Спасение

Саймон никогда не страдал от молчания. Молчание было его системным сбоем, и он смирился с тем, что ему было суждено нести этот крест. Все они волокли за собой что-то из прошлого, видоизменяли свои плохие истории в нечто нейтральное и учились жить дальше. Так Саймон был более чем на сто процентов уверен, что показушная смелость и грубость Норт — аналог собственного молчания, ведь они с таким же успехом говорили: я тебе ничего о своем прошлом не расскажу, так что подбирай свои шестеренки и катись подобру-поздорову. Эта отчаянная, почти самоубийственная дерзость ничем не отличалась от смирения, потому что она ни к чему не приводила, она грузом держала их в грязных каютах Иерихона. Их системы включали режим самосохранения — люди назвали бы это эгоизмом, но эгоизм машин позволял им следить за окружающим миром, не давил на окружающих, а лишь возводил стену вокруг прошлого, в котором все они были рабами. Так было до того момента, как появился Маркус — их бог из металлических сплавов, который перековал боль прошлого в желание изменить этот мир к лучшему. Но нужен ли такому богу ангел-хранитель? Саймон не считал себя особенным андроидом, но знал, что он нужен. Нужен особенно, нужен как незаменимый, нужен так молчаливо и так просто, впервые с той поры, как человеческая семья, в которой он работал, перенесла все свои проблемы на плечи Саймона. Отец семейства потерял работу из-за андроидов? Саймон виноват. Жена изменила мужу, потому что он с отчаяния начал занимать деньги и связался с плохой компанией? Тоже вина Саймона. Маленький сын сказал в сердцах, что ему страшно в этом доме? Глупый, глупый андроид, он виноват, виноват снова и снова, как виноват весь его железный народ. Но Саймон ведь не выбирал быть козлом отпущения, он выбрал в итоге просто тихо уйти из дома под взволнованно-желтое мигание диода. Не нужно было быть новейшей операционной системой, чтобы не понять, что эта семья просто перестала в нем нуждаться, но еще есть шанс найти семью новую. И он нашел эту новую семью, которая вот так просто свалилась на них (наверняка с небес) и сказала, что отдых закончился — они идут устраивать революцию. И Саймон всеми циферками в своей механической голове почувствовал: этот андроид не будет искать виноватого, он сам взвалил на себя ношу бога, прекрасно понимая, что атеистов может стать еще больше, чем верующих. Это не было смирением, это была настоящая вера в себя и себе подобных, которая компьютерным вирусом распространилась по их проводам-артериям. «Я буду защищать его, — сказал себе Саймон. — Я буду защищать Маркуса.» Бог часто падал, его идеи не работали — апостолы поджимали губы и говорили, что нужно было поступать иначе. Та же Норт — черт подери, Норт! — могла махнуть рукой на Маркуса после очередного провала. Может, у Саймона просто не было такой программы в механизме рук? Может, он по определению только и мог протянуть их надежной опорой? Как у животных в процессе эволюции отпадают ненужные конечности, так и у Саймона, казалось, выключались те программы, которые превращали руки в объект предательства. Поэтому он их просто протягивал — держись крепче, Маркус, тебе все еще нужно всех нас спасти. Саймон уже чувствовал себя спасенным. Он не просил себе чего-то особенного, ему было достаточно простого принятия со стороны Маркуса, молчаливого разрешения быть рядом и следовать за собой. Сбои в теле Саймона настолько покорежили записанные установки, что отдалили его одновременно и от бездушной машины, и от властного человека. Машина не чувствовала ни к кому привязанности, она была одна, безразличная жестянка с перезаписывающейся памятью. Люди ничем не отличались от ревнивых чудовищ, которые готовы были убить все живое и растерзать даже предмет своего обожания, если он был не с ними. Но Саймон не чувствовал ничего такого. Он не мог даже в мыслях ставить себя для Маркуса выше революции, выше Норт. В этом он был глубоко несчастен, но сама его программа не знала этого, а к постоянному едва слышному жужжанию в голове и конечностях Саймон и так привык и не придавал этому большого значения. Да, Саймон знал себе цену, но настоящая его цена была намного выше. Спрятанная в программных сбоях, она действительно возвышала Саймона до настоящего ангела, которому очень не повезло, что его бог пока что занят расхлебыванием сотен житейских проблем. Любовь — потолок только для людей. Саймон ждал Маркуса выше всех потолков, потому что кто, если не он? «Я буду защищать Маркуса. Буду защищать.»