It's the price I guess For the lies I've told That the truth it no longer thrills me And why can't we laugh? When it's all we have Have we put these childish things away? Have we lost the magic that we once had? Will you dance with me? Like we used to dance And remember how to move together You are the torch And it all makes sense I've waited here for you forever I've waited here for you forever In the end, In the end There's nothing more to life than love is there? In the end, In the end It's time for us to lose our weary minds We're lost 'til we learn how to ask So please please just ask
Snow Patrol - In The End
***
Альфонс сидел на скамье, лениво и безучастно оглядывая парк, кончик носа его покраснел от морозца. Он не особо грустил, пусть и настроен был чуть меланхолично из-за разочарования и лёгкого утомления... И потому ещё мог улыбаться... каждый раз в ответ на улыбку Эдварда. Две недели прошло с того инцидента в спальне. Думая об этом, Альфонс моментально сникал, борясь с тошнотой и слегка краснея, стоило ему припомнить, что почти два дня после этого он не мог смотреть Эдварду в глаза... И всё же среди всех неприятных ассоциаций проклёвывалось согревающее воспоминание о том, как старший брат долгими часами обнимал его, когда худшее осталось позади. Не отпуская... Как и обещал. Губы Альфонса, скрытые под чёрным шарфом, растянулись в лёгкой улыбке, и он отсыпал в руку очередную горсть птичьего корма, который прикупил с утра, а затем щедро рассыпал на траву перед собой для уток, что обитали в небольшом пруду в парке Северного района. Малая часть неперелётных... коих было не так уж много. Тот злосчастный день пару недель назад стал настолько болезненным и унизительным событием, что Альфонс тут же потерял надежду вернуть всё между ними к норме. Он понимал, что не заслуживал любви и привязанности Эдварда — ни братской, ни какой-либо ещё... настолько в тот момент ему стало противно от себя и горько от окончательного отказа. Эдварда он видел очень смутно сквозь пелену слёз... которые лились сами собой. Эдварду не нравилось... Он в страхе умолял остановиться, дрожал всем телом. Но Альфонс продолжал давить, настаивая на том, чтобы всё же попытаться... потому что хотел, чтобы в будущем их с Эдвардом связывало всё, что только могло. Он вспоминал свои сны... про Эдварда... где они занимались любовью. Или сексом — кто как привык называть — в любом случае для Альфонса это обязательно стало бы чем-то особенным... если только вообще могло между ними случиться. И потому он просто знал, что был обязан хотя бы попробовать... кидался необдуманными словами, злился на Эдварда за эгоизм, ведь действия того совсем не подтверждали его же обещаний. Убивался от мысли, что не нравился брату физически... все эти чувства спутались в кишащий клубок, борясь за превосходство над его обессиленным телом, и Альфонс превратился в вечно льющую слёзы и сыплющую требованиями копию себя... Пусть причиной такого исхода стало вовсе не то, что он подозревал... на чём так настаивал Эдвард, пытаясь вразумить его и говоря от сердца... всё было далеко не просто. Если бы до Альфонса вовремя дошло, что Эдвард отпирался вовсе не по личной прихоти, он понял бы это и сам, но вместо этого он продолжал ломиться за своё... не брезгуя самыми резкими словами и обращая слабости старшего против него самого... ...Пока в глазах Эдварда не осталось ничего, кроме совестливости и поражения... и слёз, что лились бесконтрольно. И он не смотрел перед собой, вместо этого пялясь в потолок, за что Альфонс был неосознанно благодарен, пока Эд стягивал свои штаны вниз по самые лодыжки своими дрожащими руками... при виде этой картины Альфонса чуть не стошнило от всех жутких слов, что он выплюнул каких-то несколько мгновений назад. Он часто заморгал, рассматривая слетевшихся на корм уток, которые пощипывали помёрзлую траву в поисках заветных крошек, и его сердце продолжало болеть от навязчивых воспоминаний обо всём, что он сказал и сделал, но теперь никак не мог исправить... он повёл себя так безнадёжно и по-детски... А после часами молил Эдварда о прощении, в слезах цепляясь за него. И всё-таки, сколько бы раз Эд ни целовал его в макушку, говоря, что всё было хорошо... Альфонс понимал — всё было совсем не так. Он боролся за свой шанс и в итоге смог вырвать его... но не смог утолить свои желания — ничего так и не изменилось. К тому моменту, как Эдвард позволил ему взять себя в рот, Альфонс уже порядком возбудился. Во многих из своих фантазий он воображал, как вставал перед братом на колени... пробовал его на вкус... или наоборот... и в представлениях его происходящее сопровождалось частыми поцелуями, прикосновениями и искренним желанием... ...но всё получилось совсем не так... и Альфонс мог абсолютно точно сказать, что тем утром, пытаясь возбудить своего брата, он столкнулся с одним из самых сложных испытаний в своей жизни... Ничто не смогло бы сравниться с его безнадёжным унижением, когда он, не имея опыта и только догадываясь, что и как следовало делать, в конце концов понял, что не справился даже наполовину. Поначалу Альфонсу показалось, что у него начало получаться, он это почувствовал... но вдруг... всё резко стало прежним, и даже ноги Эдварда затряслись так, что стало не по себе... захотелось завыть от внезапной вспышки горького чувства вины, когда Альфонс осознал, как дико поступал с собственным братом. «Вот и всё...» — подумал в тот момент Альфонс, желая лишь убраться из комнаты... оставить Эдварда в покое и скрыть своё стыдливое лицо... убежать от позора... спрятаться от чувства абсолютной ненужности и бесполезности... У Эдварда были все причины отпустить его, скорее даже выгнать... Обозлиться и отомстить открытым отвращением за насилие над собой... Эд выглядел опустошённым, мертвенно-бледным, и Альфонс вдруг приметил, как прежде ярко-золотистый оттенок прекрасных глаз брата теперь словно размылся и стал блёклым... И всё-таки, несмотря на всю пережитую боль... он не позволил Альфонсу уйти... и когда тот совсем не заслуживал ни поцелуев, ни объятий — дал ему и то, и другое... но что самое важное — своё прощение. Эдвард поклялся Альфонсу любить его вечно и никогда не бросать... пообещал, что готов был сделать что угодно... И Ал не переставая плакал много часов подряд... пока не отключился от утомления в его тесных объятиях. Наконец очнувшись и вытащив себя из пустой постели долгое время спустя — Эдвард в какой-то момент вышел из комнаты, — Альфонс направился по тёплому коридору в гостиную, где и нашёл брата возле растопленного камина. Тот сидел на полу, скрестив ноги под низким кофейным столиком и разложив вокруг себя нужные для работы над чертежами инструменты и материалы. Почувствовав присутствие Альфонса, Эдвард поднял голову и посмотрел на него... Ал не был не в курсе, что одним видом своим дал ему повод для беспокойства, но по взгляду Эда догадался, что наверняка выглядел не очень. Почти нереальным ощущалось то, как даже после сна не ушедшая никуда грызущая ненависть размером с целый мир вдруг сменилась крепким и тёплым объятием Эдварда, который осторожно взял Альфонса за руку, переплёл их пальцы и повёл его из комнаты, чтобы специально для него приготовить горячую ванну. Затем Эдвард попросил Ала сполоснуться, чтобы почувствовать себя лучше, и вышел с обещанием приготовить что-нибудь поесть. По-прежнему в полнейшем недоумении, почему Эд вообще говорил с ним, Альфонс почти бездумно последовал его указаниям. Липкая от пота кожа и больное насквозь тело и в самом деле перестали донимать так сильно после того, как Альфонс полчаса отмокал в ванной, продолжая тонуть в ненависти к себе. В какой-то момент Эдвард из-за двери спросил его, всё ли было в порядке, на что Альфонс хрипло ответил «да», подразумевая только то, что был жив и дышал, когда на деле ему было действительно плохо. Найдя в себе силы выбраться из воды, он накинул на плечи широкое полотенце и взглянул на себя в зеркало. Собственного отражения он испугался... прошло всего несколько часов, а Альфонс уже выглядел почти так, как в то время, когда весь этот кошмар только начинался. Он приметил жёлтый искусственный свет лампы сверху и догадался, что уже наверняка было поздно. Альфонс сглотнул горечь во рту... от воспоминаний с начала дня он мог бы расплакаться, не будь он настолько эмоционально истощён и без того, поэтому собрался с силами и молча дотянулся до зубной щётки. Закончив с процедурами, Ал сперва прошёл к себе, чтобы переодеться в тёплую чистую одежду, а затем вернулся на кухню, где Эдвард уже ждал его. Старший приготовил макароны с сыром; молоко он не любил, но против сыра, казалось, ничего не имел. Альфонс есть не хотел совсем, но присел за стол... На некотором расстоянии от Эдварда, потому что не мог даже смотреть ему в глаза. Однако Эдвард оставался бесконечно понимающим и ни на чём не настаивал... Словно они прошли полный круг и теперь вернулись в начальную точку. Как в Ризембурге, когда Альфонс открыл ему свою постыдную тайну, и тот принял её с достоинством идеального брата, как вёл себя и теперь. Он осторожно предложил ему поесть, напоминая, что прошли уже сутки с того, как Альфонс ел в последний раз. И как в тот самый день, Альфонс сделал лишь слабое усилие над собой, ощущая странное помутнение, а потому поел совсем немного, но Эдвард был рад и этому. То, как Эд обращался с ним, на тот момент очень успокаивало, но в то же время давило на совесть... Альфонс внутри себя уже понял, что всё возвращалось к началу... Ведь Эдвард физически не смог бы дать ему то, чего он так хотел, хоть уже сотню раз обещал постараться. Ал со страхом выжидал неизбежного пресного будущего, что было уже на подходе. Да, он перенёс огромное унижение... из-за своей же настырности и глупости... но даже это никак не повлияло на его крепкие чувства к Эдварду, он по-прежнему любил его больше, чем просто брата, и хотел его физически... Если бы тогда в спальне всё пошло иначе, и Эдвард возбудился полностью, Альфонс не остановился бы до самого конца... не убедившись, что доставил ему удовольствие... Ал был готов на что угодно... При размышлениях об этом его потряхивало... и совсем не от холода, пока он сидел в безлюдном парке. Думая о том, что его мечта быть с Эдвардом стала окончательно недостижимой, Альфонс чувствовал, как разрасталась внутри пустота. После того странного ужина Эдвард сварил себе кофе и сделал Алу чай, а затем предложил посидеть в гостиной. Альфонс свернулся на узком диване за спиной у Эдварда, который присел на пол и продолжил в тишине работать над чертежами. К чаю он так и не притронулся. Очень долго он просто лежал и молча разглядывал спину брата под тихий треск дров в камине... его сердце ныло и даже билось едва... заснуть Альфонс не мог, потому что уже выспался... кроме того, его внутреннюю боль не вышло бы заглушить сном. Спустя несколько часов огонь в камине затух, поленья начали тихо тлеть. Эдвард свернул ватман и собрал инструменты, затем повернулся, оставаясь сидеть на прежнем месте возле дивана... так близко к Альфонсу, молча глядя ему в глаза. Альфонсу сразу захотелось свернуться в клубок; он был не в силах выдерживать взгляд Эдварда и думать, что под ним скрывалось осуждение за то, как дико он поступил утром. Альфонс разлепил дрожащие губы и не смог сдержаться, прошептав Эдварду, чтобы тот перестал так смотреть... Но Эдвард лишь подполз ближе и присел совсем рядом, облокотился на край дивана, а свободной рукой коснулся волос Ала, нежно зарывшись в них пальцами, отчего тот весь задрожал. Альфонс впервые с утра прямо посмотрел Эдварду в глаза... примечая всё тот же размытый теперь оттенок его потухших глаз, который, скорее всего, таким собирался остаться навсегда; Ал мог бы и догадаться, что старшему всё это тоже было нелегко переживать, пусть и в несколько другом смысле. Но несмотря на этот тусклый взгляд... Эдвард едва заметно улыбался, продолжая успокаивающе перебирать волосы брата. Альфонс понял этот жест как знак того, что всё было кончено... И Эдварду, наконец, полегчало... Он спросил Альфонса, хотел ли тот спать, и только потому, что лежать ничком, так близко ощущая запах Эдварда и аромат кофе в его дыхании, стало невыносимым, Альфонс кивнул и привстал. Он мысленно приготовился провести эту холодную ночь в одиночку в своей пустой комнате... ...но вместо этого Эдвард вновь взял его за руку и повёл в свою. Альфонс заметил свежее постельное бельё, когда забирался к привычному месту возле стены, где спал последние две ночи подряд. Внутренне он благодарил Эдварда за возможность довольствоваться хотя бы этим. Если у Эдварда было в планах так тесно прижимать его к себе каждую ночь, Альфонс понимал, что это собиралось только подлить масла в огонь его воспалённых чувств, даже если и принесло бы радость на короткое время. Так что он, как обычно, повернулся лицом к стене и ждал, чтобы Эдвард обнял его со спины, когда тот следом за ним начал забираться в постель... знакомая рука скользнула сбоку и обняла Альфонса за талию, на что он прикрыл глаза и неровно вздохнул... как вдруг Эдвард развернул его к себе. Ал улёгся на спину и недоумённо уставился на Эдварда сквозь полумрак. Эдвард погладил его по щеке своей тёплой ладонью, мягко обвёл большим пальцем нижнюю губу и ощутимо надавил, отчего Альфонс приоткрыл рот, с прежним непониманием глядя ему в глаза в поисках хоть какого-то объяснения беспричинному прикосновению и вместе с тем невольно краснея. Всё тем же пальцем он прошёлся по нижнему ряду зубов Ала, заставляя открыть рот шире... сразу после чего склонился ниже и скользнул в него своим языком... Настоящий поцелуй... прямо как прошлой ночью... на этот раз с более глубоким значением. Альфонс почти расплакался от того, насколько приятным этот поцелуй был. Он длился недолго, но Эдвард инициировал его не просто так... он стремился хоть немного облегчить мучения Ала... и у него вышло. Сразу после он пожелал ему спокойной ночи и прижал к себе... Альфонс так и не смог заснуть, но был вполне доволен возможностью просто лежать рядом с ним. Ал ухмыльнулся, когда одна из уток подобралась слишком близко и несильно клюнула носок его зимнего ботинка. Он кинул общительной уточке остатки корма и скрестил руки на груди. На нём была рубашка, тёплый джемпер, синие джинсы, а сверху — зимнее пальто. Всего пару недель назад он думал, что ему пришлось бы жить в сожалениях остаток своих дней, чего он так боялся... Но Эдвард убедил его совершенно в обратном уже следующим утром после того сладкого поцелуя, который утешил и вместе с тем привёл Альфонса к сомнительным размышлениям. Эдвард говорил честно и откровенно безо всякого напряжения в лице, хоть взгляд его оставался по-прежнему тусклым, когда он признался, что окончательно разобрался со своим отношением к их ситуации. Он заявил, что ему больно было это признавать... и что они уже прошли точку невозврата в своих отношениях... но сам он больше не видел смысла в том, чтобы пытаться с этим бороться. Он весьма осторожно вслух подтвердил то, что прошлым утром они перешли очередную грань, которая открыла им территорию за пределами простых прикосновений и поцелуев. Позволив Алу пойти дальше, Эдвард провёл жирную черту в знак завершения их прежних отношений... и добавил... что с этого дня динамика их связи — в эмоциональном, духовном и физическом плане — теперь изменилась навсегда. Альфонс сразу уловил, что он имел в виду. Теперь даже объятие... или прикосновение руки к плечу значило бы совсем не то, что раньше... Невинный подтекст за всем, что прежде связывало их как братьев, остался в прошлом... и Эдвард окончательно осознал это. Кроме того, он принял это, в чём и признался Альфонсу. Да, братьями по крови они оставались пожизненно, разделяя и такую близость, пускай теперь в гораздо меньшем проявлении... но по большей части не могли уже отказаться от того, что изменилось между ними. Говорить об этом за чашечкой чая и кофе под аккомпанемент мягкого снегопада за окном было несколько пугающе... Этот разговор окончательно определил их дальнейшие отношения... и они никогда не смогли бы вернуться к нему вновь. Они собирались отдать друг другу остаток своих жизней... Им предстояло нести тяжесть этого выбора до конца дней... Альфонс прослезился, Эдвард же оставался абсолютно спокойным, с грустной улыбкой держа его за руку... словно говоря: «Со временем и ты привыкнешь». Что звучало весьма странно, ведь Альфонс думал, что свыкся уже давно, но, как оказалось, не полностью. Где-то глубоко в себе он ощущал некие границы, хоть раз за разом и переступал через них. Эдвард же вдруг перестал видеть их совсем, когда до этого очень дорожил их соблюдением. Да, разговор этот навеял весьма грустную атмосферу. Но вместе с тем принёс им обоим радость долгожданного облегчения. Они начали лучше есть и завтракать полноценно, ощущая прежний здоровый аппетит, и даже болтали как ни в чём не бывало, хоть пришли к этому не сразу... раз за разом им становилось проще существовать в таком обыденном ритме. Каждый день они находили, о чём поговорить. Эдвард взял в привычку работать в гостиной вместо того, чтобы запираться в своей комнате, Альфонс порой брался помогать ему или читал, раздумывая над новыми алхимическими теориями или просматривая собственные заметки по медицине. Ему стало гораздо легче, да и Эдвард, несмотря на то, что где-то в глубине его глаз был заметен отпечаток перенесённого потрясения, стал выглядеть и чувствовать себя лучше. Рана на спине Альфонса стала затягиваться быстрее теперь, когда он стал лучше есть и восстановил свой режим. Они оба стали проводить больше времени вместе... прямо как раньше, когда были просто братьями. Ходили вместе по магазинам, в библиотеку... пару раз организовывали тренировки. Альфонс встал и посмотрел на свои джинсы сзади, хоть и протирал скамейку от снега перед тем, как на неё сесть. Он поплёлся к главной вымощенной дорожке парка по мёрзлой траве и направился к выходу, потому что стал замерзать, а ведь хотел всего лишь немного прогуляться на свежем воздухе. Почти никого не было снаружи в такую морозную погоду... и слава богу, ведь Альфонс совсем не любил находиться среди чужих людей. Но Эдвард тоже ушёл из дома тем же утром, сказав, что отправлялся на совещание. Альфонс не расспрашивал подробности... даже желания не возникало. Было странным то, как они смогли успокоиться лишь теперь, когда опустились до едва ли не низшей стадии своих отношений. Прямо как много лет назад, когда Эдвард согласился вступить в ряды военных... им пришлось принять то, что они не могли изменить, несмотря на любое неодобрение со стороны. Происходящее теперь многим напоминало те дни... выбранный ими выход принёс им обоим не особо много счастья... но принёс облегчение. Вот как всё обстояло. Им предстояло жить с этим. Они сделали огромный шаг вперёд... их выбор очень подошёл этой ситуации, и Эдвард смог принять Альфонса целиком. Две недели прошло с момента переопределения их «братской» близости... В то же самое время Эдвард не избегал проявлений и другой стороны их отношений. Поначалу Альфонс сомневался, но постепенно Эдвард дал ему понять, что был не против прикосновений, поцелуев, открытых и полных желания взглядов, тесных объятий... Теперь не нужно было спрашивать перед тем, как поцеловать или невзначай приобнять, не приходилось требовать внимания. Сам Эдвард провоцировал редко, но изредка мог подержать Альфонса за руку, когда они сидели бок о бок, или же, если и обнимал, то объятия получались совсем уж не братскими. В большинстве же случаев он просто реагировал на его действия. А тот в свою очередь, когда понял, что Эд не собирался его оттолкнуть, перестал бояться стоять слишком близко, прижиматься к брату, касаться его рук, шеи, мог приобнять за талию... Он тянулся целоваться часто и неожиданно, а Эдвард с радостью отвечал... Порой при этом Альфонс старался вести себя нарочито мило, потому что при этом Эд целовал его по-особенному чувственно. В каком-то смысле такие отношения открывали простор для узнавания Эдварда с новой стороны. Когда Альфонс целовал его в шею, то замечал, как на его коже появлялись мурашки, а когда тихо постанывал, Эд целовался настойчивее и глубже... Старшему нравилось перебирать его волосы, поэтому Альфонс часто мыл их с кондиционером и аккуратно укладывал... Невероятно острая новизна происходящего затягивала и одновременно пугала... Эдвард открылся Альфонсу с совершенно новой стороны, которую тот мог так и не узнать, если бы не настоял на своём. Он совсем не считал, что поступил правильно... Но и не жалел об этом. Ведь Эдвард был идеальным парнем... Партнёром, любовником, как ни назови. И Альфонс умудрился это всё заполучить... ему было до предела сложно поверить в то, как всё перевернулось за такой короткий срок. Эдвард вёл себя естественно... и в то же время не совсем... Порой, пусть уже и без лишних приступов ревности, Альфонс задумывался, знал ли его таким кто-нибудь из прошлых партнёров. Как-то раз с неделю назад произошло кое-что очень приятное. Ранним утром они сидели в гостиной, тесно прижавшись друг к другу на диване, пока читали и беседовали возле камина. Эдвард сказал что-то ужасно смешное, и Альфонс невольно засмотрелся на него, думая только о том, как сильно ему вдруг захотелось его поцеловать... Эдвард посмотрел в ответ и тут же, словно прочитав мысли Альфонса, разделил с ним короткий поцелуй. Ещё долго после этого Ал терялся в раздумьях, как смог Эдвард понять его без слов?.. Получилось очень похоже на то, как обычно бывало у людей, долго состоящих в паре... Когда о значении взгляда можно было догадаться по одному только выражению лица... И Альфонс втайне искал сексуальное желание во взгляде Эдварда, но так и не находил. Зато Эдвард всегда понимал, когда Ал нуждался во внимании, и всегда уделял его вовремя. Чувства захлёстывали Альфонса с головой... он любил Эдварда всем сердцем и теперь знал, что тот любил его тоже. Даже если их любовь была совсем разной... она оставалась невероятной и в одинаковой степени настоящей. По сравнению с недавним прошлым всё начало складываться прекрасно. И ведь ради этого им обоим пришлось не раз сломаться... Одной из недавних ночей Альфонс решился спросить Эдварда, стало ли тому легче с осознанием того, что они не могли заниматься сексом. Эдвард не скривился в лице, не обиделся, не засмеялся и даже не ухмыльнулся... вопрос этот он воспринял со всей серьёзностью и ответил честно. После того переломного момента он всегда был таким спокойным... Признался он в том, что не хотел бы иметь с Альфонсом сексуальные отношения, стремясь сохранить хотя бы крупицы их братской связи. Последнюю ниточку, которая связывала их платонически, и её исчезновение могло непредсказуемо сказаться на их отношениях. В любом случае, как признал Эдвард, интимная связь собиралась повлиять на них по-разному, но Альфонс поверил его словам: «Секс меняет отношения людей, когда они эмоционально связаны... а ты и я... нас объединяет кое-что большее, чем остальных, и мы бы точно изменились... навсегда», — тихо и вдумчиво ответил Эдвард, не без упоения дыша Альфонсу в шею, пока сцепленные вместе руки их покоились на груди младшего. Альфонс промолчал, принимая его слова к сведению и мысленно возмущаясь из-за лишнего напоминания о том, какой недостижимой ему представлялась полноценная с Эдвардом близость. Ведь ему как раз-таки очень хотелось этих необратимых перемен... Вдруг Эд приобнял его крепче и добавил: «Но я бы согласился... раз уж тебе так хочется... при возможности я смог бы дать тебе и это...» Альфонс не смог даже покраснеть в ответ на слова с определённо сексуальным подтекстом, пытаясь внутренне утихомирить бушующий ураган эмоций от столь бескорыстной самоотдачи Эдварда. Взгляд Эдварда на их отношения в целом изменился... стал почти идеальным... Эд прекратил впадать в вымученный ступор во время поцелуев, и Альфонс приметил, что всякий раз он с охотой отвечал даже на самые напористые из них... Эдвард заставлял его витать в облаках, хоть и сам то и дело поражался собственным поступкам. Он перестал напрягаться от прикосновений, они с Альфонсом начали открыто обсуждать их постепенно развивающиеся отношения без следа сожаления, сомнений и оглядок назад. И тем не менее... даже при том, что они ночевали в одной постели и целовались по одному велению Альфонса, дальше ничего так и не заходило. Они больше не мылись вместе, перестали раздеваться в одной комнате, к тому же не трогали слишком уж личные зоны друг друга. По правде говоря, будь иначе, Альфонс не знал, смог бы выдержать, ведь его внутренние раны ещё не затянулись. Во время поцелуев отсутствие сексуального отклика в Эдварде можно было и проигнорировать... но, к примеру, во время приёма душа, когда всё целиком было настолько открыто и очевидно, он не мог обмануться, будто Эдвард наслаждался происходящим. Поэтому он находил утешение лишь наедине с собой, когда самостоятельно снимал ежедневно накапливаемое напряжение во время походов в ванную. Не будучи недалёким, Альфонс знал, что однополый секс у мужчин мог происходить не одним только образом, кроме того, он читал об этом в книгах и постоянно представлял в своих фантазиях. После очередного сеанса разрядки в ванной, который едва помог выплеснуть всё накопившееся, Альфонс понял, что ему никогда не светило побыть с Эдвардом так, как ему по-настоящему хотелось. Да, он думал о том, чтобы занять активную позицию в сексе с ним. У него на Эдварда вставал без труда, а из вычитанного он выловил то, что эрекция Эдварда была не настолько обязательной и никак не повлияла бы на его удовольствие во время секса, если бы Альфонс хорошо справлялся с тем, что требовалось от него... ...он даже подумывал всё-таки предложить такой вариант Эду, но понимал, что брат его не был дураком и наверняка предвидел это... однако ни разу не выражал никаких переживаний по этому поводу. Скорее всего, он понимал — на самом деле Альфонс хотел совсем другого. Возможно, что и так Альфонс был бы не прочь попробовать однажды... но в самом корне фантазий своим наполненным страстью сердцем он чувствовал, что в самый первый раз хотел... ...он слегка покраснел и зарылся носом в тёплый шарф, шагая в направлении дома по заснеженной улице. В самый первый раз он хотел, чтобы именно Эдвард проник в него. Альфонс мечтал почувствовать его внутри, как мог представить исходя из того, что подцепил в книгах — научных и не только. Ему хотелось пережить это ощущение... испытать, каково это — быть заполненным тем, кого ты любил по-настоящему. Такая метафора звучала немного комично, будучи вырванной из контекста бульварной прозы, но сама идея была не так уж далека от реальности. По природе своей человек мог определяться как лидер и ведомый, лишь в редких исключениях сочетая в себе в равной степени качества и того, и другого. В любой мелочи, в любом поступке женщины или мужчины даже на повседневном уровне всегда можно было просмотреть и определить их истинное направление. Отбросив сексуальные предпочтения и неуверенность в себе, вычислялось такое сопоставлением врождённых и приобретённых качеств человека, а также генетических задатков и условий развития. Альфонс прочёл тонны материала об этом и быстро пришёл к выводу, что совокупность врождённого и приобретённого в нём самом была как у личности ведомой. Он был сильным, хорошо развитым и уверенным в себе человеком... но в отношении с другими людьми, не важно, близкими или даже незнакомцами, он всегда отступал, выбирая путь ненасилия. Позволял людям определяться самостоятельно и уже тогда решал, согласиться или нет. Ему претило управлять другими, он не был... лидером. Поначалу Альфонс немного расстроился, сразу сравнивая себя с людьми вроде Эдварда, которые в спорах никогда не принимали чужую точку зрения, даже если собеседник был прав или находился выше по рангу. К тому же, Эд обладал невероятной силой воли, никогда не тушевался и не терялся... никогда вплоть до недавних событий... если дело касалось его личных принципов. То же самое можно было сказать про Мустанга, хоть он и давал людям некую иллюзию того, будто на их мнения ему было не плевать. Он строго следовал тому, что сам считал нужным... пусть и обходными путями. Даже Ризу не получилось бы назвать ведомой, хоть она и таскалась всегда за Мустангом, как верный пёс, ибо вместе с этим она излучала непоколебимую уверенность. Другое дело — Хавок, вот он если и мог при необходимости что-то предпринять, то уж точно не стремился. Тот же Мустанг как-то сказал, что дело в его неудачах с девушками было в его «природной ауре», его редко воспринимали всерьёз. Альфонс не до конца понял тогда, что имелось в виду, но понимал теперь. У Хавока бывало по пять свиданий в неделю... но женщины не задерживались с ним надолго. Как бы ни было, Альфонс, даже на всё это глядя, далеко не сразу поверил в то, что от природы был подчинённым. Выдержка из какой-то книги вкупе с его привычкой учитывать волю других и постоянными фантазиями о том, чтобы Эдвард был сверху, не могла убедить его полностью. Более того, совершенно не могла. А потом Альфонс задумался и вспомнил, что даже Мэй управляла им... ведь именно она привела его к себе в спальню, спланировав всё заранее, подготовила презервативы, положила начало их прелюдии... И не важно было то, что уже через каких-то пять минут она уже вовсю цеплялась за Ала, крича его имя. Никакого значения не имел и тот факт, что люди в общем-то всегда старались ему уступить сами или восхваляли его за ум и красоту... Неким естественным образом Альфонс, несмотря ни на что оставался из ведомых... но не собирался никому об этом сообщать. Возможно, он мог бы сказать Эдварду... может быть. Если бы они всё же начали заниматься сексом... был шанс того, что Эдвард мог счесть это привлекательным — Ал не был уверен. В книгах говорилось, что людям лидерского склада обычно нравилось тешить своё эго и подчёркивать маскулинность за счёт более податливых партнёров... тем не менее, по Эдварду такого сказать было нельзя. В общем и целом, Альфонс немало смутился от такого осознания, лёжа в ванной ещё на прошлой неделе. Но он понимал, что вывод этот имел много смысла. И в то же время сделал возможность секса с Эдвардом на пассивной стороне менее привлекательной. «...И почему я вообще об этом думаю?..» — Альфонс вздохнул, открывая дверь в холл их дома, — «будто это вот-вот случится, как бы не так... только если Эд вдруг проснётся и решит, что тоже этого хочет», — он даже усмехнулся себе под нос, поднимаясь по ступеням длинной лестницы. Ему и оставалось только напоминать себе, что всё складывалось не так уж плохо. На часах было примерно одиннадцать утра, и Альфонс успел нагулять аппетит. Он уже позавтракал раньше, но в последнее время стал питаться лучше и потому хотел есть чаще. Стоило ему задуматься, был ли Эдвард дома, как он дёрнул ручку главной двери и с улыбкой обнаружил, что она была открыта. Эдвард уходил раньше него, не уточнив куда, и Альфонс думал, что его не было бы примерно с час, потому что выбрался на прогулку позже и уж точно не ожидал увидеть брата так скоро. Альфонс зашёл внутрь и прикрыл дверь, а затем из привычки закрылся... как начал делать ещё в самом начале их обитания в этой переполненной тревожной атмосферой квартире. Он расшнуровал и снял ботинки, стряхнул с себя пальто, повесил в шкаф и пошёл в гостиную, по пути стягивая джемпер, потому что было довольно тепло. Только он начал складывать его в руках, как взгляд зацепился за лежащего на диванчике возле окон Эдварда, который отдыхал у камина, скрестив ноги и отклонившись на спинку. Он читал какую-то книгу, но сразу же посмотрел на Альфонса и слегка улыбнулся ему, на что тот ответил тем же, положил джемпер на второй подлокотник и присел рядом. — Что читаешь? — спросил Альфонс и довольно вздохнул, затем подтянул к подбородку колени и расслабился. Эдвард взглянул на книгу, которую закрыл сразу, как Альфонс присел на диван. — Старая какая-то книга, легенды Ксеркса, раньше не читал... — Эдвард слегка закатил глаза и наклонился вперёд, кинул книгу на столик рядом с опустевшей кружкой из-под кофе. — Ты же не читаешь то, что не имеет точных доказательств, Эдвард... — будто напомнил ему Ал. — Ага, но Хоэнхайм ведь нам так ничего толком и не рассказал про сам город... только про то, как снёс его к чертям собачьим, — рассудил Эд как всегда нахально, когда упоминал в разговорах отца. Альфонс просто улыбнулся в ответ, давно оставив попытки объяснить ему, что их отец вовсе не был абсолютным злом. Он глянул на пустую кружку, пока Эдвард сидел на прежнем месте и теребил свой хвост. — Где — Как — ты — надолго — был — уходил? — спросили они в один голос и тут же улыбнулись друг другу. — Примерно на час... — ответил Эдвард. Альфонс ответил буквально через мгновение, не упуская шанса полюбоваться ровным профилем брата. — ...а я прогуляться выходил, — пробормотал он, когда Эдвард повернулся к нему лицом. Альфонс не отвёл взгляд, ведь теперь ему не приходилось прятать глаза, потому что Эдвард не был против, также глядя на него абсолютно спокойно и слегка потирая шею. Как обычно, он был весь в чёрном, отдав предпочтение водолазке и узким джинсам. Альфонсу больше не приходилось бороться с неконтролируемыми позывами после принятия окончательного решения касаемо их отношений, ведь Эдвард полностью смирился с его желаниями, и потому план по завоеванию внимания больше не был актуален. В выражениях своих чувств Ал начал видеть меру... Во многом благодаря Эдварду. Хотя бы потому, что он дал добро Алу не сдерживаться и добровольно на всё отвечал. Альфонс мечтал только, чтобы и сам Эдвард хоть что-то при этом чувствовал... Он придвинулся к Эду ближе и хоть понимал, что в этом уже не было ничего такого, слегка сжал его колено, с силой провёл выше, а затем медленно скользнул по всей длине его бедра, остановившись совсем близко к промежности. Эдвард абсолютно никак на это не среагировал и не напрягся, потому как либо уже привык к таким прикосновениям, либо перестал воспринимать всё в штыки после того, что случилось пару недель назад. Как могла рука на бедре сравниться с тем, что Альфонс сделал уже до этого? И всё-таки был шанс, что Эдвард просто начал нормально к такому относиться. Как же Альфонсу хотелось знать, что творилось у него в голове... Он по-прежнему часто удивлялся и поражался тому, как естественно складывались в последнее время их отношения. То, что раньше было пределом мечтаний, теперь претворилось в реальность... за исключением секса... и в целом любого слишком интимного контакта. Но мысленно сравнивая с тем, насколько иначе всё могло бы сложиться... Альфонс был счастлив и тем, что имел. Не сдвигаясь с места, Ал наклонился к Эдварду, уткнулся лицом во впадину над ключицей и начал целовать его в шею, ощущая на тёплой сухой коже аромат духов. Эдвард сжал его руку в знак того, что всё было в порядке... невербально давая своё согласие на такие прикосновения. — А я тебе купил кое-что, — тихо сказал Эдвард. Альфонс тут же оторвался от его шеи и медленно вздохнул, от Эдварда приятно пахло и исходило тепло, так хотелось прижаться к нему и никогда не отпускать... как он изначально и собирался. — Это что-то из шоколада... или просто сладенькое? — с улыбкой спросил Альфонс, потому что Эдвард стал приносить ему лакомства после каждого похода в магазин. Эд смотрел на него практически вплотную с близкого расстояния, на котором они находились друг от друга, и улыбнулся в ответ, пробегаясь глазами по лицу Альфонса... тот знал, что это не значило ничего особенного, но вместе с тем, как их переплетённые пальцы теплились на ноге Эда, он мог хотя бы на миг представить, что взгляд этот значил нечто большее. — Нет, даже не близко... Дай-ка я принесу... — Эд похлопал его по руке, и Альфонс отпустил его, а затем отсел, наблюдая, как старший поднялся и пошёл в сторону коридора. Ему было любопытно, что за сюрприз его ждал, но тянуть с ожиданием не хотелось, потому что голова его, как всегда, была занята только мыслями о самом Эдварде. Даже если у Альфонса и получилось перестать грузиться о возможности никогда не заняться с ним сексом — по крайней мере не так, как ему хотелось, — он продолжал надеяться. С каждым днём Эдвард всё острее реагировал на прикосновения; когда они целовались, Альфонс примечал новые едва заметные перемены в его манере, ведь раньше он использовал язык с трудом и через силу, а теперь поцелуи стали наполненными чувственностью и неспешностью, порой были даже игривыми. Даже если Эдвард и учитывал эти тонкости только ради Альфонса... он всё же делал это. И делал очень хорошо. Но было сложно поверить, что такие поцелуи... в постели, в гостиной на диванчике или даже в коридоре, если Альфонс вдруг хотел... никак не оказывали на него ни малейшего эффекта. Альфонс заметил не только то, что Эдвард перестал напрягаться от прикосновений. ...через раз он чувствовал на себе его тяжёлое дыхание и то, как тело Эдварда размякало от тех чувственных поцелуев безо всякой негативной реакции на происходящее. Альфонс подумывал кое-что проверить... но после своей крайней попытки он вообще боялся что-либо организовывать или предлагать... и он размышлял — раз теперь всё было нормально, можно ли было бы предложить Эду вновь сходить вместе в душ? Такое стало для них привычным... За секунду в его голове пронеслись воспоминания о том, как Эдвард стоял перед ним абсолютно невозбуждённый, и желудок Альфонса скрутило от леденящего чувства ненужности. Он откинулся на спинку дивана, скрестил ноги и прижал руки к лицу: «Я всё ещё не могу оправиться...» — проворчал он, ведь это было уже так давно. Он понимал, что полностью пережить те плохие впечатления у него получилось бы только в том случае... если бы вышло перекрыть их, создав новые — более приятные... Довольно ироничным казалось то, что оправиться после неудачной попытки заставить Эдварда возбудиться он смог бы лишь приложив усилия вновь и в конце концов добившись своего. Он раздражённо вздохнул, и в комнате тут же раздались шаги Эдварда. — ...Ал... — спустя пару мгновений тишины позвал он. Альфонс убрал руки от лица и посмотрел на брата, который шёл к нему... держа в руках пушистый светлый комочек — котёнка. Он невольно задохнулся от радостного удивления, когда Эдвард присел на диван и с улыбкой осторожно вложил наполовину спящий урчащий клубочек прямо в нетерпеливые руки Альфонса. — ...Вааааай... — только и мог тихо пропищать Альфонс, сам не веря своему счастью, глядя на сонного вялого котёнка, мурлыканье которого приятно щекотало грудь, пока он убаюкивал его. — Можешь не шептать... — тихо рассмеялся Эдвард. Альфонс почесал у котика за ушами и постарался держать себя в руках, ведь с тех пор, как заполучил назад тело, он полюбил кошек в десять раз сильнее, чем когда жил в доспехе. Они все были мягкими и жутко милыми. Котёнок не переставал мурлыкать, пока Ал продолжал его гладить, посмотрев вдруг Эдварду в глаза. Тот сидел, расслабленно откинувшись на диван, и тоже смотрел на Альфонса. — Ты рад? Как и всегда, Эдвард хотел лишь одного — чтобы Альфонс был счастлив. — Рад, не то слово... мы в самом деле можем оставить его... хм, или её? — задумчиво нахмурился Альфонс, глаза которого всё же искрились от радости, и он старался показать это Эдварду. — Его... думаю, надо будет кастрировать, нам не нужно ещё больше котят через пару месяцев... — шутливо скривился Эд, — я приобрёл его для тебя... Альфонс моргнул от неожиданности, услышав «приобрёл» — это значило, что за деньги? — Ты купил... заплатил за этого кота? Я уж было подумал, что забрал его из приюта... — Ал глянул на пушистого котёнка вновь, отмечая его богатую шёрстку и ярко-голубые глаза, пока тот сонно жмурился. Только в тот момент Альфонс понял, что котик, должно быть, был породистым, а не просто дворнягой. — Ага, сейчас. Сколько знавал бродячих кошек — они всегда раздирали меня своими когтями, противные мелкие твари, — пожаловался Эдвард и вытянул руку, осторожно почесав коричневое ушко светлого котёнка, — на прошлой неделе я поизучал породы кошек в библиотеке и через газету нашёл разводчиков. Это Рэгдолл, они очень послушные и добрые... — тихо сказал он, потому что котик снова заснул. Альфонс недоумённо моргнул. — Мне казалось, ты ненавидишь кошек... — он недоверчиво посмотрел на старшего. Эдвард покачал головой, его золотистые глаза по-прежнему выглядели чуть потухшими, но в выражении его не просматривалось и следа какого-то дискомфорта, как было уже не один день. — Я никогда этого не говорил... раньше нам было не до того, а ты таскал бродячих, вот меня и раздражало постоянно прогонять их, при том, что ты ещё и расстраивался... Вот я и бесился немного, — пояснил он. Альфонс почти расплакался — от радости, — снова опуская взгляд на котёнка, который подёргивал ушами под треск дров в камине. Уже тогда Эдвард постоянно беспокоился за его чувства, хоть те и были не совсем настоящими. — А вообще, как назовёшь его? — спросил вдруг Эдвард, вырывая Альфонса из размышлений. — Хм... эмм... — задумался Альфонс, разглядывая кота. По большей части шерсть его была светлой, но ушки, кончик хвоста и все лапки были тёмного коричнево-шоколадного оттенка. Альфонс улыбнулся. — ...Как насчёт... Мистер Шоколапкин? — спросил он и посмотрел на Эдварда. Тот почти недоверчиво глядел на него, вскинув бровь, но при этом широко улыбался. — Ну смотри... — Альфонс осторожно приподнял одну из лапок свернувшегося у него на коленях кота, — ...лапки-сапожки, но по цвету похожи на шоколадные печеньки... — котёнок отнял свою мягкую лапку и согнул, прижав к груди, Ал успел влюбиться в него окончательно. Но Эдварда он любил больше всего на свете. Эд вздохнул и вновь откинулся на диване, одну руку протянув вдоль невысокой спинки. — Ну хорошо... правда, имя длинное, я буду звать его Шоколадкин или типа того... — лениво предупредил он, наблюдая за тем, как разнежившийся котёнок решил, что ему хватило ласки, выполз из рук Альфонса, спрыгнул на пол и куда-то пошёл. — Вот интересно, куда это он... — обеспокоенно нахмурился Альфонс, — ...думаешь, я ему не понравился? Эдвард посмотрел на него и закатил глаза. — Эй, ну расслабься, господи, чего ты так расстроился-то сразу? — простонал Эд, — может быть, в лоток пошёл, не знаю. Кстати, я постелил ему и миску поставил у тебя в комнате, раз уж ты теперь там не спишь... — сказал Эдвард, будто озвучил самую простую вещь в мире. Альфонс тут же улыбнулся, избавившись от внутренних угрызений и грусти. — Спасибо, он чудо... я уже люблю его... — искренне сказал Альфонс, — ...и тебя я люблю, — он просто не мог сдержаться от признания, которое произнёс далеко не родственным тоном. Даже не близко. После этого он стал всматриваться в лицо Эдварда в ожидании реакции, но тот лишь посмотрел в ответ, и губы его растянулись в доброй улыбке. — И я тебя люблю, — ответил он в своей обычной манере. Альфонс снова подумал о том, над чем размышлял чуть раньше... Раз уж Эдвард начал принимать его и больше не напрягался... и теперь, когда их отношения изменились и были приняты обоюдно... возможно, им стоило попробовать снова... Он уверенно встал на колени на диване и уже через мгновение оседлал Эдварда, глядя на него чуть сверху в таком положении. Альфонс опять искал в его лице следы возможной негативной реакции на такое, но тот лишь немного выпрямился, когда Ал только перекинул ногу, а теперь просто смотрел на него с нейтральной улыбкой на лице и лёгким недоумением, словно хотел что-то сказать, но молчал. Альфонс не увидел в этом ничего плохого, ведь каждый раз, когда в течении этих двух недель он начинал вдруг целоваться напористо или даже агрессивно, Эдвард не был против. Как и теперь, когда разве что позиция их была немного более сексуальной, но по-прежнему едва ли что меняла. Альфонс наклонился вперёд, опираясь одной рукой о спинку дивана, а второй приобнимая Эдварда за шею, и впился в его губы, как делал часто, целуя глубоко, как любовника... Эдвард отвечал тем же, как и всякий раз до этого, словно тоже целовал любовника. Ал мог только мечтать узнать, о чём Эдвард думал во время таких поцелуев, и что было для него стимулом целоваться настолько невероятно, если сам он ничего не чувствовал. Альфонс провёл рукой по тёплой шее Эдварда, начав бездумно выводить круги на его груди и выше, думая о том, что мог бы попытаться возбудить Эдварда, пока они целовались... но его руки почему-то тряслись при одной только мысли... он ещё не успел вернуть свою уверенность настолько, чтобы потрогать Эдварда снизу. Минуту спустя Альфонс разорвал их влажный поцелуй, Эдвард успел слегка прикусить его нижнюю губу, прежде чем Ал облизнулся и ощутил невероятной силы волну возбуждения, которая прокатилась по его телу, когда старший тоже облизнул свои губы и растянул их в лёгкой расслабленной улыбке. «...Какой же он... необыкновенный...» — мысленно восхищался Альфонс, — «...и я опять завёлся... ну почему всё так? Как может он так целовать меня, если ему совсем не нравится?..» — спросил он себя, обводя подбородок Эдварда большим пальцем. Его больше не мучили ни сомнения, ни внутренняя боль, уступив место страсти и новым желаниях. Многое изменилось. Продолжающая нарастать в джинсах эрекция стала неплохим толчком к очередной идее, попытавшись исполнить которую Альфонс не особо рисковал вновь провалиться. — Эдвард... — с намёком в голосе, как делал частенько, начал он, и Эд в свою очередь совершенно безо всякого видимого беспокойства вопросительно приподнял брови, пока голова его покоилась на спинке дивана, на которой он также вытянул руку. Эдвард выглядел таким расслабленным и естественным... но в то же время не совсем. Альфонс мог бы мысленно спросить себя: «Что же я наделал со своим братом?», но ответ не помог бы ничего вернуть. Им оставалось лишь двигаться вперёд... с выбранной ими точки отправления. — Тебе без разницы, трогаю я тебя или нет... — тихо продолжил он, всё ещё водя пальцем по челюсти Эдварда и раздражаясь от необходимости вслух озвучивать свои мысли, пока сидел на нём так, словно имел на это все права, — ...но это не значит... что тебе нельзя трогать меня... — пробормотал он, чувствуя полную безнадёгу от спокойного выражения лица при этом, — ...я имею в виду... если ты не против... но если не хочешь... — Альфонс, испугавшись всплеска собственной уверенности, отстранился от Эдварда. Тот мягко взял его за руку и спустил вторую со спинки дивана. — Ты ведь понимаешь, что такое само собой не проявляется... как будто я сижу тут и думаю о том, как тебя потрогать... — Эдварда рассуждал просто, словно с завтраком определялся, до того обыденным был его тон, — ...но если ты хочешь, я говорил, что готов... — Я знаю... — тихо и несколько угрюмо прервал его Альфонс, ведь такие слова были только лишним напоминанием о том, чего между ними не доставало, чего Эдвард дать не мог... — Окей... как ты хочешь, чтобы я тебя потрогал? — мягко спросил Эдвард, но несмотря на личный характер вопроса и осторожный тон, Альфонс знал, что он лишь уточнял. Продолжая багроветь в лице, он не знал, как можно было ответить на такой вопрос вслух, ведь не мог же он сказать «пощупай меня, Эд, я хочу, чтобы ты меня облапал», что даже звучало смешно, да и Эдвард прекрасно знал, о чём Альфонс просил его. — Ты серьёзно?.. Уточнения ни к чему. Ты знаешь, о чём я... как, по-твоему, надо трогать... — Ал сглотнул, краснея ярче, — ...когда с кем-то целуешься... — едва договорил он, из последних сил посмотрев на Эдварда, продолжая сидеть на его бёдрах. Эдвард упирался затылком на спинку дивана и держался с Альфонсом за руки, но выражение лица его странным образом не раскрывало его мысли... вдруг случилось кое-что неожиданное. Эдвард спросил разрешения. — Я понимаю, чего ты хочешь и всё такое... но ты просишь делать это... без твоего позволения, так, что ли? — Альфонс в недоумении кивнул, и Эдвард кивнул в ответ, — ...но всё же... я почему-то думал, что без твоего разрешения делать что-то с тобой было бы не очень правильно... Для Альфонса эти слова казались абсурдными... Разговор повернул в очень странном направлении. Эдвард спрашивал разрешения на то, чтобы потрогать Альфонса... с чего вдруг? Потому что не хотел его обидеть? — Эдвард... — Ал слышал замешательство в собственном голосе и знал, что выглядел недоумённо, — ...после всего этого... когда я сижу на тебе и прошу себя потрогать... ты всё ещё переживаешь, будто я что-то там посчитаю неправильным? — он смотрел на Эдварда как на сумасшедшего, качая головой. Эдвард вздохнул и пожал плечами. — Да, но я всё время делал то, что просил ты, а теперь просишь меня... действовать от себя... — пояснил он. Альфонс с улыбкой вздохнул. — Эдвард, поясню снова... ещё раз — я хочу, чтобы ты со мной обращался как с любовником... — Альфонс давно не упоминал это слово вслух и даже удивился, что Эдвард никак на него не среагировал, — ...а это значит, что ты можешь трогать меня как угодно... реально... как захочешь. Как ты целуешь меня... здесь то же самое, только руками, — тихо закончил он и сжал руки Эдварда своими. В последнее время целоваться с Эдвардом стало совсем легко, и Альфонс надеялся, что со временем эта естественность могла перетечь в заинтересованность... желание... затем в страсть... В целом всё складывалось очень странно. Эдвард мог послушаться его лишь тогда, когда Альфонс не был против... хоть у него совсем не было желания трогать его как любовника... Представлялось неясным, что из этого могло выйти. — Я люблю тебя, Альфонс... — Эдвард часто признавался ему в этом, особенно до или после того, как они целовались. Альфонс предполагал, что для старшего это было неизменным напоминанием... почему он вообще это всё делал. От этих слов Альфонс каждый раз испытывал боль где-то внутри, прежде чем Эдвард продолжал что-то говорить или улыбался. Он поднял взгляд от их сцепленных пальцев и вновь склонился над Эдвардом, и губы их встретились так естественно, словно они были вместе много-много лет. Поцелуй был глубоким и влажным, за недолгое время Альфонс успел хорошо изучить манеру Эда и теперь пытался уловить, чем мог бы зацепить его в сексуальном плане. Альфонс быстро понял, что Эдварду нравилось посасывать, что он часто делал с языком и губами младшего, самозабвенно и полностью отдаваясь, пока Алу приходилось лишь как следует этим наслаждаться. В один момент их губы в очередной раз расстались с разорвавшим тишину причмокиванием и слились вновь... как вдруг Альфонс совершенно затерялся, потому что Эдвард расцепил их руки и провёл пальцами по его бёдрам, затем уверенно скользнул ими вверх и оставил теплиться на его талии. Затем Эд вновь прошёлся вниз, просунул пальцы под обтянутые грубой джинсой бёдра Альфонса... и крепко их сжал. Альфонс содрогнулся и невольно прервал поцелуй. Вскинув брови, он задыхался и краснел всё сильнее. Эдвард не успел ничего толком сделать, а Альфонса уже словно окатило кипятком. — Альфонс, всё нормально?.. Мне так не делать? — Нет, почему! — недоумённо хлопал глазами Альфонс, — ...ничего не надо не делать... — он чувствовал себя глупо, путаясь в словах, но пытался как можно скорее донести Эдварду, что всплеск этот был хорошим знаком, — ...я просто не привык к такому. Ведь ты знаешь... — в последнее время он старался прямо пояснять обо всех своих ощущениях, — ...что я чувствую к тебе, и вместе с этим от такого я немного не в себе, — закончил он и мягко сжал плечи Эдварда, хоть и не понимал, как его руки вообще там оказались. Эдвард лишь кивнул. — Ну хорошо... — тихо сказал он и начал пальцами выстукивать ритм на бёдрах Альфонса, где покоились его руки. Альфонс мог бы засмеяться... но как-то не хотелось. Он склонился над Эдвардом вновь и слегка куснул его за нижнюю губу, прежде чем протолкнул свой язык ему в рот, сильнее вжимаясь в него бёдрами. Затем Альфонс просунул свои ступни ему под колени и продолжил массировать его грудь трясущимися от нетерпения руками. Отчаянно надеясь, что Эдварду нравилось хоть немного. Спустя несколько мгновений Эдвард также продолжил касаться его. Он водил руками по стройным бокам и талии Ала, заставляя его рубашку немного задраться, отчего тот прогнулся в спине, прижался к Эдварду грудью и начал своими руками делать то же самое с ним. Руки Эдварда двигались умело и уверенно вместе с тем, как он продолжал терзать губы Альфонса... и тот обмер на месте, когда Эд поймал кончик его языка своим, стоило им оторваться друг от друга на секунду. У него в голове не укладывалось, как мог Эдвард вытворять такие вещи и при этом абсолютно ничего не чувствовать. Если бы хоть что-то подобное произошло пару недель назад в душе, Альфонс наверняка бы уже кончил и валялся на дне ванной, словно брошенная марионетка. Сидя у Эдварда на коленях теперь, он плавился в его руках, как воск, и тело его целиком, кроме напряжённой эрекции, стало разгорячённым и податливым... Эдвард мог сделать вообще что угодно, и Альфонс сказал бы ему за это спасибо. Руки Эдварда вновь оказались на бёдрах Альфонса, постепенно перемещаясь выше, и Альфонс простонал ему в рот, когда почувствовал, как Эдвард несильно сжал его ягодицы. Внутри Альфонса случилась буря из смеси сексуальной неудовлетворённости и раздражения, отчего он вновь разорвал поцелуй и был готов прибить Эдварда, когда тот сразу переключился на его шею, при этом оставляя руки на его заднице. — Блять... — он руками упёрся в грудь Эдварда, когда старший беспощадно провёл языком по его кадыку. Альфонс с силой оттолкнул его и прижал спиной к дивану, чтобы тот остановился, но не сразу заметил его обеспокоенное выражение лица. Альфонс руками обхватил своё зардевшее лицо, стараясь забыть о сжимаемой тесными джинсами эрекции. Ему было до невозможности жарко. — Чёрт, как ты можешь так меня трогать?.. — он оторвал руки от лица и уже было начал жаловаться, как вдруг увидел, что Эдвард сильно побледнел. — Что с тобой? — спросил Альфонс, мигом забыв свой приступ отчаяния, ведь Эдвард не белел в лице уже давно. — Т-ты же вроде хотел этого, извини... Альфонс, я думал, что тебе нра- Альфонс прорычал в голос от дремучести Эдварда. — Да не в этом дело... — он резко посмотрел вниз и нервно сглотнул, затем опустил руку на промежность Эдварда и хрипло продолжил, — ...как у тебя получается так целовать и трогать меня, если ты ничего не чувствуешь при этом, Эдвард?.. — он непонятливо посмотрел старшему в глаза. Никакой логики в происходящем не просматривалось, Эдвард обращался с ним как с партнёром... но сам был безэмоционален ко всему. Альфонсу и правда стоило задаться вопросом «Что я с ним сделал?», но вместо этого он выжидал ответа самого Эдварда. — Не то чтобы я... не чувствую… совсем ничего... — признался он, и от неожиданности Альфонс вдруг забыл, как дышать, — я... — вздохнул Эдвард, — понимаешь... — он тихо фыркнул, — ...дело в эмоциях, когда мы занимаемся чем-то таким, целуемся... я чувствую, но эмоционально... — он мялся, не зная, что сказать, и вдруг нахмурился, — ...меня привлекают внутренние ощущения... не совсем правильное слово... — Эд покачал головой и вновь посмотрел на Альфонса, — я не завожусь открыто, но и... нет такого, что совсем уж ничего не испытываю, — тихо закончил он. Альфонсу показалось, что он понял слова Эдварда... отчасти. — То есть... тебе всё-таки нравится?.. — спустя пару мгновений тишины переспросил он, перебирая концы волос Эдварда. Эдвард несколько раз моргнул и отвёл глаза, его щёки слегка зарумянились. — Ну... это не так уж плохо... так что... да... — Но раньше тебя так... воротило от такого... — Альфонс действовал прямолинейно, но ему необходимо было знать, в какую сторону происходили изменения, и стоило ли вообще надеяться на что-то в будущем. Эдвард, к его удивлению, вновь только пожал плечами и посмотрел на него серьёзнее. — Можно сказать, я привык... ты ведь этого и хотел... Если тебя укачивает, но ты начинаешь часто ездить, то постепенно мутить перестаёт. Тело привыкает... а когда мы перешли на такой уровень... — он приостановился и слегка вскинул брови, — ...тот факт, что мы братья, перестал быть препятствием... — закончил он мысль. Альфонс мог бы расстроиться из-за таких слов, но не на этот раз. Он по-прежнему страдал из-за того, что нравился Эдварду не настолько, чтобы возбудить его... но его хорошая реакция могла стать началом большего. Они вновь перешли на очередную ступень. — Значит... в теории, тебе не противно... заниматься со мной... чем-нибудь в сексуальном плане? Были времена, когда настолько открыто они обсуждали возможности равноценного обмена в алхимии... а теперь рассуждали про равноценность физическую с уклоном в инцест. Эдвард всерьёз задумался над этим вопросом... ответить на него односложно не получалось... Потому как «что угодно» подразумевало и всё то, что можно было сделать и без эрекции или проникновения. Альфонс терпеливо выжидал момента, когда Эдвард посмотрел на него вновь. — ... — он сглотнул, и кадык его заметно переместился под кожей — ...да... по большей части не противно, — прямо и тихо ответил он. Ал даже не пытался задуматься над тем, как и почему Эдвард настолько изменился в поведении за такое короткое время. Некоторое время он дышал в тишине, а затем облизнул губы и склонился над Эдвардом ниже. — Тогда... может, поможешь мне... руками?.. — без колебаний спросил Альфонс. Смысла в сомнениях всё равно не было... как и дороги назад. Эдвард, за что Ал мысленно благодарил его, напрягся лишь чуть-чуть, но тут же вновь расслабился и приподнял брови. — Ты хочешь... прямо здесь, на диване? — неловко спросил он. — Он ведь кожаный... я сам помою... — ответил он, уже расстёгивая пуговицу на джинсах, а затем и молнию. Эдвард чуть выпрямился из-за внезапности происходящего и начал озираться, будто кто-нибудь мог их увидеть, а потом сказал: — Что насчёт котёнка? — по-прежнему неуверенно зацепился Эдвард. — Это кот... он даже не понимает, что мы тут делаем... — тихо ответил Альфонс, затем добавил, — ...и вообще, его здесь нет... — он чуть приподнялся и частично стянул с себя джинсы, чтобы высвободить свой член из-под резинки боксеров. Если Эдвард в тот момент и вернулся мысленно к своим плохим ассоциациям после той ночи, когда Альфонс уже прижимался к нему членом, то никак этого не показал. Альфонс мог бы переживать о своём влиянии на старшего брата... но он не переживал. — Эдвард... пожалуйста... — с отчаянием попросил он и поцеловал Эдварда. Альфонс в нетерпении мечтал о пальцах брата, чтобы тот потрогал его ими... ведь он так устал от собственных рук. Эдвард ответил на поцелуй, но те несколько мгновений без какой-либо реакции и прикосновений показались Альфонсу мучительными. Внезапно он почувствовал, как слегка дрожащие тонкие и немного грубые пальцы сжались вокруг его эрекции, а затем и жар ладони Эдварда целиком. Но Эд вдруг оторвался от Альфонса и кивнул сам себе. — Ладно... только погоди немного... — он вздохнул и провёл языком по своим губам, сосредоточенно глядя перед собой. Прошло больше, чем десять секунд, и Эдвард наконец расслабился в лице. — Ну хорошо... — спокойно сказал он. Несколько раз сжав и разжав переставшие дрожать пальцы, Эдвард вновь взял в руку член Альфонса, пока тот сверху вниз наблюдал за происходящим. Эдвард закрыл глаза и начал ритмично двигать рукой, сжимая Ала не слишком сильно, но в самый раз, пока левая рука его покоилась на бедре младшего. Альфонс облизнул губы... и ощущения постепенно начали доходить до него. Он хотел было поцеловать Эдварда, но не был уверен, что смог бы выдержать всё это одновременно... пока Эд не открыл глаза, вновь откинувшись головой на диван, и едва заметно кивнул, увлажняя языком губы и не теряя вместе с тем ритм своей руки. Альфонс не понимал, как у него получалось быть таким растрёпанным и сексуальным одновременно, но он наклонился и продолжил целовать Эдварда, словно они и не прерывались, постанывая ему в рот от удовольствия и млея от его активного языка. Он всегда мастурбировал сам... то, как это делал для него Эдвард, заставляло его таять на месте. Бёдра его самопроизвольно дёрнулись вперёд пару раз от того, как идеально Эдвард двигал своей рукой... Альфонс не мог держаться долго... и он кончил Эдварду в руку, моментально прерывая поцелуй и утыкаясь старшему в щёку, постанывая в голос от яркого и внезапного удовольствия, окатившего с головы до пят. — Я... ах... — Альфонс крепко зажмурился и медленно выдохнул, ощутив остатки волны оргазма, — ...я люблю тебя, Эдвард... — он поцеловал его в щёку, — ...спасибо... — Альфонс поднял руки и рухнул на брата, крепко прижимая к себе. Тот не пошевелился, только похлопал Альфонса по спине чистой рукой. — Мне бы руки помыть... и переодеться... — тихо сказал он. Альфонс на автомате кивнул и начал медленно вставать, после чего обратно натянул джинсы, с неловкостью осознавая произошедшее. Прикидывая, что ему тоже нужен было душ, Альфонс запланировал пойти сразу после Эдварда. Абсолютно поражённый, он не мог сойти с места, и провёл рукой по волосам, после чего облизнул зацелованные губы. Альфонс ещё обрабатывал случившееся... его переполняло множество разных эмоций... И от интенсивности их ему хотелось заплакать... и ещё... обнять Эдварда. Это был первый раз, когда он так потрогал Альфонса... с намерением принести ему удовольствие. Тепло разрослось в груди Альфонса, и он прикрыл глаза, медленно вдыхая... его всё ещё потряхивало. Спустя пару минут Эдвард вышел из коридора в чистой рубашке и беззаботно улыбнулся Альфонсу... словно ничего не произошло. Альфонс неуверенно мялся на месте, ощущая липкость в штанах... в конце концов он спохватился и запереживал за состояние Эдварда и его странную отрешённость. — Я как-то проголодался... ты хочешь есть? — спросил Эдвард, кивая в направлении кухни. Альфонс молча уставился на него. — Эдвард... ты... действительно в порядке? — ему нужно было знать, ведь в последний раз после подобного Эдвард был потрясён до невозможности. — Ага, а ты как? — искренне переспросил Эд. — Да... но я имел в виду... на самом деле всё хорошо? Просто ты такой... — Альфонс покачал головой, он понятия не имел, как выразить переживания... да и стоило ли. — Да, всё хорошо, — только и ответил Эдвард, вновь улыбнулся и пошёл на кухню. Альфонс опять ощутил болезненный тычок совести в живот, а потом и вовсе скривился в отвращении к себе, ведь маленький котёнок вернулся и начал мягко тереться спинкой об его ноги, пока сам он стоял как вкопанный, ощущая собственную испорченность и грязь. Ему не оставалось ничего, кроме как поверить Эдварду на слово, поэтому Альфонс просто завернул в коридор с намерением принять душ... и вместе с этим перебрать в памяти новые образы для последующего самоудовлетворения.***
Тем же вечером они сидели на подушках от дивана на полу за кофейным столиком возле растопленного камина. Снаружи было холодно, но, судя по свежей газете, урагана в ближайшие дни не предвещалось. День прошёл достаточно неспешно, учитывая то, что в Столице наступила предпраздничная пора, а Эдвард и Альфонс совсем не выбирались из своей квартиры. На следующее утро они проснулись поздно, на завтрак Альфонс сделал им злаковые батончики с сиропом, а Эдвард заварил чай и кофе. После завтрака Альфонс долго... и весьма занятно принял горячую ванну, а затем вернулся в гостиную. Эдвард уже принял душ из привычки ещё до завтрака, а после так и сидел возле огня. У него ныла нога, и Альфонс предложил сделать ему массаж... Эдвард согласился. Большую часть дня они провели за чтением и чертежами, так и не сходя с дивана. В какой-то момент Альфонс отложил свой чертёж круга преобразования и бесстыдно впился Эдварду в губы, одновременно с этим стянул из его рук книгу, чтобы им ничего не мешало. Между ними не было ничего больше поцелуев... но Альфонс никогда не оставался разочарованным, и на этот раз Эдвард усиленно помучил его нижнюю губу в наказание за прерванное чтение. Определённо, это того стоило. Они не обедали, поэтому когда желудок Эдварда слышимо объявил о желании старшего поесть, Альфонс всё-таки оторвался от брата и пошёл готовить ужин. И Эдвард похвалил его готовку, от души полакомившись двумя порциями просто приготовленного, но вкусного тушёного мяса. Мистер Шоколапкин неплохо освоил лоток, который нужно было поменять, и Эдвард настоятельно поручил эту работу Алу, пока сам поменял котёнку миски с кормом и водой. Альфонс, однако, не жаловался, и через какое-то время они, доделав необходимое, недолго понаблюдали за котиком, который играл с игрушками и бесился, а затем вернулись в тёплую гостиную. Они много смеялись и улыбались, Альфонс не мог перестать бросать на Эдварда нечаянные взгляды, мечтая только о том, чтобы улыбка старшего была искренней, ведь так со стороны и казалось... И Ал вновь признался ему в любви... на что Эдвард также улыбнулся, похлопал его по бедру и ответил тем же. Не было никакого напряжения, горечи... никакой неловкости... и Эдвард, казалось, был в порядке... Альфонс был счастлив... и Эдвард был тоже рад. Казалось, что они идеально подходили друг другу... Альфонс хотел сохранить всё, что у них было — даже больше — и чтобы навсегда. Они сидели за шахматами, Альфонс играл белыми, Эдвард — чёрными, и на данный момент Ал выигрывал со счётом два-один. У них был целый котелок горячего шоколада, и они уже успели пропустить по две чашки. Мистер Шоколапкин вылакал заветное блюдечко тёплого молока, а теперь спал на диване рядом с Альфонсом, тихо мурча во сне. Эдвард поставил на стол чашку и сделал ход одной из своих фигур, сшибая сразу две фигуры Ала, на что тот прищурился, своим острым умом мигом оценивая ситуацию. Шахматы всегда считались игрой для терпеливых и вдумчивых, и Эдвард не особо любил такого рода занятия, однако в нужный момент мог ударить как следует. Он часто проигрывал, потому что быстро раздражался и делал необдуманные ходы, вечно что-то упуская. Но последний ход его был одним из исключений, и Альфонс столкнулся с необходимостью переосмыслить свою стратегию целиком. Тишина успокаивала, раз уж теперь атмосфера между ними и в квартире в целом перестала казаться напряжённой... а присутствие кота в доме скрасило всё только больше. Эта квартира стала в самом деле похожей на дом. — Надо как-нибудь купить радио... — сказал Эдвард, отпивая из своей чашки немного горячего шоколада. Его волосы были заплетены в аккуратную косу, которая ниспадала по его спине — Альфонс заплёл её сразу после ужина. — Ага... — отвлечённо ответил Альфонс и сделал ход. Он взглянул на Эдварда, который молча смотрел на огонь с пустым выражением на лице. Блики от огня в золотистых глазах его делали их визуально ярче, какими они были прежде... но то был всего лишь огонь — глаза Эдварда больше не напоминали мёд или свет солнца, став похожими на застывшее блёклое золото. — Твой ход... — тихо напомнил Альфонс. Эдвард сидел, скрестил ноги под столиком, и Ал несильно толкнул ногой его по колену. Эдвард отрешённо посмотрел на доску и нахмурился, Альфонс понял, что ему поднадоело. — Ты, наверное, устал? — спросил Альфонс, — уже поздно... мы играем часов с пяти... сейчас уже около одиннадцати. — Серьёзно, одиннадцать? Альфонс с улыбкой кивнул, наслаждаясь видом расслабленного брата. — Когда я последний раз наливал нам шоколад, было десять с чем-то, и это было уж точно больше, чем полчаса назад... — он скрестил руки и опёрся ими о столешницу. Эдвард допил из своей чашки и облизнулся. — Да, я утомился немного... — он вздохнул. — Могу сделать тебе массаж... — Альфонс слегка понизил голос, — ...а ты — мне... Эдвард перевёл взгляд на него и, усмехнувшись, хихикнул. — В этом плане я ужасен, всё только на твой страх и риск... — ответил он безо всяких дополнительных значений, Альфонс улыбнулся. — Надо тебя научить... знаешь, есть такой массаж, который можно делать себе, когда разминаешь ноги, и после этого у тебя по всему телу- Раздался стук в дверь. Альфонс и Эдвард переглянулись, было уже очень поздно. Эдвард встал первым, он был ближе к выходу и подошёл к главной двери. Альфонс тоже поднялся и пошёл за ним, остановившись перед прихожей, чтобы наблюдать с близкого расстояния. Альфонсу показалось забавным то, как даже спустя много лет, когда всякая опасность перестала им угрожать, Эдвард по-прежнему оставался наготове в случае чего врезать тому, кто стоял за дверью. Он поджал напряжённые плечи и сжал руку в кулак, а потом спросил: — Кто там? — С ресепшена беспокоят, извините, что так поздно, сэр, — говорила та самая назойливая дама с первого этажа. Эдвард обернулся, Альфонс пожал плечами. Он открыл дверь, и Альфонс увидел, что женщина та приветливо улыбалась, на что Эдвард не потрудился улыбнуться в ответ. Ему было плевать на манеры, он скрестил руки на груди и молча слушал. — Вам звонит какая-то молодая девушка... — она взглянула на пометку в руке, — ...Эдвард Элрик, она говорит, что срочно, поэтому я сразу пришла к Вам, мало ли что... Мне она показалась... расстроенной, — неуверенно отметила женщина. Живот Альфонса скрутил сильный спазм, он прекрасно понимал, что речь шла о Уинри, и знал, что Эдвард тоже догадался. Его бесило видеть обеспокоенность в лице брата... бесило то, как он тут же кивнул и глянул на него, пробормотав обещание скоро вернуться. Его разрывало от того, как стремительно Эд покинул квартиру в одних тапочках, чтобы ответить на этот звонок. Альфонс не находил себе места, вернувшись в гостиную и присев на диван рядом с котёнком... пока Эдвард был внизу. Он ненавидел Уинри. Потому что она была угрозой его хрупкому счастью. Всего лишь вчера он был так рад, когда Эдвард наконец решился доставить ему удовольствие, при том добровольно касаясь его с намерением сделать ему приятно... И Эдвард оправился... теперь они могли быть счастливы... Но стоило Уинри позвонить, как Эдвард тут же встрепенулся... Через долгих десять минут, которые тянулись словно час, дверь открылась, и Эдвард зашёл в квартиру... В гостиную он вернулся с таким лицом... будто впервые за долгое время был похож на себя прежнего, и Альфонс подметил это с болезненной горечью. Эдвард развёл руками и улыбнулся... далеко не из вежливости. — Уинри, угх... она сейчас в поезде, едет сюда со вчерашнего утра. Прибудет уже завтра к восьми... я поеду на вокзал её встречать... — спокойно объяснил Эдвард, и Альфонс гадал, билось ли сердце брата быстрее... в ожидании увидеться с ней... От столь внезапного потрясения вся кровь Альфонса заледенела прямо в жилах. Уинри... ехала в Централ... и это означало... — Думаю, она останется тут на какое-то время... — Эдвард отвёл взгляд, и Альфонс молча проглотил свою озлобленность, уставившись на каминное пламя. После момента неловкой тишины и возобновившегося напряжения Эдвард заговорил вновь. — Пойду спать, мне вставать рано... эм... ночи, Альфонс. Альфонс не смотрел, как он пошёл в коридор. Ему было тяжело смотреть на Эдварда в тот момент... потому что улыбался тот не для него... а для Уинри. Альфонс сморгнул несколько крупных слёз, что скатились по его щекам... его раздирало на части от злости... потому что он не хотел делить Эдварда... ...вообще ни с кем — и тем более не с Уинри.