым вечером. — Ты не против? — тихо спросил он. — Нет... — ответил Эдвард и вновь прикрыл глаза. Хоть он и не говорил, что хотел немного расслабиться, Альфонс и без того неплохо ему в этом помогал. Эдвард лишь переживал, что на этом могло не закончиться... И всё же он старался не думать об этом, молча наслаждаясь спокойствием и вслушиваясь в тихое дыхание брата. И не было никаких слёз, разрывающей боли, раздражения или неловкости... Руки Альфонса медленно, но уверенно спустились ему на спину, и Эдвард невольно выгнулся, ощущая, как ноющая боль в мышцах сменялась приятным расслаблением под умелыми руками брата. — Можно, да? — вновь уточнил Альфонс, продолжая массировать его спину. Эдвард молча кивнул, надеясь, что Ал заметил. Альфонс разминал напряжение в мышцах, не забывая пройтись по бокам и под лопатками, и расслабление от этого массажа было настолько глубоким, что Эдвард был готов вновь провалиться в сон. Руки Альфонса постепенно вернулись на плечи Эда, и затем тот смутно почувствовал, как Альфонс уверенно провёл пальцами по всей длине его косы. Впервые за много дней они сидели рядом в уютной тишине. Голова Эдварда больше не раскалывалась от мигрени, живот не поджимало и не жгло. — Хочешь, я принесу тебе чего-нибудь поесть? Или кофе? Либо могу просто оставить тебя отдыхать. Альфонс спрашивал искренне, безо всяких подтекстов... и он в самом деле мог уйти, если бы Эдвард попросил. — Нет... спасибо, — тихо сказал Эд, — но можешь... Не уходить пока? — спросил он едва слышно. На несколько секунд повисла тишина, и Альфонс прекратил перебирать его косу. — Ну конечно... — так же тихо ответил он. Минуты медленно тянулись вместе с тем, как они просто сидели в тишине. Эдвард чувствовал, как война внутри него ненадолго взяла затишье. Слова Альфонса он слышал уже сквозь пелену дрёмы. — Я могу посидеть с тобой, пока ты не уснёшь... Ты уже почти спишь, — Эдвард действительно не сразу воспринял его слова, чем подтвердил слова младшего. На какой-то момент слова застряли у Эдварда в горле, он понимал, что лучше было такое не спрашивать... но после всего, что случилось прошлой ночью... вообще всё казалось сплошной плохой идеей. — Если хочешь... Можешь переночевать здесь... Просто поспать, — сонно и тихо предложил Эд. Альфонс ответил не сразу и опустил его косу на спину. — Но здесь... Только одна кровать, где же я буду... — Можешь спать прямо здесь, — Эдвард имел в виду только то, что говорил — он совсем не хотел ничего большего, — но и присутствие Альфонса очень расслабляло его. Они спали в одной постели в детстве и пару раз после того, как Ала вернули из-за Врат, когда его или Эдварда мучили кошмары. Это случалось не так часто, но с Альфонсом Эд всегда спал замечательно. Однако теперь... Эта просьба всё больше привязывала его к тому, на что он с трудом решился, но раз уж хотя бы это доставляло ему радость, он решил не отказываться. — Прямо как раньше? — с улыбкой спросил Альфонс. Эдварда очень успокоило то, что Ал понял его правильно. — Ага... — ответил Эд и вытащил ступни из тапочек, развернулся и подтащил ноги на кровать. Альфонс, продолжая едва заметно улыбаться, встал, чтобы выключить свет, и вернулся, затем залез на кровать и прилёг рядом с Эдвардом возле стены. Они укрылись одеялами, и Эд протянул ему одну из подушек. Некоторое время они устраивались поудобнее на полутораспальной кровати, и близость была неизбежна. Они оба лежали на спине, и Эдвард невольно вспомнил, что именно произошло между ними на этой постели в последний раз... Но в какой-то момент смог от этого отвлечься. То, как его сознание перестроилось за последние дни, очень сильно и навсегда изменило его. Но, как он уже знал, когда что-то поглощало тебя... Ты становился способен на невиданное. — Спокойной ночи, Эдвард... — прошептал Альфонс и отвернулся к стене, чуть подогнув ноги. Эдвард был благодарен Альфонсу за сдержанность, которую тот в последнее время проявлял всё чаще, либо же ему просто было легче воспринимать такое поведение в сравнении с прежним стремлением младшего не упустить ни единого шанса перевернуть всё в свою пользу. Альфонсу, определённо, становилось легче. Эдвард тоже хотел почувствовать себя лучше... хотя бы чуть-чуть. Он помнил слова Альфонса о том, что тот хотел счастья им обоим и был намерен приложить все силы для того, чтобы помочь Эдварду. Это радовало... даже если совсем немного. Зная это, он и в самом деле страдал чуть меньше. Он повернулся и посмотрел на Альфонса, из-под одеяла торчала только его светловолосая голова, что лежала на белой подушке. Эдвард медленно моргнул. Он любил Альфонса. И был уверен в этом как ни в чём другом. Он любил его не запретной любовью... Но вместе с тем не совсем нормальной. Они оба существовали во взаимозависимости... Пинако отмечала это ещё много лет назад. Эдвард не мог жить без Альфонса, как и наоборот. Была ли причиной тому их совместная детская трагедия или же не совсем обычная вековая кровь, что текла в их венах, но факт оставался фактом. Их зависимость друг от друга была совсем не здоровой... Но они не видели в этом проблемы. Эдвард повернулся на бок к Альфонсу лицом и протянул вперёд руки, что лежали под одеялом... Одной обнимая Ала за его тонкую талию. Он почувствовал, как младший напрягся от неожиданности, но мгновенно расслабился, когда Эдвард обнял его крепче и притянул к себе, прижимаясь к нему сзади так, что между ними почти не оставалось пространства, а ноги были согнуты вместе. — Альфонс... Можешь ради меня... Просто полежать со мной так?.. — полушёпотом спросил Эд, решившись на то, чего раньше никогда не делал — прижался носом к тёплой шее брата и зарылся в его волосы, вдыхая их свежий аромат. На коже Альфонса незамедлительно появились мурашки, определённо от удовольствия, и он кивнул, его волосы слегка шуршали о ткань наволочки. — К-конечно, Эдвард... Всё, что скажешь, — прошептал в ответ Альфонс, и Эдварда пугала глубокая искренность в этих словах, которые также навеяли ему поспешный вывод о том, что он мог без последствий прижаться к брату ближе и позволить волосам на его затылке едва ощутимо щекотать кожу. — Спасибо, — тихо ответил он, обнимая Ала рукой, которая упиралась в матрас возле его груди. Вторую руку он приподнял, чтобы Альфонс мог лечь на его предплечье. От Альфонса исходило тепло, его волосы были сухими и приятно пахли после душа травяным запахом типа ромашки, но также отдавали мятой, источник которой Эд пока определить не мог. Эдварду было уютно лежать и испытывать все эти ощущения, пускай среди них не было сексуальных, но адекватная часть его сознания подсказывала, что он не должен был хотеть даже такого. Эти ощущения были нездоровыми. Особенно вместе с тем, как Эд начал делать подобное с мыслью о том, что просто «мог», потому что Альфонс открыл в нём эту пугающую особенность. — Пожалуйста, оставайся моим братом... Не важно, что случится, я не хочу потерять тебя, Альфонс... — тихо попросил он, от его шёпота у Ала вновь пошли по телу мурашки. Альфонс пошевелился, но только лишь чтобы лечь поудобнее. — ...Я бы тоже этого хотел... Но если так будет... — говорил он тихо и натянуто, — то ты никогда не смо... — Я же сказал — попытаюсь... — честно отвечал Эдвард, — ...но это будет стоить того, только если ты останешься со мной. Такой ответ виделся Эдварду неправильным... Альфонсу же казался идеальным. Они оба были в курсе своего совсем ненормального состояния и отчаянности положения в целом. Эдвард чётко видел шок и угрызения совести на лице Альфонса тем утром, когда Мустанг резко их побеспокоил, и прекрасно понимал, что за всё это время младший немало намаялся. Эдвард знал, что никогда не смог бы стать по-настоящему счастливым вновь, лишь изредка довольствуясь моментами вроде этого, но всё же обременёнными грузом сожалений и вины. Но если это и было тем, что ждало их в будущем, Эдвард был готов принять на себя столько, сколько было необходимо. — А мы можем... Совместить, Эд? Быть братьями и... чуть больше? — спросил Альфонс с неприкрытой надеждой. Лишь на тот момент, до того, как начался новый день... Который открыл бы Эдварду неприглядность жестокой реальности, что он выбрал, заставил полностью ответить за вес ответственности, который он сам взвалил на свои плечи, согласившись быть со своим братом... только до наступления этого всего Эдвард мог расслабиться и спокойно отдохнуть. — Просто оставайся моим братом... я же постараюсь... дать тебе то, что ты хочешь... — он ощущал откровенное отчаяние в собственном голосе и знал, что Ал мог слышать его тоже. Альфонс ещё немного поёрзал на постели и накрыл руку Эдварда, что лежала на матрасе, своей тёплой и мягкой ладонью. — Хорошо... Обещаю... — прошептал он. Эдвард вздохнул, Альфонс вновь задрожал от приятного ощущения в своих волосах на затылке... И постепенно они оба уснули под звуки мирного дыхания друг друга.***
Эдвард понятия не имел, который был час, когда, наконец, смог открыть глаза. У него снова заложило нос, и голова казалась тяжёлой, но в целом он чувствовал, что хорошо отдохнул, ему было тепло и удобно. Он не просыпался в подобном состоянии уже очень давно. Эд лежал в том же положении, что и перед тем, как заснуть, когда обнял Альфонса. В комнате было ощутимо холодно, морозный воздух обжигал кожу на лице и шее, но тепло между ними под одеялом согревало ногу Эдварда, отчего та не болела. Он моргал снова и снова, постепенно приходя в себя. Альфонс ещё спал, его ровное дыхание щекотало кожу рук Эда, которые занемели за целую ночь в одном положении. Однако Эдвард не шевелился в благодарность Алу за то, что тот дал ему нормально поспать и не воспользовался им наутро. Он вновь прикрыл глаза, мысли сами собой роились в голове, напоминая ему об их с Альфонсом шатком положении. Об их неопределённом будущем. Но Эд не сдвинулся, продолжая прижиматься к Альфонсу и зарываться носом в его волосы... Он ощущал, что лежал слишком удобно для того, чтобы пытаться шевелиться... Слишком удобно. Он распахнул глаза и густо покраснел, когда до него дошло, что у него была утренняя эрекция. С той самой ночи он ни разу не просыпался так... Словно в нём появился некий стоп-рычаг, не позволяющий хорошо спать или комфортно себя чувствовать. Впервые за долгое время он получил искреннее удовольствие от сна, и его тело выказало свою благодарность... В форме прижатой к спине брата эрекции. Желудок его чуть сжался, но не так сильно, чтобы можно было назвать рвотным позывом, скорее внутренним напоминанием, что он никогда не должен был касаться брата именно этой частью тела... даже если эта необходимость нависала над ним в перспективе, на тот момент он не хотел портить приятную атмосферу. Эдвард вытащил руку из-под Альфонса, и тот сразу проснулся, недоумённо открывая и вновь закрывая глаза, пока глядел на Эда через плечо. Тот думал, что в его силах было лишь извиниться. — Прости, я... Эмм... — он не договорил, потому что Альфонс в тот момент понял, к чему вёл Эд. Альфонс покраснел, причём совершенно искренне и смущённо, а затем лишь привстал, чтобы Эдвард мог подняться, что принесло старшему невероятное облегчение. Как только выскользнул из-под одеяла и спустился с кровати, Эдвард ощутил обжигающе холодный воздух и поплёлся к двери, когда вдруг Альфонс остановил его. — Эд... — полусонным голосом позвал он, — Не ходи в душ, просто умойся. Эдвард уже стоял на пороге, окончательно забыв про холод в комнате, и не повернулся, ощущая тесное давление в джинсах. — Почему это? — тихо спросил он. —...Ну... — Альфонс зевнул, — если хочешь, мы можем поехать в Северный район и немного потренироваться. Мы уже давно не занимались, а ты не любишь терять форму... Да и, к тому же, сегодня нет снега, — Альфонс медленно выползал из постели, Эдвард слышал тихую возню. Эдвард почувствовал искреннее удивление и даже немного облегчение от такого внезапного предложения совсем уж братского характера, затем кивнул. — Угх... Хорошо, звучит круто, — ответил он и вышел, направляясь в ванную. Альфонс прекрасно обо всём догадался, и Эдвард полагал, что должен был быть благодарен. Чем дальше они... Приближались к компромиссу... Тем сильнее прогрессировали. Эду показалось, что так они вели себя довольно близко к тому, чего хотел добиться Альфонс. Эдвард закрылся в ванной и недовольно уставился на увеличение в штанах. Он не мастурбировал около трёх недель, в последний раз он занимался этим в номере отеля в Клете ещё за неделю до того, как решил вернуться домой. Эдвард был рад не просыпаться в таком состоянии последние несколько дней, но теперь он всё же столкнулся с этой проблемой и лишь раздражённо вздохнул. Затем он подошёл к раковине и начал чистить зубы, ожидая, пока эрекция прошла бы сама собой, как и делал в последнее время. Он понимал, что так будет лучше, и не собирался доводить себя до разрядки. В атмосфере происходящего было что-то такое... Отчего он испытывал странное отвращение даже при мысли потрогать себя.***
Удивляясь самому себе, Эдвард довольно сильно захотел есть после процедур в ванной. Он не ел ничего после завтрака прошлым утром, но его нервная язва растворила ту еду практически сразу, когда он был вынужден встретиться с Мустангом. Поэтому впервые за несколько дней Эдвард с аппетитом уплетал бутерброды с яйцом и жареным беконом с прошлого дня, а Альфонс ел глазунью. Он съел шесть бутербродов и запил всё кружкой горячего кофе, Альфонс в это время успел умыться и присоединиться к нему, после чего съел примерно столько же. Было странно ощущать во всём теле настолько тонизирующий эффект хорошего отдыха. Эд всё же волновался о том, могло ли его чуть позже стошнить. Вероятность такая была. Он постарался не зацикливаться, мысленно отвлекаясь от плохих вещей и наслаждаясь хорошим, пока была такая возможность. Только будущее могло показать, мог ли он справляться с этим и дальше. После завтрака братья отправились в парк, оба в прекрасном расположении духа.***
Тренировка на свежем воздухе им обоим пошла на пользу, Эдвард знал, что Альфонс тоже об этом подумал. Несмотря на холод, который позже обязательно сказался бы на его ноге, Эд был готов признать, что выбраться было хорошей идеей. До просторного парка они дошли довольно оживлённо, будучи в курсе, на каком осадном положении находились в физическом плане ввиду давления последних событий. Альфонс был в худшем состоянии по сравнению с Эдвардом, потому что не тренировался со времён отъезда в Ксинг, когда Эд пропускал занятия лишь последний месяц. И всё же ни то, ни другое не повлияло на интенсивность их спарринга. С тех пор, как Альфонсу стало лучше в новом теле, они вернулись к прежним упорным тренировкам, но Эдвард настаивал на облегчённой версии их занятий вместо реальных сражений. Альфонс же хотел большего, но пожалел о своей настойчивости довольно быстро, когда нарвался на первый в жизни удар под дых, (и это Эд ударил ещё не со всей силы), после чего не мог отойти неделю, а Эдвард не переставал слёзно извиняться и трястись над ним. Алу тогда было восемнадцать, и уже в том возрасте он понял, что все пережитые Эдвардом за эти годы мучения закалили тело старшего к чему угодно. Сотни ударов такой силы, что аж кровь сворачивалась, были вполне ясной причиной, объясняющей то, почему Эд воспринимал удары в лицо с такой лёгкостью, будто было совсем не больно. Он мог жаловаться на боль и синяки позднее, но поначалу он едва ли замечал. Так что даже вместе с тем, как Альфонс смог нагнать брата в плане массы тела и скорости, болевой порог у него оставался намного выше. Именно поэтому они тренировались без применения особо жёстких ударов. Без синяков было не обойтись, а Эдвард не использовал левую ногу, но это никак не влияло на активность их борьбы, которой было достаточно для поддержания формы. Они предусмотрительно отошли в дальнюю часть парка, чтобы их видели лишь единицы, да и те едва смогли бы проследить за таким резвым сражением. Удары резко сменялись блоками, и пока один успевал отклониться, другой нападал, роняя отставшего на землю. Эдвард не мог сдержать сдавленного смеха, когда Альфонс воспользовался моментом и перевернул его на сырую траву, после чего, тяжело дыша и оперевшись руками о колени, навис над ним и тоже засмеялся. — Ты недооцениваешь меня, Эдвард. — Как ты можешь меня винить? Я не мог идти со всей силы на того, кто так потерял в массе, — поддразнил Эд и сел. — Звучит оскорбительно... — Альфонс собирался было ногой оттолкнуть его обратно, как вдруг понял, что поторопился. Эдвард ловко схватил его ногу и рванул, после чего быстро перекатился, прежде чем Ал успел бы себя защитить, а затем резко подбросил младшего и опрокинул на спину. — Ну как теперь злорадствуется, с пустыми-то лёгкими? — вновь дразнящим тоном спросил Эдвард, продолжая держать ногу Ала в согнутом положении. Альфонс, грозя Эдварду пальцем, впился в него сердитым взглядом, жадно хватая ртом воздух. От интенсивной тренировки Эдвард взмок, но кожа его замёрзла, прямо как у Альфонса. Им обоим стало лучше, Эдвард чувствовал себя хорошо и мог то же самое сказать за Альфонса, который, даже по-прежнему восстанавливая дыхание, поднимался с земли с улыбкой. Вдруг он схватился за спину и скривился в лице. — Вот дерьмо! — вскричал Эдвард, заставляя проходящую мимо женщину кинуть недовольный взгляд в их сторону, когда её дочь обратила внимание на громкое ругательство. Он оказался рядом с Алом в считанное мгновение. — Я ведь совсем забыл про твою спину... — он подполз со спины и приподнял его рубашку, проверяя забинтованную рану. На кусочке бинта был виден небольшой след крови, но ничего больше. — Блять... — пробурчал Эдвард и помог продолжающему смеяться Альфонсу встать. — Да всё нормально, только болит немного. Уж точно не умру от потери крови, — проинформировал Альфонс, пытаясь успокоить параноидальный приступ Эда, ведь тот всегда переживал за любую царапинку на его теле. — В любом случае, нам пора... У нас вся одежда взмокла от сырости, и да, было весело, но я совсем не хочу, чтобы ты заболел... — Ты как всегда... — Альфонс протянул руку, и Эдвард помог ему подняться, после чего они направились к вымощенной дорожке. Они шли в уютной тишине и оба немного прихрамывали — Эдвард из-за боли в ноге, а Альфонс от тяги в спине, и спустя некоторое время добрались до дома. В квартире было холодно, Альфонс задрожал. — Ал, иди мойся первым... — сказал Эдвард и запер входную дверь. — А ты мог бы пока зажечь камин в гостиной, пожалуйста? — попросил Альфонс и снял обувь. — Угх... Да, конечно... — Спасибо... — ответил Альфонс и прошёл по коридору в ванную. Со вздохом Эдвард направился в гостиную, после чего положил поленьев в камин и с грустью в сердце посмотрел на свои немного обветренные и грязные руки. Ему очень не хватало алхимии. Он направился в кухню, где в каком-то шкафу нашёл коробок спичек и услышал, как включился душ и задёрнулась шторка в ванной. Он пошёл обратно в гостиную, ощущая странную дрожь. Вокруг было очень холодно. Эдвард опустился на колени и разжёг огонь, который вскоре достаточно разошёлся, но Эд прикинул, что им могло вскоре понадобиться больше дров. Он немного погрелся возле огня, пока боль в его ноге не притупилась, а затем пошёл на кухню, решив выпить кофе, чтобы не ждать просто так. Вдруг он остановился на пороге, увидев идеальный порядок, который успел навести Альфонс, глядя то на чистую раковину, то на свои руки, а после с неприязнью вспомнил, как Уинри и Пинако отчитывали его всякий раз, когда он пытался помыть руки в раковине для посуды. Он закатил глаза и вздохнул, после чего подошёл к двери ванной и постучал. — Альфонс? Он слышал неровный шум душа о керамическую поверхность ванной, пока Альфонс мылся. — Что? Эдвард слышал некоторую дрожь в голосе брата, но всё же спросил: — Можно я зайду на секунду? Мне надо помыть руки. В прошлом он никогда не спрашивал и свободно мылся при Альфонсе, легко мог переодеться, но теперь всё стало другим, и он начал вести себя иначе. — А, да, конечно, — ответил Альфонс. Эдвард открыл дверь и вошёл, ощущая, как лёгкий тёплый пар окутал его замёрзшее тело, подошёл к туалетной раковине и начал мыть руки. Он сосредоточенно вычищал песок из-под ногтей, когда вдруг понял, что душ стал звучать ровно, будто Альфонс остановился. Споласкивая свои намыленные руки, он через зеркало бросил взгляд на клеёнчатую шторку и нахмурился. — Всё нормально? — спросил он сквозь шум воды. Звук струи воды на мгновение стал неровным вновь. — Эм, д-да... Я только хотел спросить... Эдвард... Все шумы вокруг вдруг заглохли, Эдвард не слышал ничего, кроме голоса брата, который только что назвал его по имени таким тоном, который стал Эдварду слишком знакомым. — Да? — он неспеша закрыл кран. — Ты был бы не против... Принять со мной душ? Только помыться... — уточнил Альфонс. Эдвард уставился сам на себя в зеркало, ощущая, как внутри смешались разные чувства и эмоции... Боль, тошнота, тревога и страх... Он мысленно спросил себя, глядя в глаза своему бледному отражению: «Мог бы?..» Эдвард заметно посвежел, и его мышцы, несмотря на холод, хорошо разогрелись и разошлись после тренировки. И даже несмотря на новые волны тревожности, зарождающиеся с новой силой в его груди, он собирался ответить только одно на вопрос Альфонса. Мог ли он?.. Под силу было ли ему постоять голым под душем вместе с младшим братом?.. Стало бы это для него смертельным уроном, смог бы он выдержать?.. Возможно ли было к этому привыкнуть?.. Эдвард отвернулся от своего отражения, его лицо на мгновение исказилось от вспышки стыда... Да, привыкнуть было возможно... И потому он не собирался увиливать. — Ладно... — тихо ответил Эдвард и с дрожью в руках начал стягивать через голову свой свитер.