Я ставлю условия

Гнойный вживую кажется раза в два крупнее. Он большой и нескладный, волосы эти торчат, как будто расчески в жизни не видели. Мирон делает вид, что не удивлен, ну, типа его вообще ничто удивить не может, и пропускает его в квартиру. Гнойный молодец, он вокруг да около не ходит, он сразу к делу. Вздыхает и говорит взволнованно: – Проеби мне баттл. Мирону это слышать пиздец приятно. Он даже глаза прикрывает на секундочку. Охуенно-то как, мама. – О как. Гнойный зассал. – Не зассал. Просто не знаю, чего от тебя ждать. – А хули прыгал на меня тогда, раз не уверен? – Сколько ты хочешь? Смешно, пиздец. Мирон старается особо не ржать, ему все еще интересно, к чему этот странный разговор приведет. – У тебя столько нет, – заявляет и взглядом медленным по всему его телу скользит. – Судя по шмоту – у тебя вообще нисколько нет. – Блять Окси, не еби мне мозги. Я знаю, что ты продаешься, сколько ты хочешь? – Ты думаешь, мне бабки нужны? Я с Ресторатора бабло за баттлы не беру, нахуй мне твои? – То Ресторатор. Он братан. Так сколько? Вот же упрямый хуй. Мирон показушно вздыхает. – Мне вот интересно, где ты бабки брать будешь? Жопу Фаллена, что ли, продашь? В любом случае я не заинтересован. – Блять. Ладно, – Гнойный мнется, на висках у него выступает пот, и он зарывается пальцами в волосы, еще сильнее раскидывая их по голове. – Не бабки, тогда что? И тут Окси переклинивает. Он смотрит на Славу, осознает, что тот стоит в его квартире готовый, кажется, на все, и это просто… – Раздевайся, – говорит он. Гнойный на шаг отступает. Потом улыбается истерично. – Чт… Думаешь, мне зашкварно? Думаешь, я щас плеваться начну и свалю, хлопнув дверью? – Знаю, что не свалишь. Ты ж сам хочешь. Гнойный долго и пристально смотрит на него. Не моргая, вглядывается в глаза. А потом через голову стягивает с себя порядком выцветшую растянутую футболку. За ремень хватается. – Не разгоняйся, Дон Жуан, у меня дела, – спокойно сообщает Окси. – Приеду через час – продолжишь. – И что мне вот так тебя ждать? – Ну хочешь, под одеяло залезь. Окси подходит в три шага. Смотрит на Славу, задрав голову вверх. Скользит взглядом по лицу, потом по шее и спускается вниз, к ключицам, соскам и животу. Слава руки неловко так в карманы джинсов запихивает – тела своего стесняется, не идеальный же. Мирону похуй, если что. Он не знаток мужских торсов, на кубики не залипает, на густую шерсть на груди – тем более. Ладонь кладет на плечо и плавно оглаживает, доводя линию до горла и кадыка. Сжимает шею. Она не тонкая, но в руке смотрится хорошо, Мирон рад, что у Славы там нет татуировок или засосов. Ровная белая шея и кадык, что шевелится всякий раз, когда Слава сглатывает. Надо признать, Гнойный держится хорошо. Явно же коленочки трясутся, но не показывает, только дышит с хрипотцой и в какой-то момент, когда Окси его к себе подтягивает на непростительное расстояние, закрывает глаза. Мирон хочет его поцеловать. Не кайфа, а эксперимента ради. Любопытно ему, что там во рту у этого… Гнойного. Явно не яд, которым он харкается, выплевывая слова. Губы близко – в сантиметре всего. Слава дышать начинает чаще, рот приоткрывает на полосочку – чтобы воздух проходил. Мирон одну руку ему на грудь опускает, вторую оставляет на шее. Еще ближе подходит, носы их соприкасаются, Гнойный, выдыхая, опаляет его щеки жаром. Потом облизывается. Окси хмыкает самодовольно. Слава слышит это и разлепляет веки, глядя на Мирона мутным взглядом. – Ты заебал, – шепчет еле слышно. Мирон подается вперед и аккуратно по его верхней губе языком проводит. Слава будто с цепи срывается. Он губы Мирона своими хватает, руками сжимает голову. Окси ему на шею давит сильнее, отрывая от себя. – Мне по делам надо отъехать, я же сказал. – Я сам щас блять отъеду. В мир иной. Слава падает лицом ему в шею. Жадно носом воздух загребает. У него влажные губы, Мирон чувствует их у себя на коже, ему нравится, как Гнойный дрожит, как его огромное тело становится мягким, оно едва контролируется хозяином. – Жди меня здесь. Он оставляет Славу стоять посреди комнаты и уезжает, не запирая дверь.

***

За час управиться не удается. Когда Мирон возвращается домой, проходит около четырех часов, и Слава сидит на диване с пультом. На нем все еще нет футболки. Поразительно, как у язвительного, хлесткого на слова Гнойного выходит подчиняться его словам, хотя, казалось бы, не особо-то и просил. – Голодный? – спрашивает Мирон, раздеваясь. Гнойный поднимает на него тяжелый взгляд. – Я сюда не есть пришел. – Тебе нужны мои условия? Идем ужинать. Мирон уходит на кухню и вынимает из пакета контейнеры с едой. Готовить долго, а жрать хочется здесь и сейчас. Пара салатиков, второе и печеньки к чаю – хватал то, что было. Вскоре Гнойный материализуется за спиной, осторожно проскальзывает мимо и садится у окна на диванчик. Окси достает приборы и, приземлившись рядом, начинает есть. Если Славе нужно особое приглашение, то пусть идет на хуй. По Гнойному видно – ему кусок в горло не лезет, и он катает оливку по тарелке, бросая на Мирона взгляды. – Ешь. – Не хочу. – А я хочу, так что не пялься на меня. Удается частично наполнить желудок прежде, чем Гнойный придвигается к нему впритык. Полубоком садится, дышит в ухо, губами едва-едва его касаясь. Первая мысль – наорать. Вторая – посмотреть, чем этот беспредел закончится. А еще ему интересно, что у Славы в башке, если он настолько пизданутый и бессмертный? Гнойный трогает его. Притирается к его ноге бедром, елозит губами по шее, мочку уха прикусывает, и все это – с нетерпением, собачьими поскуливаниями и глубоким, тяжелым дыханием. Пока Мирон ест. Пока он накалывает еду на вилку, отправляет в рот и пережевывает. Гнойный трется об него, гладит рукой его бедро, чуть выше положенного поднимаясь и, касаясь пальцами того места, где прощупывается твердеющий член, испуганно замирает. Мирон проглатывает еду, когда Слава кусает кожу у него на горле. Это так… сексуально, кто бы мог подумать? Приходится выпить залпом заранее налитый стакан воды, потом хорошенько промокнуть губы салфеткой и лишь после этого повернуться, встречаясь с Гнойным взглядами. Он на расстоянии одного выдоха – так близко. Пьяное какое-то лицо, взгляд блуждающий, несфокусированный, губы дрожат. Окси Славу за подбородок берет, мягко сжимает. Гнойный тянется к нему, облизывается снова, и Мирон понимает, почему он отказался от еды. Ему хочется другого… – Пойдем в спальню. – Подожди, – даже шепотом говорит с дрожью в голосе. Припадает губами к губами, возит по ним, прихватывает, пытаясь вынудить Мирона открыть рот. Но тот только крепче сжимает челюсть. – Ну ты и сука. Мирону нравится, что тело Славы такое горячее, что он неровно дышит и хватает воздух жадно и голодно. Ему нравится, как Слава припадает к его губам каждый раз, но, не получая ответа, злится, рычит, отыгрывается на его шее, кусая ее и оставляя засосы. Мирону нравится. Пару часов спустя, когда Гнойный эмоционально истощен, когда он истратил запасы оскорблений, слов мольбы и все маты, когда он просто лежит на груди Мирона, выводя узоры пальцем на его рубашке, Окси думает, что ему по душе такие вечера. Спокойные и тихие, наполненные предвкушением секса, а не самим сексом. Это вкуснее, это как мариновать публику перед выходом новых треков – час, неделю, год. Слава готов на все сто процентов, когда Мирон переворачивает его на спину и нависает над ним. – Ты меня опять наебываешь, – шепчет Гнойный, когда губы Мирона снова достаточно близко для поцелуя. – Нет, – Слава хорошо пахнет, Мирон наслаждается этим запахом, пока водит носом по его коже: по щеке, подбородку, шее. Слава дрожит. – Я ставлю условия. Ты терпишь. – Я щас сдохну, – собирается с силами, снова злится, снова подается вперед, прямо к его рту. Окси успевает отстраниться, создать эту дистанцию между ними – она увеличивается с каждой секундой. Одна его нога согнута в колене между ног у Славы, и это помогает ему оттолкнуться, откинуться назад. – Хочу твои губы. Мирон улыбается прямо ему в рот, а потом целует. Это не похоже на нормальный, человеческий поцелуй, и дело не в том, что под ним парень. Слава словно его проглотить хочет. Он борется. Он языком рот Мирона вылизывает, зубами стукается и все время движется, не прекращая. – Так не пойдет, – Окси прижимает его руки к матрасу, сцепив на запястьях пальцами, как наручниками. Слава сопротивляется, ерзает под ним, пока не слышит властное. – Я ставлю условия, забыл? Не двигайся. – Не могу. – Не шевелись. Тебе понравится. Мирон не умеет быть ласковым, нежным, чувственным. Но он вкладывает все это в свою интонацию, и Слава слушается. Он мутными глазами смотрит на Мирона, делает глубокий вдох, а выдыхает медленно. Окси чувствует, как расслабляется его тело. – Я могу целовать тебя до самого утра. – Да. – Столько, сколько захочешь. – Ладно, блять. Давай. Мирон накрывает его губы своими и мягко давит. Слава солоноватый, он вспотел, его измотала эта маленькая борьба, которая происходит. Мирон целует, не разжимая губ, и на секунду отстраняется. Ему хочется Славу распробовать, хочется медленно его смаковать, а не пить большими глотками. Он проводит языком по своим губам. Слава скулит и снова ерзает под ним, но Мирон сжимает его запястья сильнее, подавая знак. Целует глубже. Не слишком, только на несколько миллиметров проникает языком в рот, задевает зубы и в следующую секунду обрывает все. Слава не дышит. Слава не смотрит на него, его глаза закрыты. Мирон подхватывает его верхнюю губу языком, потом зажимает ее зубами и нежно тянет. Он не хочет сделать больно. – Ты жив? – Сомнительно. Реакция Славы на поцелуи настолько потрясающая, что Мирон не хочет спешить. Он хочет дольше и медленнее, и он совсем не понимает, почему вообще занимается этим. Он хотел подразнить Гнойного, посмотреть, как далеко он сможет зайти, и вот где они оказались. Следующий поцелуй глубокий. Все такой же медленный, но настолько глубокий, что Мирон может ощупать рот Славы своим языком. Он жаркий и вкусный, внутри мокро, тесно, очень возбуждает. Гнойный отвечает так же осторожно, подстраивается, хотя его тело все еще изгибается, тянется к Мирону, всячески сопротивляется этой медленной пытке. Мирон дает ему передышку. И себе тоже. Он пытается отдышаться после поцелуя, но вид мокрых Славиных губ сводит его с ума. Нет никакого желания думать, что это такое, обозначать как-то чувство в груди. – Мирон, – у Славы выходит хрипло. Окси освобождает его руки, только чтобы огладить бока, плечи и зарыться пальцами в волосы. Прижать к себе. Слава не рвется больше, хотя его не держат. Он несмело дышит, рассматривая лицо Окси мутным взглядом. Слизывает их общую слюну со своих губ, чем вызывает у Мирона одно конкретное, очень странное желание. Он нависает над Гнойным, опираясь на локоть. Медленно руку к лицу подносит и, застыв на мгновение, погружает указательный палец ему в рот. Слава сначала словно пугается – вздрагивает даже. А после рот открывает шире и уже сам втягивает палец, сжимая его стенками рта так плотно, что у Мирона встает. – Бляяяяяять, – он не может налюбоваться. – Слав, да ты находка. Гнойный не отвечает – его рот занят. Хуйня какая-то происходит. Мирон не может оторвать взгляда. Гнойный, прижимающийся щекой к его обнаженному бедру. Гнойный, потирающийся о его кожу легкой щетиной. Гнойный, несмело прикладывающийся губами к головке члена… Завораживает. Он захватывает пару сантиметров… А через минуту жадно, на всю длину, и Мирона выкручивает, как тряпку. Слава сосет неистово, он словно голодный. Слюна стекает по его губам и капает Мирону на живот, он слышит эти звуки… Прекрасные. Ему хочется назвать прекрасным Гнойного. – Поразительно, как сильно ты хочешь победить, – шепчет Окси и обводит пальцем растянутые на его члене, пухлые красные губы. Они словно созданы для его члена, для того, чтобы скользить по нему вверх и вниз – мучительно медленно. Как Мирон мучил Славу поцелуями, так и Слава мучает Мирона, истязает его, неумело делая первый в жизни (Окси уверен в этом) минет. – Слава, Слава, – Гнойный зажмуривается, слушая звуки своего имени. Мирон зарывается пальцами в мягкие волосы и давит на макушку. Его выгибает от удовольствия. – Ты бойкий и ласковый. Оох, черт. Слава делает вдох носом, крепко закрывает глаза и насаживается полностью, проталкивает член в расслабленную глотку…

***

– Я не понимаю. Удивительно, как им удается найти тихий уголок для перекура, когда вокруг так много людей. Все они кричат от восторга/несправедливости/противоречивых эмоций. Спорят, отмечают, доказывают что-то друг другу. От них несет возбуждением и энергией, запас которой, кажется, не иссякнет никогда. Мирон закуривает и подпирает стену спиной – он устал. – Чего ты не понимаешь? Слава тоже вымотан. Он лохматый, мокрый и раскрасневшийся. Мирон отворачивается – невыносимо на него смотреть. Гнойный тоже закуривает, одолжив у него зажигалку. – То ли ты держишь слово, то ли я и правда настолько пиздат. Окси хмыкает, растягивая губы в легкой улыбке. Хотя, на деле, улыбаться совсем не хочется. – Я не давал тебе слова. – Значит, я настолько пиздат? – Решать тебе. Он разминает шею, потягивается, с удовольствием ловит на себе жадный взгляд. Слава подходит ближе. – Нет, объясни мне. Прошу... Объяснить? Он должен? Нужны ли вообще какие-то разговоры после такого? Он обхватывает Славу рукой за шею, встряхивает легонько. Улыбается ему, чувствуя себя слабым, безвольным, сухим, как выжатая губка. – Наслаждайся победой, – говорит он и давит внутри себя желание поцеловать. Снова. Просто чтобы услышать срывающийся с губ легкий стон. Господи, блять, что происходит? Слава мотает башкой. Упрямый, глупый, как пацан себя ведет, ну какого хера? – Она мне как кость в горле. – Завтра будет иначе. Мирон отпускает его. Отпускает и, обойдя стороной, торопится уйти. Чувствует прожигающий взгляд лопатками, мысленно умоляет себя: быстрее, ну же, вон Рудбой и Марк и несколько свободных машин такси… Все закончилось. Это больше не будет тебя беспокоить. Слава в спину проговаривает его имя.